Анна Данилова - Ужин втроем. Мы так с тобой похожи…

– Где, в гостинице? – вырвался у Норы возглас разочарования: провести весь день в душной гостинице, когда ты находишься в Париже – что может быть нелепее?

– Да нет же, конечно не в гостинице, а, скажем, на пароходе…

– На пароходе?

– Ну да, покатаемся по Сене, уединимся где-нибудь на палубе и ты запишешь мои очередные бредни…

– Скажи, ты пишешь о себе или все выдумываешь на ходу? – она решила все же изредка задавать подобные вопросы, чтобы как-нибудь однажды сбить Соню с толку и вытрясти у нее хотя бы каплю правды.

– Да нет же, говорю, фантазии… Или, если хочешь знать, у меня в голове словно крутится фильм. Понимаешь, я ИХ вижу!

– Кого?

– Ну… интернат, и всех его обитателей, Зохина, Анжелику…

– Ты еще скажи, что у тебя амнезия, и тогда будет в лучших традициях американских бестселлеров… – возмутилась Нора, не поверив ни единому ее слову.

– А как ты думаешь, пишут настоящие писатели? Да если бы все они писали лишь то, что с ними приключилось на самом деле, представь, какая это была бы смурь и тоска!.. Ведь все писатели, в принципе, глубоко неудовлетворенные жизнью люди. Они пишут для того, чтобы как бы ПЕРЕЖИТЬ на своих страницах все то, чего они в реальной жизни никогда не переживут из-за собственной инертности, трусости, осторожности, если хочешь… Вот как я, к примеру… Мои родители подарили мне золотое детство, и это не просто красивые слова… Мы жили в большой квартире на Набережной, они меня баловали, холили, все прощали…

– Они живы?

– Конечно, только переехали в Одессу, там у меня еще жив дедушка… Так вот, наш дом стоял как раз напротив интерната, быть может поэтому мне иногда кажется, что и я жила там, потому что мне часто приходилось играть с интернатовскими девчонками… Они всегда хотели есть, и я приносила им из дома хлеб, варенье, а иногда и приглашала их к себе, чтобы покормить… Но они не такие, как мы, у которых была семья… Об этом я расскажу тебе позже… – Твою подружку звали Л.?

– Это не имеет никакого значения.

– А случай с Анжеликой, это было на самом деле?

– Да, я как раз была на спортивной площадке, когда это случилось… И меня угощали куличом… мои подружки… И вдруг мы услышали крик… Нора, ты можешь включить диктофон… Я готова к тому, чтобы рассказывать дальше… Ведь, сознайся, все, что ты хотела узнать, ты уже узнала… Ты хитрая и умная, мне бы поостеречься от тебя…

Нора достала диктофон и включила его. Соня, откинувшись на спинку плетеного стула, на котором сидела, устремила взгляд своих прозрачных – и ставших при сером свете дня бирюзовыми – глаз куда-то в пространство… Нора ждала, когда же Соня заговорит, но прошла минута, другая, а она все молчала. Она отсутствовала в тот момент, ее не было в кафе за столиком, возможно, она была ТАМ, в своем детстве…

***

Из романа Сони Л.

«Она нравилась Зохину, потому что у нее были красивые волосы, хорошая фигура. За ней бегали все наши парни. За поцелуй Л. брала сладким. Но Зохина она не собиралась целовать. Мы собирались ограбить его, как Бонни и Клайд. Зохин любил смотреть на девочек. И пока он смотрел на полураздетую Л., я смотрела на него с улицы, в окно… Л. должна была сказать, что ей душно и попросить его открыть окно, а потом, для того, чтобы я беспрепятственно влезла в его кабинет, она должна была позвать лечь с собой на диване в приемной, смежной с его кабинетом. разве мы могли тогда знать, что у Анжелики есть запасные ключи от приемной? Да и сам Зохин разве мог предположить, что Л. сама придет к нему вечером и предложит себя? Конечно, все вышло так, как мы и предполагали, я залезла в окно и ключами, которые нашла на письменном столе, открыла сейф и взяла пакет с деньгами. Вернее, я взяла не только пакет, потому что я ведь не могла знать, где именно лежат деньги, а все то, что попалось мне под руку вплоть до коробки с фломастером и папки с документами. Сложив все это добро в мешок, который я сшила в кастелянтской из старой простыни специально для этого случая (поскольку пластиковый пакет бы шуршал и привлек внимание Зохина), я собиралась было уже залезть на подоконник и спрыгнуть на землю, как странные звуки привлекли уже мое внимание. Мы договаривались с Л., что она разденется и просто полежит перед Зохиным, показывая ему то, что он любил больше всего на свете, но когда я, приблизившись к двери, посмотрела в щель, то я чуть не уронила мешок… Он не ограничился рассматриванием Л., он делал с ней то, о чем мы, девчонки, говорили душными весенними ночами в интернатских Постелях, страдая от переполнявших нас чувств и желаний… никогда не видела это прежде наяву, мы видели это в кино, куда сбегали по субботам… Но кино, это кино, а здесь я видела совсем близко от себя нашего директора, крепко вцепившегося руками в ноги Л., он двигался с закрытыми глазами и лицо его, в капельках пота, выражало одновременно и верх наслаждения и муку… Боже, я отдала бы все, чтобы лежать там сейчас вместо Л. … И тогда я поняла, что, как и Л., я влюблена в Зохина, как влюблены в него и все наши девчонки, и что не сейф с деньгами был нам нужен, а сам Зохин с его шлейфом любовных похождений и пристрастий… Зохин был и останется легендой интерната. Я ничего не сказала о Л. Она лежала с широко раскрытыми глазами и, казалось, была удивлена всем тем, что с ней происходило. Но ей это нравилось, ей это безумно нравилось, и тогда вдруг я поняла, что она занимается этим уже не первый раз… Но кто тогда был первым? Зохин или кто-то из наших мальчишек?

Я с трудом сглотнула и чуть не закашлялась, настолько у меня все пересохло в горле, затем на цыпочках подошла к окну и уже через минуту бежала по залитой лунным светом спортивной площадке к спальному корпусу. Я знала, что скоро вернется Л. и все мне расскажет.»

Из дневника Норы И.

«В тот день мы все-таки покатались на пароходе. И не было еще в моей жизни прогулки восхитительнее, чем та, по Сене… Конечно, Соня даже и не вспомнила о диктофоне, она без устали рассказывала мне о своем женихе, Джеймсе Нэше, встреча с которым ей предстояла… Она описывала его внешность, стоя на палубе и облокотясь на перила, и легкий ветерок играл ее пушистыми волосами… Она была молода, красива и таинственна до невозможности. Хотелось повернуть ее к себе и заглянуть в бездонные синие глаза ее, засыпать вопросами и тут же получить все ответы. Значит, я была права, когда думала о том, что Соня не интернатская воспитанница. Конечно же, она воспитывалась в хорошей семье, где был достаток, который и передался ей, возможно, по наследству. Хотя навряд ли ее родители, кем бы они сейчас не были, не смогли бы содержать свою пусть даже и единственную дочку в такой роскоши… Ведь Соня не считала денег. Она наслаждалась жизнью, но и в этом чувствовался болезненный оттенок. Я даже начала подумывать о том, что она больна физически, и потому старается получить перед смертью от жизни все, что только можно. Но потом поняла, что наверно мой мозг устроен таким образом, что просто не может довольствоваться какими-то обычными объяснениями того образа жизни, который вела Соня. Скорее всего, конечно, ее содержал Нэш.