Игорь Сотников - Причины и следствия моего Я

И вот гудок рога и уже все придворные готовы подставить своё плечо королю, чья поступь на плечо придворного, позволяет ему без лишних замешательств оказаться в седле лошади, где его, как стрельца по знаку зодиака, уже ждёт свой королевский лук.

– Сегодня, нас ждёт удача. Я просто чувствую это. – принюхавшись к своей меховой накидке, главный ловчий своим несколько возбужденным видом, заставил короля заподозриться на счёт него и король пропустив через свои ноздри дополнительную порцию воздуха, попытался прочувствовать этот момент, где к его нюхательному неудовольствию ему в нос ударили запахи конских отложений, к которым примешивалось столько всего, что король решив не испытывать судьбу, которая через эту вонь, склоняла его пойти прочь из седла, и покрепче ухватившись одной рукой за лук, а другой за стремя, приготовился отправиться во весь опор вскачь.

Что же касается главного ловчего, то подозрения короля на его счёт, были не столь уж беспочвенны и как только с утра, он выполнил свою миссию по побуждению короля к действию, то по выходу из палатки короля, вовсе не присоединился к дружным голоса придворных, приветствующих короля, а соблазненный увещеваниями неких третьих лиц (но как выяснилось позже, не последних, а даже вторых лиц королевства), поддавшись предательскому голосу своего ненасытного желудка, без тени сожаления оставил короля на произвол своих придворных, и в одно мгновение оказался у другой палатки, где готовился стол для встречи усталых охотников.

Что и говорить, исходящий из этой палатки запах, не просто сводил с ума всякого не потерявшего обоняние, но и разил их наповал, что естественно не могло быть спокойно воспринято главным ловчим, уже приготовившимся сразиться со стоящей на здешнем посту стражей, но к большому огорчению главного ловчего, местная стража, не в пример страже у королевской палатки, была откормлено крепка, что сводило бы на нет, его любые потуги, если бы он вдруг решился прорваться к столу.

Но главного ловчего уже здесь ждали и не успел он омрачиться всеми исходящими запахами, как незаметно для любого невнимательного взгляда, выглянувшая из-за широких плеч стражи женская фигура, поманила пальчиком главного ловчего, который заметив этот знак внимания, как в первую очередь рыцарь, для которого всякое желание дамы закон (надо признаться и со всей откровенностью заявить, что главный ловчий, никогда не отказывал себе и самой обладательнице пальчика, в удовольствие ответить на этот её призыв) и он уже было приготовился сцепиться с хмурого вида стражником, как к его удивлению, тот видимо уколотый в спину всё тем же пальчиком, потерял всю свою хмурость и пропустил главного ловчего через себя.

Ну, а что произошло там, в глубине темноты палатки, то, не смотря, на всю кипящую во мне страсть и желание поделиться, всем тем не увиденным, но очень живо представляемым мною, то я также как и главный ловчий, не чуждый рыцарской учтивости, имея что и он ту же претензию, закрою забрало и предоставлю своё слово уже вашей учтивости, которая со своей свойственностью, сможет в своих подробностях, всё рассказать каждому внимающей ей интеллекту. В свою очередь главный ловчий, испытав всё то, что ему было суждено испытать, прикрыв под поясом, наполненную средством взаимопонимания фляжку, с довольным видом быстро преодолел расстояние от этой палатки до короля, который было вдруг спохватившись, хотел спросить: «А где главный ловчий?», как выглянувшая из-за его спины довольная рожа главного ловчего, тут же укорила его.

– Вперёд! А-ту, его! —неожиданно для всех, вдруг звучно заорал главный ловчий и взбудораженные подданные, сам король, а ещё больше лошади, в одно это звучное мгновение, в спохватились и понеслись вскачь. И если кто спохватился верно, за стремя, то, тот удержался в седле, ну а те, кто спохватился за нечто другое, как например, за воображаемые телеса своей мадам де Тужур, то их призывно ждала грязная оземь, куда они, не удержавшись в седле, были в одно мгновение и отправлены вскачь.

На что король, конечно же, хотел выразить своё возмущение, но резвость его перепуганного коня, не то что не позволяла ему как-то там говорить, а она вообще, к полному недоумению или вернее сказать, к полнейшей осадочности в седле короля, лишила его полной самостоятельности принятия решений, отчего он от страха, не мог вымолвить и слова (в общем, заставила почувствовать себя обычным, в подчиненном положении, просто ездовым человеком).

А всё этот, безумный главный ловчий, который в своих поступках совершенно не знал удержу, что естественно уже не способствовало удержу, несущихся во весь опор коней, как короля, так и уже начавших отставать от него, как оказывается, не таких уж и верноподданных. Что, наверное, всё же имеет свое естественное объяснение. Ведь лучшие лошади находятся под седлом короля и его главного ловчего, а значит, место подданных всегда позади них, но с другой стороны, когда дело касается королевских особ, то в этом случае, логика существования простых вещей, разбивается о свою логичность носителя королевской крови, считающего, что подданный, только в том случае будет считаться верноподданным, если он сумеет вывернуться так, что одновременно всегда будет находиться позади короля, и в тоже самое время, своей грудью встречая опасность, оберегать его стоя впереди. Так что в данном случае, только главный ловчий, мог соответствовать этому высокому званию верноподданного, правда слишком ретивого и внушающего опаску, верноподданного.

– Врёшь, не уйдёшь! – продолжал орать и безумствовать главный ловчий, вынуждая короля, раз за разом, в страхе проглатывать наслоение слюней, время от времени грозивших перелиться через свои естественные препоны, губы.

– Кто, кого, ко? —подпрыгивая на седле, король не понимая, кто там при такой их скорости сможет уйти, попытался согласовать со своей тряской своё мыслевыражение, вылившееся в такое, в зуб ногой отскакивание.

– Готовь лук и стрелы, сейчас мы эту собаку поймаем! – последовавший угрожающий крик главного ловчего, ещё больше смутил короля, совершенно не собиравшегося охотиться на каких либо и даже породистых собак (-Не пристало королю питаться собачатиной и в случае крайней нужды, голода, и то, он только до голубей и пирожных опустится, -в короле взыграла его королевская гордость и кровь.). Но безумный вид главного ловчего, определенно внушал беспокойство и король, дабы не будить лихо, пока оно тихо, ухватился за лук и стрелы, и приготовился, если что, пустить стрелу в спину этому опасному ловчему.

– Вон, она! – вновь заорал ловчий, рукой указывая куда-то в чащу леса, в которой королю кроме чащи, так ничего и не увиделось.