Владимир Гамаюн - Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях

Бартер, рыбу на селёдку, неплохая сделка в наших условиях, и мы принимаемся за дегустацию божественного, ещё советского «Жигулёвского» напитка. Потом Борька приезжал ещё пару раз, но брал только по две бочки, сказав при этом, что у него есть чем догрузить лодку, и погнал лодку не в сторону Магадана, а к устью Оксы, и надо быть полным дураком, чтобы не понять, зачем он туда подался, ведь там вовсю шла на нерест горбуша.

По некоторым причинам, нам с Серёгой пришлось под самую осень уехать с острова, и Борьку мы больше не видали. Прощай так полюбившийся нам остров нашего везения, наш Ноев ковчег и наш Эдем, мы оставляем здесь частичку нашего сердца и будем всегда помнить о тебе, как о подарке судьбы.

Пока в ожидании расчёта мы куролесили в Армани, многое произошло на том отрезке нашей жизни, и было и хорошее, и не очень, и мы понимали, что жизнь не может быть вечно в одних светлых тонах, как и не может быть вечно в чёрных тонах неудач, горя, болезней и просто жизненной невезухи. Но всё это уже у нас позади, и мы с Серым смотрим в будущее со вновь вспыхнувшей надеждой и оптимизмом. И да будет хорошо нам, да будет хорошо всем, давайте, люди, жить только на светлой стороне нашего бытия!

Пространства столь велики, слюна бежит. А я побывал только у подножия Джугджурского хребта на Аллах-Юне, да в Охотском море на своём любимом строве Недоразумения. И если не считать Якутской тайги, Ленских Сангар, то это значит, что почти ничего и не видел. А жаль, а век наш так короток! Вперёд на Колыму!

И вот опять Магадан, опять бич-вокзал, опять на коленях карта Магаданской области с рекой Колымой и посёлком Синегорье на ней, магнитом манящими к себе, и если перед нами не стоит вопрос: «Быть или не быть?», то вопрос ехать или не ехать, уже решён.

Когда до отбытия нашего дилижанса по проложенному нами курсу оставалось совсем немного времени, мы встретили нашу островную бригаду хохлов, из-за которых мы и уехали с острова. Невозможно работать с людьми, для которых главное в жизни – деньги, которые, кроме скандалов со своими прибывшими тоже за карбованцами жинками, не видели ни моря, ни красоты острова; они были жадными моральными уродами, готовыми за грош продать любого, наверное, даже собственную мать.

Их выгнали, выпнули как не оправдавших высокого доверия начальства, ну а если проще, то мы не зарабатывали тех больших денег, которые нам платили, и поэтому нужно было делиться с начальством, то есть с прорабом, а вот с кем он делился – не наше дело

Пока мы с Серым работали с ними, мы, понимая суть дела и всю эту строительную афёру, заставляли хохлов ежемесячно выделять от бригады энную сумму для руки, «хлеб дарующей». Но после нашего отъезда они с облегчением вздохнули и гордо заявили привезшему зарплату прорабу и надеявшемуся на очередную мзду, что «ци гроши зароблены ими в поте лица», и никому ничего они не должны.

Тот согласно кивнул головой и велел прекратить переводить стройматериал и срочно приехать в Армань за трудовыми книжками, и ещё пообещал удержать за плохо и неправильно построенные гараж, контору, и удержать за проживание в бараке. Вот так и вышло, что жадность не только фраеров губит, но и оборзевших хохлов, которые хуже любого фраера.

Нужно было бы хорошенько побить их на дорожку, как раньше на острове, но уж больно жалостливо они выглядели. Последний вокзальный бомж рядом с ними выглядел, как Лондонский денди.

Нет, не тех Моисей сорок лет водил по пустыне, уча уму разуму, вот этих нужно было, а то вон чего они с Украиной сотворили, ну да бог им судья, но многим военный трибунал был бы в самый раз.

Колыма, нас зовёт Колыма

Нас ждала Колыма, Синегорье, новые впечатления и приключения, и мы, уточнив расписание автобусов, решили нанести прощальный визит нашему магаданскому другу Борьке, зачем и отправились в каменный карьер. Как и всегда, его дома не было, но сестрёнка с матушкой сказали, что он только что приехал, занёс рыбу, оружие и снасти и пошёл за моторами, так что сейчас он должен заявиться. Идти к нему вниз к лодке мы поленились, уж больно там берег крутой, поэтому открыв по бутылочке пива, ловили кайф, попивая пивко и ожидая хозяина.

Тут за окном, сквозь занавески было видно, как промелькнули какие-то фигуры, потом в сенях раздался топот, дверь распахнулась от удара ноги, и в комнату ввалились три мордоворота, один из которых держал в руке пистолет, а два других хлыща размахивали ножами и у каждого из них был на руке кастет. Дело серьёзное, и вооружены они не хило, заорав на нас Серым, чтоб мы сидели и не дёргались, двое из них стали по сторонам двери, а хрен с пистолем уселся за стол, погрозил нам стволом и направил его на дверь.

Но вот послышались шаги, и за окном промелькнула фигура Бориса с мотором на плечах, а мы так и не смогли придумать, как его предупредить, но напряглись и приготовились к бою, и что-то подсказывало нам, что эти урки припёрлись не убивать, а просто попугать, потому что убийцы средь бела дня себя так не ведут. Не знали мы только того, что о «гостях» Боря уже знает от местной шпаны и что пацанята уже рванули по домам за братьями и отцами. Нам с Серым нужно было вырубить главшпана с пушкой, а тяжёлые табуретки под нашими задницами лучшее оружие и пострашней ножа.

Тут входит Боря с мотором на плечах (который он никогда в жизни не заносил в комнату), тут и нарисовались прямо перед ним, как два чёртика из коробочки, «пугальщики» с ножичками, да прямо под Борькин «Вихрь», который, кажется, с хрустом опустился на их головы, поскольку они рядышком и стояли. Пока бандит с пушкой в растерянности мотал своим стволом, целясь то в Борьку, то в своих подельников, два качественных, крепких табурета прилетели ему, один – в голову, другой – в правое плечо, отчего пистоль прыгнул куда-то под диван, а сам стрелок волчком закрутился на полу, что-то мыча. Всё произошло почти молниеносно, а Борька сделал шаг назад, и у него в руках оказался его дробовик, он, как всегда, стоял в сенях в уголке, заботливо прикрытый от посторонних глаз широкой доской, но о том, что он не заряжен никто, конечно, не знал.

Мы привели бедолаг в сознание пинками и кулаками, и при этом совесть моя молчала, хотя это и было против моих жизненных принципов, наоборот, я почувствовал себя педагогом. А у калитки в это время волновалась толпа серьёзных мужчин и крепких парней, знавших друг друга с детского сада. Им мы налётчиков не отдали (убить могут), а, переведя их через дорогу, ведущую в морской порт, столкнули с обрыва вниз, жаль только что до воды они не долетели, холодная ванна им не помешала бы.

Борька давно ожидал чего-то подобного. Дело в том, что он не умел уступать наглецам и пятится назад, и это многим не нравилось, и сейчас пришла пора принимать меры, потому что одним «наездом» дело не ограничится. Ни для кого не секрет, что Магадан, как и любой город, поделен бандитами на районы, где у каждой банды свои интересы, поделено всё: и предприятия, и торговля, и золотые прииски, и рыбные промыслы. И если сняли фильм «Бандитский «Петербург», то почему бы не снять фильм про умытый кровью «Бандитский Магадан»? ГУЛАГ, зеки, золото, кровь и трупы, трупы, трупы, они были, есть и будут.