Света Нахимберг - Жизнь в кавычках. Роман

Во время артподготовки их контузило близкими взрывами, из ушей и носа шла кровь, в ушах стоял звон, они не могли даже говорить друг с другом. Танки начали «расчищать» выстрелами себе путь, Хаим посмотрел на командира взвода и удивился: у того волосы стали седыми: он видел надвигающиеся танки. Когда танки обстреливали их окопы, осколок снаряда попал в позвоночник Хаима, но он узнал об этом только в госпитале от Шурочки, которая не дала его живого похоронить. Они вдвоём с другом – молдаванином остались в живых, «еж» спас им жизнь, иначе танки просто раздавили бы их. Эти воспоминания пришли только тогда, когда Хаим начал обретать органы чувств, ведь из всех признаков жизни у него оставалось только работающее сердце. Эти воспоминания бередили его душу: у него на руках умерла та женщина, которая спасла ему Жизнь. Теперь ему надо воевать за троих: за Шурочку, за малыша и за себя. Он часто писал домой письма, но ни слова о Шурочке и не родившемся ребёночке, не хотел расстраивать родных.

В Березниках Дора и Натан работали, как всегда. Дора уже привыкла к такой тяжелой работе. Она даже иногда по выходным ходила в город (они жили на окраине) на танцевальную площадку, правда об этом она предупреждала только родителей, чтобы Сонечка не испытывала своей ущербности: протезы ей заказали в областном госпитале, но ждать их придётся долго. С фронта приходило много бойцов, потерявших на фронте ноги, руки, им были необходимы протезы, поэтому на получение была большая очередь. Натан тоже привык работать по сменам, он никогда не забывал свою Хаечку и красавицу Сонечку, которая осталась без ног. Он с болью в сердце заходил в сектор «детский», разговаривал с Сонечкой, приносил ей новые книги, которые он брал в библиотеке при шахте. Соня много читала, за текстом она забывалась, вникая в сюжет книг, ей это очень нравилось. Хая готовила пищу, ходила на рынок и отоваривала карточки в пунктах выдачи продуктов: это были мизерные количества. Сонечке тоже дали карточки, но на них можно получить в два раза меньше продуктов – это была не рабочая карточка, а карточка инвалида, а ведь она стала инвалидом на работе, даже не на простой работе, а на «трудовом фронте». Хая считала это несправедливым. Но ходить по инстанциям никто из них не хотел, там сидели одни бюрократы, и их было не пронять никакой бедой. Дора на танцах познакомилась с очень приличным мужчиной: он так умело танцевал и держал партнёршу, что в его руках Дора была защищена и спокойна. Он даже провожал её до «дома», по дороге они рассказывали друг другу о себе, им было интересно вместе. Его звали Исаак, он был беглым румыном: ещё до оккупации Румынии фашистами он проник через границу и бежал подальше от фронта – он не был трусом, он просто не хотел воевать против СССР.

Его документы долго проверяли, всё это время держали в спец. заведении, где находились и поволжские немцы, которых во время начала войны репатриировали из-под Энгельса, но бежали они налегке, им ничего не дали вывезти, только то, что смогли унести в руках. Когда пришло решение о том, что Исаак не опасен нашей Стране, его выпустили «на вольные хлеба». Он был грамотным человеком, получил очень престижное образование в Румынии, это ему пригодилось при устройстве на работу. Он оказался незаменимым начальником отдела труда и зарплаты. У Доры не было никакого образования, она рассказывала ему о болезни отца, о том, что надо было зарабатывать деньги на лекарства папе, она так нежно говорила о нём, что Исаак понял, какая она добрая девушка. Через некоторое время Исаак попросил познакомить его с родителями Доры лично. Он хотел попросить руки её у родителей так, как положено. Он всегда одевался элегантно, как это ему удавалось, оставалось тайной. Он был несколько старше Доры, но им было хорошо вместе, они понимали друг друга – это самое главное. Исаак пришел в их убогое жилище настоящим королём: на нем был красивый светлый пиджак, тёмные брюки, коричневые туфли и белоснежная сорочка с галстуком. Натан и Хая радушно приняли его, он рассказал им о себе, о том, что он очень любит Дору и хотел бы сделать её счастливой. Он вынул из кармана бархатную коробочку и спросил у Доры: «Ты выйдешь за меня замуж?» Дора зарделась от неожиданности: он говорил ей только познакомить его с родителями и ни слова о замужестве. Натан и Хая радостно смотрели на неё, а она смотрела на родителей и ждала их поддержки. Они оба улыбались и наклонили головы в знак согласия. Исаак надел перстень на палец Доры и сказал: «Теперь мы с тобой обручены! Будем готовиться к свадьбе?» «Да, Исаак!» Соня не могла видеть этого сватовства, она была в «детском отсеке» и плакала от радости за сестру. «Может и ко мне когда-то придёт такой же добрый человек и попросит выйти за него замуж» – думала она. Свадьбу назначили на осень. Хая помогала Доре готовить приданное, оно не было таким роскошным, как у самой Хаи – времена были голодные и суровые, не до роскоши.

В один из осенних дней Натан как всегда пошел на работу, Хая, по заведенному порядку, отнесла ему обед, сделала укол. Через день, когда смена Натана уже закончилась, пришла его сменщица, она так просила Натана задержаться до прихода состава и запустить его на территорию, потому что ей срочно надо было забрать у дочери внука: ту неожиданно вызвали на работу, а ребёнка не с кем было оставить. Натан очень устал за эту смену, но женщина так умоляла его помочь ей, что Натан согласился задержаться. Поблагодарив Натана, женщина бегом побежала за внуком. Приближалось время прихода состава, Натан открыл замок на воротах, решил отодвинуть одну створку на небольшое расстояние, чтобы быстрее пропустить состав, но створка ворот застряла на половине между рельсами и не двигалась дальше: поднять эту тяжелую чугунную створку Натан не мог, а состав уже приближался. Натан открыл вторую половину, а первая так и оставалась на рельсах: паровоз, спешивший на шахту, не останавливаясь всей своей массой ударил по створке, за которой стоял Натан: он почувствовал очень сильный удар, по всему туловищу разливалась смертельная боль, он понял, что это его последние минуты на этом свете. Он рухнул рядом с воротами. Прибежала сменщица со своим внуком, она увидела Натана, подошла к нему, но он уже не дышал…

К Хае боялись идти с таким чудовищным известием, нашлись несколько человек, которые вызвали машину и увезли Натана в Гор больницу в морг. Оттуда они же пошли к Хае. Она, увидев их лица, поняла, что случилась беда, ещё одна беда в их и так поредевшей семье, она ничего не спрашивала, пришедшие шахтёры рассказали ей, что случилось с Натаном. Хая смотрела на них и не видела, она слушала их и не слышала, она ничего не чувствовала: она умерла вместе со своим любимым мужем. Те, кто пришел, растерялись, глядя на неё и не знали, что им делать, они молча по одному выходили из комнаты, сминая в руках свои фуражки, некоторые, кто близко знал Натана, вынимали платки из карманов и вытирали скупые мужские слёзы: им было искренне жаль и Натана, и Хаю. Как будет жить теперь эта женщина с дочерью – инвалидом, одна надежда, это её сын, но война ещё не закончилась и не известно, вернётся ли он живым и здоровым. Хая долго не заходила в «детский сектор» комнаты, она не могла найти слова, чтобы сказать Сонечке, что её папы, которого она так любила, больше нет. Когда пришла Дора, Хая сидела в своей «комнате» и молчала. Дора не узнала свою маму: голова её стала совсем седой, на лице была печать такого глубокого горя, что Дора боялась спросить её: «Кто?» Она осмотрелась и увидела, что нет вещей отца, а он сегодня должен был прийти со смены, и Дора всё поняла, она так запричитала, говорила какие-то слова, но это горе нельзя выразить словами. Хая сидела окаменевшая, она не могла произнести ни слова, как будто боялась разбудить Натана: «Он ведь пришел с работы, очень устал и лёг спать, надо тихо себя вести, чтобы не потревожить его сон». Хая сама была как будто во сне и всё это происходило не с ней. Она покрыла голову платком, положила на колени талмуд и стала читать молитвы, раскачиваясь из стороны в сторону, она долго так сидела и читала, а Дора села рядом с ней, обняла её, и они вдвоём раскачивались, как единое целое: их объединяла случившаяся беда. На опознание Натана Хаю не пригласили: те, кто привёз его тело, подтвердили, что это Натан. По всем канонам религии, Натана надлежало захоронить в тот же день, в той одежде, в какой он погиб. Был выполнен обряд очищения и омовения: это был очень сложный обряд, а синагоги в этом городе не было, еле-еле собрали несколько мужчин, чтобы они под руководством Исаака (а он знал, как это осуществляется – он был из семьи румынских евреев) делали всё, что надлежало выполнить. Все мелочи были учтены, чтобы Натан предстал перед Господом чистым – при жизни он был очень добропорядочным семьянином, делил с Хаей все беды и ожидания. Исаак и несколько мужчин после церемонии прощания с семьёй вынесли гроб, покрытый чёрной тканью, ногами покойного вперёд, как того требовала церемония, поставили гроб на машину и повезли его для погребения. До того, как Натана увезли, Хая была, как в угаре: все события с трудом воспринимала, только когда, не закрытый на уровне головы Натана, гроб поставили для прощания, она увидела белое лицо её Натана. Она начала понимать, что это последние мгновения, когда она видит своего любимого мужа. Её охватила волна рыданий, она обнимала гроб и молила Господа принять её мужа, благодарила Натана за его Любовь к ней и просила, сквозь слёзы, прощения за то, что она не почувствовала приближения такой беды. Она должна была это предвидеть, уберечь его, но… на всё воля Господа. Дора и Соня тоже плакали и просили прощения у папы: женщин на кладбище по обычаю не брали, поэтому они остались втроём, сидели и оплакивали Натана. Во время омовения тела Натана они, как и положено по обычаю, сделали разрывы верхних одежд: Хая – длиной 10см, девочки сделали разрывы с левой стороны верхней одежды. Они прикрыли эти разрывы и ходили с ними 7 дней – так было указано в церемонии. Исаак ещё до захода солнца приехал с кладбища и рассказал, где погребён Натан: поскольку в городе не было отдельного еврейского кладбища, его разрешили похоронить у заборчика, не далеко от входа. Он сказал Доре, что со свадьбой надо будет повременить, он не отказывается от своего предложения – может, это было и некстати, но он должен был хоть как-то поддержать Дору. От Хаима приходили письма, но Хая не сообщала ему о том, что у него нет больше любившего его отца. Когда образовали комиссию по расследованию гибели Натана, оказалось, что тот же самый машинист паровоза, который лишил Соню ног, был и в этот раз на паровозе, которым зашибли до смерти Натана: такое трагическое совпадение…