Сергей Майер - Боренька. Одна судьба, две семьи, две трагедии (основано на реальных событиях)

Андрей Михайлович был рад, что Вадим стал не просто другом и коллегой, Михалыч уже спал и видел, что Вадим и Вета поженятся. Да и Вадим понимал, что эта встреча не случайна.

Отец Вадима, Виктор Петрович, был приятно удивлён, что у сына, наконец, появилась постоянная девушка, и что они встречаются. Но был немного огорчён, что сын отдалился от него, понимая и надеясь, что это серьёзно, и мечтал о внуке

*** *** ***

Алевтина Геннадьевна работала каждый день, и каждый день наблюдала за Боренькой. Скоро ему должно исполниться полгода. Она приходила в своё личное от работы время в ясельную группу, и занималась с детьми, как и другие воспитатели детдома. Но Боренька был очень красивым мальчиком. Алевтина Геннадьевна всегда смотрела на него, и видела те же глаза, такие, как у Лены. Боренька для неё был отрадой.

Бывало, в детдом приходил Юра, чаще один, но бывало, и с Катей. Приносил сладости детям. Но они всегда смотрели этим тяжёлым взглядом, который спрашивал: ты заберёшь меня? Это его пугало, даже взгляд племянника ему казался таким тяжёлым, когда он уходил из этого учреждения. Ему казалось, что эти сотни глаз говорили ему: мы обречены.

Действительно. Все дети обречены, только каждый по-своему. Кто-то рождается в богатой семье, кто-то в нищете, а бывает, что ребёнок обречён быть сиротой. И с каждым годом таких детей становится больше. Всё больше и больше. Прямая прогрессия. Никто не волен родиться там, где захочется. И никто не волен умереть, когда захочется.

Алевтина Геннадьевна заболела. Это случается с каждым. Но возраст всегда сказывает хронические симптомы заболеваний. Множество стрессов, нервное напряжение, беспокойство, и нагрузка на сердце обеспечена. Алевтину Геннадьевну увезли прямо с рабочего места в карете Скорой Помощи. Её определили в палату интенсивной терапии, и вот уже целую неделю она лежала с капельницами и таблетками.

И самым частым гостем Алевтины Геннадьевны стал Юра. В его глазах читался испуг. Именно испуг, что Алевтина Геннадьевна может уже не встать. Он думал, но всё время отгонял мысли, что родной племянник останется в детдоме, и никто из родных ему не поможет. Но он решился. И в одном из многочисленных визитов через огромное стеснение завёл разговор с Алевтиной Геннадьевной о тревожащей его проблеме.

– Алевтина Геннадьевна…

– Да, Юра? Ты что-то хотел спросить?

– Не совсем… Я боюсь

– Чего ты боишься, сынок? – умоляюще смотрела она на племянника.

– Мне стыдно. Мне стыдно признаться, но я боюсь за Бореньку. Я хотел бы стать для него опекуном, но боюсь. Боюсь, что не смогу…

– Юра. Сынок. Я не собираюсь умирать. По крайней мере, я всё равно буду с ним, даже если меня не будет. – Алевтина Геннадьевна посмотрела в лицо племянника. Тот был совершенно серьёзен, но её слова отразили в его глазах то ли ужас, то ли сильное удивление с непониманием.

– Не говорите так, – почти дрожащим голосом сказал Юра, – я имел в виду совсем другое.

– Юра. Пойми, я умру. Нет, не сейчас, не завтра, вообще. Понимаешь? Никто не вечен.

– Что вы имеете в виду?

– Ничто не вечно под Луной. Кто-то рождается, кто-то умирает, это круговорот. Только нити переплетаются, словно пряжа. Юра, не надо ничего делать. Каждому дано испытание, искушение и искупление. Только каждый видит это всё по-своему. Ты хороший парень. Знаешь, у меня вчера был юрист.

– Юрист? Зачем?

– Я написала завещание. Что я такая-то, находясь в твёрдой памяти и трезвом уме, я написала о праве наследования своей квартирой – вам.

– Кому, «вам»?

– Ну что ты, как не родной? Тебе и Кате. Но…

– Что-то не так?

– Я прошу тебя, если меня не станет…

– Алевтина Геннадьевна! – у Юры брызнули слёзы, он прильнул к ней на грудь, – не надо, не надо, прошу вас, не говорите так!

– Ну, что ты как маленький, – тихо отвечала Алевтина Геннадьевна, – успокойся, успокойся.

Через несколько минут после слезливой сцены, Алевтина Геннадьевна довольно сухо сказала:

– Послушай, Юра. Я прекрасно тебя понимаю. Не перебивай, не надо. Я понимаю, что ты не готов стать опекуном для Бореньки. Ты просто пойми. Я не хочу тебя обременять. Я просто тебя прошу, присматривай за Боренькой. Я не прошу тебя ему помогать, просто помни, что он есть. Если его усыновят, дай Бог, чтобы так было, в хорошую семью, просто не теряй его. Он вырастит и всё поймёт. Ну, а если нет, когда он подрастёт, пропиши его в мою квартиру. Я хочу это. И это моя последняя просьба.

– Алевтина Геннадьевна. Будет вам. Я вас понял, и обязательно всё сделаю. Только зачем это говорить и делать прямо сейчас?

– Юра, ты вроде современный человек, а живёшь в каменном веке. Сейчас всё делают заранее. Даже землю на кладбище покупают загодя. О будущем надо думать. Если ты думаешь, что я собралась умирать, то вот тебе! – Алевтина Геннадьевна резко дёрнула правой рукой со сжатым в кулаке кукишем.

Юрий уже совсем пришёл в себя, и увидел в тёте ту бойкую и почтенную женщину, которой всегда восхищался. И, пообещав, что исполнит её устное завещание, не говоря о нотариально заверенном, со спокойной душой отправился по делам.

*** *** ***

Алевтина Геннадьевна поправилась довольно быстро, но три недели не пролетели без следа. Она вышла на работу и увидела, что часть детей забрали в семьи, но и новые дети появились. Главное, что Боренька был рядом. Он рос. Он действительно был очень красивым мальчиком. Он уже начал произносить звуки, слоги. Ему уже исполнился год.

Каждый раз Алевтина Геннадьевна смотрела на него и видела дочь: эти глаза, подбородок, ушки. А волосы, что волосы? У детей цвет волос меняется с возрастом. Бывает, родился светлым, а потом темнеют, а бывает и наоборот.

Она работала, как и все, забывая о самой себе. Она была полноправным членом большой дружной семьи Приюта малюток, и в Алевтине Геннадьевне нуждались. Такой стаж работы с детьми был почти в центре всеобщей любви и уважения. Это был пример для воспитателей, почти идеал. Её обожают дети, и она их любит, как своих.

Алевтина Геннадьевна мало находилась дома. А если и была, то к ней всегда кто-нибудь придёт: то племянники, то соседка. Хоть у неё почти пусто в холодильнике, чаем она всегда угостит, да с вареньем.

*** *** ***

– Катя, ну пожалуйста, прекрати меня мучить вопросами!

– Ну, я не такая умная как вы, Семён Аркадьевич. Ну, кому отнести тогда флешку? Если у нас менты такие продажные?

– Ну, все не могут быть продажными. Но, я, правда, не знаю! Я же говорил тебе тогда, не лезь, не лезь, девочка! А теперь… Вот скажи мне, как теперь жить, зная, что какой-то мент добил ни в чём невинного человека до смерти, тем более, что он помог потерпевшей…

– Потерпевшей, – тихо повторила следом за доктором Катя. – Точно, потерпевшей. Семён Аркадьевич, а как нам её найти? Ведь она могла бы нам рассказать о картине происшествия?