Александр Барбаросса - Эффект преломления, или парижская история

– Не волнуйся, здесь все образуется, хотя нам и приходится уезжать!

– Я не переживаю за нас, мы справимся. А вот как сложится у вас там?

При этом все постоянно озирались, опасаясь портовых воров и карманников, которых тут крутилось предостаточно. Толпу можно было разделить и по сословным признакам. Люди состоятельные выделялись добротными костюмами и огромными дорогими чемоданами. Они с опаской поглядывали вокруг на всех, кто к ним приближался, явно мечтая, чтобы оставшийся час поскорее прошел, а вместе с ним и эта давка на причале. Бедняки держали в руках маленькие потертые саквояжи с самым необходимым, не решаясь поставить их на землю. Среди всех этих людей сновали жандармы, внимательно вглядываясь в толпу и высматривая нарушения правопорядка. Несмотря на разноликость народа, собравшегося на берегу перед огромным океанским лайнером, несмотря на веселые взрывы смеха, раздававшиеся повсюду, гул толпы оставался тревожным. И, как знать, может быть не так уж и легко смотрели в будущее те смеющиеся люди, пряча за показным смехом свой страх перед неизвестным будущим?

Стройная темноволосая девушка в элегантном платье цвета молочного шоколада в крупных белых горошинах также старалась не выпускать из рук саквояж, время от времени поглядывая вокруг. Она не отводила глаз от палуб лайнера, отрешенно рассматривая корабль, который через два часа увезёт ее из этого кошмара. Устав от постоянного ожидания, она сделала несколько шагов и огляделась. Ее внимание привлек упитанный господин, который постоянно потея то ли от жары, то ли от нервного ожидания, без конца поправлял пенсне и тревожно оглядывался вокруг. Одной рукой он опирался на трость, а левую, с платком, положил на штабель из чемоданов. Рядом с ним суетилась жена, которая беспрестанно одергивала двух мальчиков, не упускавших случая развлечься в толпе. Девушка повернулась в другую сторону. Вокруг гудел человеческий улей, и этот шум уже начинал сводить ее с ума. Может, дойти до бистро и выпить чашечку кофе? Это недолго, и она отдохнет от шума на причале. Было странно видеть красивую двадцатилетнюю девушку среди этого гомона в одиночестве, без сопровождающих или провожающих, но Мари действительно была там одна. Она уже направилась к бистро, но в этот момент мимо нее пробежал мальчишка-цыган, за которым несся тучный жандарм. Окружающие равнодушно наблюдали за погоней, и никто даже не пошевелился, чтобы ему помочь и поймать воришку. Лавируя между людьми, беглец сделал полукруг и снова оказался перед Мари. Он несся прямо на нее и, состроив умоляющую гримасу, протянул ей смятую банкноту, а потом стремительно рванул в сторону. Машинально Мари взяла деньги и зажала их в ладони. Толстяк-жандарм непостижимым образом все-таки догнал цыгана и начал его трясти, но денег не нашел. Тут появилась мать-цыганка и сразу стала громко причитать. Моментально рядом с жандармом возник целый табор других цыганок. Трезво оценив свои шансы на победу, он отпустил ребенка, зло сплюнул и, тяжело дыша, отправился снова наблюдать за порядком. Покричав еще минуты две, женщины в разноцветных платках и юбках двинулись а выходу. Мальчишка указал матери на Мари, шепнул ей что-то и исчез. Цыганка, улыбаясь, подошла к девушке. Вытянув вперед полную руку, увешанную браслетами, она произнесла:

– Бриллиантовая моя, дай руку свою, погадаю, всю правду скажу, ничего не утаю, а ты мне денежку дашь на пропитание детей моих!

Мари сообразила, что это единственный способ быстро отдать им украденные деньги и избавиться от неожиданной проблемы. Она протянула цыганке руку. Гадалка взяла ладонь Мари, взглянула на нее и с изумлением, без улыбки посмотрела ей в глаза. Потом озабоченно поджала губы в раздумье, не выпуская руки девушки из своей. Мари молча ждала предсказания. Наконец, гадалка тихо произнесла:

– Ой, бриллиантовая моя! Ой, золотая моя, какой страшный секрет тревожит твою душу! Вижу, тяжелая тайна у тебя!

Она замолчала на секунду, вглядываясь в линии, и продолжила:

– Ты не волнуйся, драгоценная! Тебе никогда не встретить того, кто узнает твой секрет. Будущее и прошлое пересекаются постоянно, но люди замечают это очень редко. Тот, кто войдет в твое прошлое, сначала должен умыться водой из фонтана Соколлу-паши на Калемегдане в день, когда османы сожгли мощи святого Саввы на Врачаре… А это будет не скоро!

Обнажив белозубую улыбку, цыганка отпустила ладонь Мари, и девушка протянула ей смятую купюру, отданную мальчишкой. Гадалка, все также улыбаясь, забормотала:

– Ой, бриллиантовая моя, благодарю! Счастливой дороги тебе! И помни, ты его никогда не встретишь…

Мари обратила внимание, что, несмотря на улыбку, взгляд цыганки оставался серьезным и озабоченным. Затем женщина отвернулась и растворилась в толчее причала, а Мари, снова вернувшись к своим мыслям, направилась в сторону бистро. Смутное ощущение, что слова цыганки она уже когда-то слышала, возникло и пропало под напором тревожных раздумий о предстоящем плавании.

Расплатившись за ужин, Андрей спустился на лифте и вышел навстречу теплому вечеру, который уже вовсю прогуливался под ручку с белой петербуржской ночью. Усталость давала себя знать, и от прогулки к Новой Голландии Андрей все-таки отказался. Обогнув Казанский сквер, он перешел через канал Грибоедова и двинулся по набережной вправо от Невского. Здесь располагалась кондитерская «Буше», а отказать себе в нескольких пирожных «баваруа» Андрей был не в состоянии. Надо сказать, что ассортимент кондитерских Санкт-Петербурга достоин отдельного разговора. В Москве вас угостят муссами, чизкейками, тирамису, эклерами, слойками и прочими кондитерскими изысками, но парфе и баваруа там не найти. Объяснить это трудно или даже невозможно. Можно предположить, что кондитеры культурной столицы дают торжественную клятву никогда не готовить такие пирожные нигде, кроме Петербурга. Вы будете пробовать и восторгаться сладостями по всему миру, но пирожные из невских кондитерских все равно неспешно, с достоинством встанут на свое заслуженное чемпионское место. Соответственно, пройти мимо кондитерской «Буше» Андрей не мог никак. Затем, уже с небольшой перевязанной лентой коробкой пирожных, он вернулся на Невский и пошел в сторону Александринского театра, откуда было рукой подать до отеля. Остановился Разумовский в бутик-отеле «Росси», который находился в старинном доме номер 55 по набережной Фонтанки. Пару лет назад университетский одногруппник Коля Синицин всячески рекламировал свое пребывание здесь. Андрей прислушался к рекомендациям и с тех пор останавливался только в этом отеле. Ему очень импонировали атмосфера заведения и дружелюбный персонал. Местоположение с точки зрения шаговой доступности Эрмитажа, Русского музея или Исаакиевского собора было идеальным. При этом под окнами не гудела магистраль, чего нельзя сказать, например, о гостиницах на Тверской в Москве. Отель мог похвастаться также лучшим в городе рестораном паназиатской кухни «Фиолет», из окон которого открывается вид на набережную и площадь Ломоносова. Здание и площадь всегда входили в архитектурный ансамбль дореволюционной Театральной улицы, сегодня носящей имя Зодчего Росси. Андрею очень нравилось возвращаться пешком – путь от театра к отелю занимал всего пару минут. Только что ты шел по переполненному людьми Невскому проспекту, но стоило пройти Екатерининским сквером к театру, и ты уже на тихой и невероятно торжественной, благодаря своим классическим пропорциям и подсветке, улице Росси. Иногда вечером Разумовский вставал под арку, объединяющую отель и соседнее здание на полуциркуле площади Ломоносова, и любовался широкой прямой, зажатой между высокими, одинаковыми по форме и окрасу строениями, над которыми высилась вдалеке громада Александринского театра. Гениальному Росси удалось создать невероятно удачный пример завершенности архитектурного ансамбля – комплекс зданий в сочетании с подсветкой всегда производил очень сильное впечатление на зрителя.