Валерий Белолис - Особое чувство. Рассказы, новеллы, зарисовки

А когда ты отложила книгу, начал раздавливать дольки винограда над губами, шеей и соединять образующейся сладкой линией губы и яремную ямку через обострившийся подбородок. Захотелось чертить сладость дальше вниз: груди очерчены концентрическими кругами вокруг напрягающихся сосков, а потом и по ним… одну виноградинку за другой… раздавливал, выливал сок, вел линию… вниз: по животу, по подрагивающему пупку. Повторение языком снизу вверх было слишком вкусным, чтобы я мог остановиться, хоть ты и просила, задыхаясь.

А еще, помнишь?

Ты вытянулась нагая в струнку на гальке ногами прямо в сторону моря. Расслабленная красота твоего тела не отпускала взгляд: казалось специально немного отвернутая от меня головка, закрытые глаза, дразнящие приоткрытые губы, дрожащий немного втянутый живот.

– Ножки раздвинь?

– Зачем?

– Чтобы морю было интересно…

Волны! Шум! Услышало море, обрадовалось.

– Сейчас трусики надену! – пригрозила ты.

Затихло море. Сразу. Испугалось. Спряталось. Только глаз хитрый высунуло, ждет. А ты медленно… ножки, по очереди… вправо, влево… буквально по сантиметру!.. раздвигаешь.

Море застонало, заныло жалобно и протяжно! Как жалко мне его было. Пытка! Ты же от него рядом, но не близко. Даже волной не достанет, даже брызгами. А я ладошку на твой живот положил, пальцами к морю, волосики твои прикрыл, потом сдвинул дальше…

Откатилось море. И небо? И воздух?

Это наша Лягушачья бухта, затаившаяся среди многих других прекрасных бухт Кара-Дага, настоящего крымского вулкана, демонически черного, как будто бы грозного, но такого щедрого и теплого своими тайными бухточками и уголками для нас.

И хорошо, что мы не повторили наш поход туда еще раз. Лучше вряд ли было бы. Так лучше помнить.

– Хватит! – глухой голос Ивана прозвучал освобождением, – дозреет сама…

Казалось, что звук десятков глухих ударов повис в углах обычного подвала городской многоэтажки…

Тяжелое дыхание двух мужчин, журчание какой-то подтекающей трубы и темнота кругом. Только из зарешеченного подвального окошка подсвечивал уличный фонарь, жидко, на излете делая темноту подвала разбавленной. И Иван, и второй – Петр, стояли, отдыхая, и прислушивались, к звукам и возможным движениям внизу. Было тихо. Очень тихо. И тишина казалась липкой, поднимающейся вверх.

– Почему не просто? Между ребер, и все… – тихо проговорил Петр, ощущая привкус крови во рту.

– Так клиент захотел. Не наше это дело.

Петр посмотрел на женское пальто, перекинутое через трубу. На него падал свет с улицы и делал его живым. Дышащим.

– Не надо было пальто с нее снимать, – подумал вслух Петр.

– Замучился бы с ней. Плотная ткань удары гасит. Да и сейчас еще не ясно, – сказал Иван. – Они живучи, как кошки.

По-прежнему, внизу было тихо. Коренастые тени, казалось, застыли, приросли к полу. Когда одна из них решила переставить ногу, послышалось липкое чавкание, словно пол был покрыт чем-то жидким, вязким.

– Она красивая? – спросил Петр. – Я даже не видел ее при свете.

– Зачем тебе? Спать спокойнее будешь.

– Я не об этом. Если красивая, можно было бы трахнуть. Зачем добру пропадать?

– Добру… Ты, Петя, вроде умным считаешься, – Иван закашлялся.

– А что. Трахнули, забили. Все логично.

– Ну, если на нары хочешь, то давай. Еще не поздно.

Иван присел, опять прислушиваясь. Что-то его сдерживало, не давало вдохнуть полной грудью, как это бывало раньше. Ощущение какой-то когтистой дури в сердце давило, скручивало. Оно появилось, когда Ивану показывали её. Она просто шла навстречу, теребя желтый кленовый листок. Мельком взглянула на него, как на встречного прохожего, и этого хватило, чтобы он ее запомнил.

– Так, брат, посвети! – Громко, словно отгоняя сжимающуюся клубящуюся тьму, произнес Иван, и, усмехнувшись, добавил, – сейчас и посмотришь.

Петр вытащил из внутреннего кармана куртки фонарь, направил в темноту под собой.

– Ну? Не работает?

Петр включил фонарь. Нет, крови было немного. Почти не было. Две трубы, большая и маленькая, уходили в пол. Вентили на них, какие-то манометры, счетчики. И лежащее на боку, согнутое вокруг большой трубы неподвижное тело женщины, молодой женщины. Руки были притянуты к лицу и закрывали его до сих пор. А вот ноги… разбросаны, казалось, что напряжены.

Иван, взявшись за плечо, перевернул ее на спину. Голова, руки, распущенные каштановые волосы безвольно упали. Разорванный темно-синий костюм был весь в грязи. Белизна дорогого, почти ничего не скрывающего бюстгальтера ярко отсвечивала, кричала. Изо рта и из уха струилась кровь, стекала на шею. Глаза были полузакрыты и неподвижны. Туфлей на ней не было. Один из них валялся рядом с её ногой, указывающей на Петра, а второй… Петр поискал его светом фонаря.

– Свети сюда!

– Я свечу…

– Красивая, да?

– Красивая.

– Кажется, готова.

– Иван встал.

– Выключай.

– Все?

– Все.

Две тени прошли через раздолбанную дверь без замка в коридор подвала, вышли в сквозной подъезд и через него к строящимся гаражам. Потом промелькнули у ряда киосков и, выйдя на центральную улицу города, сели на остановке в подошедшую маршрутку.

***

Клуб VIP в центре города. В интерьере преобладали два цвета: насыщенный темно-зеленый и кричащий золотой. Несколько играющих столов в трех залах клуба были комфортно удалены друг от друга. В этом зале не было музыки, но можно было курить. Официант сливался со стеной и был почти незаметен. На столе только самое необходимое: коньяк, лимон, мартини, сыр трех сортов, зелень, оливки, фрукты. Фирменные сигары с примесью бергамота подчеркивали вкусовые сочетания, текущие и будущие, и делали разговор двух мужчин неторопливым. Оба любили рыбу и поручили повару приготовить фаршированного карпа, а это почти полчаса ожидания. Обсуждались планы на совместную работу, и только работу. Один из них, Павел – банкир, когда-то принял предложение Олега, в то время теневого бизнесмена, и согласился возглавить практически обанкротившийся банк. С тех пор прошло почти пять лет. Банк выжил, как это было ни странно, а отношения Павла и Олега после этого только улучшились и превратились из деловых в личные, почти дружеские. Павел часто приезжал в загородный дом Олега, где Олег с женой Настей принимали его как родного.

Друзья успели обсудить важные для обоих вопросы кредитования нового большого проекта, потом поговорили о поездке в австрийский Грац на будущей неделе. После чего подали рыбу. Олег давно заметил некоторую печаль в голосе Павла и в наклоне головы.

– Я думаю, что подписи Штренга у нас почти в кармане, – сказал Олег, медленно расставляя ударения, – а ты… смурной какой-то. Не рад?