Ангелина Монич - В поисках точки Gmail. Письма о любви, о сексе и о жизни в промежутках между ними

А малины в этом году было море. Малиновые кусты, купленные пять лет назад по случаю у дороги, были агрессивны и щедры. Они, нещадно вырезаемые каждый год, расползлись далеко за пределы выделенной им территории. За непослушание откупались ягодами, крупными и на редкость сладкими. Собирать их было неохота, ели с куста, остальные падали на землю или оседали в недрах морозилки, если до них добиралась рука изредка приезжающей свекрови. Огород у Маргариты имел название, но не имел вида. В этом году там сидела мята и экзотическая руккола. Вторая была посажена в качестве эксперимента. Когда эксперимент начал цвести желтыми пахучими цветами, его собрали в букет. Укропу и салату всходить было лень. Про любимый всей семьей горох в этом году вообще забыли. Зато еще весной в землю были воткнуты восемь семян кабачков-цуккини и три сетки семенного картофеля. О своей причастности к полевым работам Маргарита периодически не без гордости рассказывала на работе. В итоге рассказы эти городские маргаритины подруги так и окрестили «Вести с полей».

Вспомнив, как утром, на недолгой прогулке по полю, ее любимый годовалый пес с удовольствием поедал желтые головы одуванчиков, Маргарита улыбнулась. «Следующая станция Новослободская».

Сегодня снимали на Союзмультфильме. Возле входа, который только что съел организованную группу младших школьников, Маргариту уже ждали. Оператор Юра и водитель Сергей, завидев Марго, широко заулыбались.

– Слышала прикол? – выпалил Юра, едва Марго с ними поравнялась. – Лев Аронович берет интервью у Льва Абрамовича! Смешно, правда? Аня придумала вчера, когда мы с Додиным разговаривали.

Маргарита посмеялась. Острые на язык ее телевизионные коллеги все время находили повод для шуток. А с оператором Юрием и вовсе была связана масса историй. Дело в том, что Юра носил от рождения фамилию Путин. И всякий раз, когда нужно было аккредитовываться, фамилия эта оказывала на людей магическое действо. Во многих местах группу именно по ней и запоминали надолго, даже если она не появлялась в этом заведении целый год. Когда же в помощь Юрию Путину был определен Сергей Иванов, веселья стало еще больше.

– Пошли, работнички, – по-дружески сказала Марго и открыла тяжелую дверь.

При входе в тесное фойе оказалась вертушка, какие обычно ставят для сдерживания посетительского пыла при предъявлении пропусков. Причем в данной конструкции народ входил и выходил в один и тот же отсек. Поэтому когда почтенный оператор, обвешанный огромными сумками, неожиданно оказался в вертушке вместе с пышной дамой, желавшей покинуть здание, Маргарита еще раз повеселилась. Закрывшаяся за Юрой металлическая рама отвесила увесистый пинок даме, не успевшей к тому моменту покинуть опасную проходную зону. Съемка прошла в приподнятом настроении.

Обедала Марго уже в другой компании. Коллеги уехали на следующую съемку, она же двинулась пешком в сторону подземки, по дороге намереваясь непременно что-нибудь съесть. Попавшееся на пути заведение расползалось направо и налево, естественно, много обещая. Выбирая между «поесть вкусно» и «поесть быстро», Марго пошла направо. Вскоре приобрела обеденную соседку. Нахлобученная на стул тетка поедала картошку и одновременно говорила по телефону. Она ела быстро, а говорила еще быстрее. Из разговора Маргарита узнала, что 1) тетка работала риэлтером, что 2) нужно было срочно приватизировать двухкомнатную квартиру Петра Васильевича, и что 3) сделать это было крайне сложно, поскольку доля в этой самой квартире принадлежала матери его второй жены, а ее уже давно никто не видел. Тетка была так занята своим разговором, что вскоре ее разговор перестал занимать Марго, и она, голодная, стала опустошать свой поднос. Кроме бумажной тарелки с фаст-фудом и чая на подносе лежал чек, только что ею оплаченный. В чеке значилась сумма – 112 рублей и название блюда – «2 куска». После этого сообщения куски встали поперек горла, и Марго чуть не подавилась. Она подняла голову и огляделась.

Напротив, ровно посередине залитого солнцем окна, сидела девушка. Вся в прыщах. И тоже давилась. Не сводя с Маргариты своих светлых прыщавых глаз, девушка давилась желанием что-то у нее спросить. Это было так очевидно, что М. начала судорожно копаться в отсеках своей плохой памяти, силясь припомнить уставившееся на нее лицо. Знакомы мы что ли? Не нашлось такого. Тогда она вспомнила, как часто люди, которых она впервые видела, морщили нос, потом лоб и, наконец, говорили, что видели ее по телевизору, только не могут вспомнить, в какой программе, и что она нисколько с тех пор не изменилась. Но вряд ли девушка эта была из их числа. Она, видимо, уже давно сидела напротив окна, поскольку стол перед ней был пуст, и глаза тоже. Кроме желания прицепиться к кому-нибудь, в них больше ничего не читалось. Поединок взглядов прервал телефонный звонок. Звонил маргошин телефон. После слов «Райкин, король Лир, интервью», глаз девушки она уже не увидела – они были с другой стороны туловища, теперь разглядывавшего пешеходов за стеклом. Облегченно вздохнув, М. отхлебнула бумажный кофе и направилась в туалет.

Едва она закрыла за собой дверцу, из соседней кабинки раздался приятный дамский голос: «Добрый день!» Марго вздрогнула. Недрогнувший голос продолжил: «Скажите, пожалуйста, это вы хотели снять квартиру?» На другом конце мобильного провода что-то ответили, в кабинке завязался разговор. Но Маргарита его уже не слышала, ее информационный голод был утолен. Она вышла на улицу и, слившись с тверской толпой, потекла ко входу в метро. Домой.

На лестнице, под высоким, необыкновенной красоты мозаичным потолком с маяковскими стихами, прямо перед турникетами стоял дядька. Обыкновенного роста и совсем обычной наружности, он пел частушки. Под его «целовались бы еще да болит влагалище» всякий заплативший в кассу часть своей зарплаты получал доступ в недра Москвы.

Удивительное дело, – думала Марго, двигаясь к турникету с высоко поднятой головой и по дороге отыскивая знакомые места в мозаичных стихах, – заходят люди, любуются потолком, хватают за хвост гениальные строки, а о чем думают в этот момент? О художнике, который придумал, об архитекторе, о плиточниках, которые выкладывали, о вахтерше, которая знает наизусть, о частушках сомнительной наружности… О чем угодно, только не о самом Маяковском, в честь которого трудились все вышевспомненные, и тем более не о его возлюбленной Лиле Юрьевне Брик, которой половина звезд с этого неба и предназначалась. А они, между прочим, Брик с Маяковским, писали друг другу нежные письма. «Мине тибе хочется». Орфография, кстати, вполне соответствует сегодняшней новомодной и безответственной. Они, конечно, дурачились. Но как любили… Блин.