Никита Коваль - Сборник рассказов. Бинокль

– Что ты так смотришь? – испугался он. – Эй…

Страх который я испытал, не сравним даже с тем страхом который я испытывал убегая от собак. Убегая от собак, вы, так или иначе, всё же осознаёте видимую угрозу. Но то, что я видел в течение последующих двадцати минут, бросило меня в такую дрожь! После того как он сказал «Что ты так смотришь?», я перестал его слышать. Его губы шевелились, его удивлённое лицо озадаченно вертелось, и он пытался добиться от меня ответа, но пугался оттого, что видел, когда я говорил ему, что не слышу его. Он беззвучно плакал, а я не слышал его слёз. Он держал меня за руку, спрыгнув с подоконника, впился щекой в мою руку, а потом держал меня своими руками за щёки, умоляюще глядя в глаза. Я пытался передать ему глазами, что не забуду его, потому как понимал, что происходит что-то неладное. И он тоже это почувствовал. И держался пальцами за мои щёки, пытаясь найти в них хоть каплю ощущений; он терял осязание, как и я. Можете представить себе, как вы начинаете видеть сон в темноте закрытых глаз? Так вот, он – словно сон, потерявшийся в открытых глазах; словно помехи в телевизоре – крапинками, словно маленькими пикселями, – всасывался в темноту комнаты. На некоторое мгновение я понял, что не чувствую его ладоней и смотрю сквозь его глаза. Он что-то крикнул мне и растворился в темноте. Полностью всосался в воздух, словно его и не было. Опомнившись, я сказал ему:

– Я не забуду тебя, ВДВ!

Ещё около часа я трясся от холода и страха, вглядываясь в свои руки и изредка что-то говоря самому себе, просто чтобы слышать свой голос. Я бил рукой по подоконнику, чтобы чувствовать боль. Я не знал, что делать. Точнее, знал, но боязнь исчезнуть заставляла меня не отходить от света прожектора и видеть свои ладони, видеть, что я есть. Теперь я вспомнил, как хотел уснуть на камнях, как холод тянул меня, и меня ужаснуло, как я чуть не поддался ему, – видимо, я тоже в тот момент исчезал, всасываясь в темноту. Но мой мозг волей-неволей расслаблялся, голова опускалась – меня окутывала опьяняющая усталость. Я пытался бороться с ней, но она была выше моей силы воли. «Кажется, конец, – подумал я, – если меня никто не разбудит». Медленно засыпая, ни о чём не думая. ВДВ, я помню тебя. Я-то помню, но будет ли кто-нибудь помнить меня?..

«Ваув!» – раздался собачий лай над самым ухом, и прожектор завибрировал, так что его свет своей яркостью заставил дом завибрировать. Я спрыгнул с подоконника, сбрасывая остатки сна. Кислорода становилось всё меньше, и мне показалось, что дышать я смогу только на улице. Но не из этого окна – мне нужно выйти наружу. Рамки, в которые умещался кислород, ощутимо сузились, но мне нужно пройти сквозь темноту. НЕКОГДА ДУМАТЬ! Я пошёл на ощупь, отчаянно вспоминая маршрут лестничного пролёта. В дверь, налево, прямо по коридору, пока рука не упрётся в пустоту, – там будет лестница и вниз, вниз, потом прямо к двери и на выход! Но стоило мне оказаться в полной тишине и темноте, как я замахал руками, колотя ими по стене, чтобы чувствовать, что я есть. Мне казалось, что мои руки растворились в темноте и их больше нет, что я исчезаю, всасываясь в темноту; мне нужен свет прожектора. Пять минут ада, страха, дрожи в руках, но всё же недостаток кислорода тащил меня наружу. Я понимал: чтобы жить и не задохнуться, нужно идти. Открыл ворота, абсолютно ни к чему не готовясь. Упал на крыльце на колени, пытаясь поймать воздух, но его было мало.

Я вздрогнул: кто-то скрёб лапой в дверь внутри здания. Кто-то уже пробрался в здание – собака. Она скреблась изнутри – значит, он прошёл эти пять минут темноты рядом с неведомой опасностью. Мурашки обдали его тело, и он встал. Прожектор, нужен прожектор! Лапы скребут изнутри здания – значит, в нём уже не укрыться. Я огляделся вокруг – вдоль забора никого не было, однако это вовсе не значит, что опасности нет. И тут меня тряхануло – не только от приступа жестокой отдышки, но и от своей руки; моя рука стала немного мутной, словно растворялась в темноте. Только не это! Конец! Я не могу идти к прожектору – я уже задыхаюсь, ноги сводит жаром. Скребущиеся позади меня лапы открывают дверь – я увидел овчарку с рыжей полосой шерсти и чёрным пятном у правого глаза. Она обнажила клыки, и в её глазах я увидел свой страх, точнее – свой ужас неизведанного. Словно увидел свои глаза в глазах собаки. Овчарка залаяла, потом начала рычать. Я трясся от страха, видя, как она медленно подходит ко мне, как с её клыков стекает обильный поток слюны, как её глаза пытаются меня разорвать морально… Чтобы бежать, кислород не нужен! «Пока я могу бежать – могу бежать!» – скомандовал я себе.

Я бежал, словно раненный в плечо, едва касаясь пальцами решётки забора и жутко задыхаясь. Бежал вдоль забора, пытаясь найти недостающий прут между решёткой, чтобы выбраться наружу и бежать к прожектору. К свету, который не даст мне исчезнуть. Я слышал, как приближалась сзади, словно издеваясь, рычащая собака, готовая разорвать меня в любую минуту. А ещё говорят, собака – лучший друг человека, чтоб её!.. Я ведь даже не смогу вступить с ней в схватку – кислорода не хватит… ЕСТЬ!

Стального прута в заборе не хватало – можно было пролезть. Только бы успеть! На мгновение мне показалось, что я увидел внизу между недостающими прутьями майку моего друга с надписью «ВДВ» – словно он оставил её для меня или сам перебрался через забор. За моей спиной раздался собачий лай, и когда я перешагнул через забор, то испугался новых ощущений.

Первым, что я почувствовал, было отсутствие звука за забором. Вакуум. Такое бывает, когда ты полностью захлопываешь герметичную дверь. Словно пробка в бутылке. Я повернулся, чтобы посмотреть на собаку, которая вот-вот должна была вцепиться мне в ногу, но её там не было. И майки «ВДВ» тоже не было. Был лишь забор, в котором недоставало нескольких прутьев, и теперь я понял, почему там, за забором, не хватало кислорода. Точнее, мне казалось, что понял, но это не факт. Кислорода там не было потому, что его там и не должно быть, ведь единственный кислород – это недостающий прут в заборе. Забор был каким-то барьером, однако отсутствие прута в нём позволило мне дышать, пускай едва-едва, но дышать. Позволило получить кислород, исходивший от прожекторов. Это были не полностью осмысленные предположения задыхавшегося человека, который оказался в вакууме. Я не слышал ничего, и меня ничто не волновало – я просто смотрел на прожектор и шёл по темноте к Создателю – попросить его, чтобы мой друг «ВДВ» встретил свою семью и чтобы его не забыли.

Сколько я шёл, не помню. Я шёл на свет, едва волоча ноги, но что происходило дальше? Если в тот момент, когда я очнулся на груде камней, я видел прожектора, расставленные на равном расстоянии друг от друга по периметру, то сейчас эти светила начали двигаться. По мере моего приближения к свету они начали сближаться передо мной, а потом один заходил на другой, как солнечный диск во время затмения, но от каждого вошедшего круга света передо мной свет начинал вибрировать и становиться ярче. Я снова почувствовал запах газа и гнилого холодильника, но не Создателя я увидел перед собой. Это был спасатель с фонариком, которым он светил мне в лицо. Прожектор – это фонарик спасателя. Теперь я понял, почему меня так тянуло на прожектора и почему кислород поступал через забор. Но так же, как я не помнил ничего о себе и своей семье там, так и здесь я не буду помнить, что происходило там. Почти ничего.