Игорь Сотников - Опасайся человека одной книги. В преддверии

А ведь когда тебя ожидает такое не слишком желательное соседство с товарищами по брюкам и штанам, а не с какими-нибудь короткими юбками, то тут требуется не меньшая осмотрительность в выборе хорошего обзорного места. А в данном случае, где сугубо одноштанная компания, не подразумевала всего этого, и когда предмет желаний, находился спереди, то тут уж, для того, чтобы занять своё должное место в её глазах, требовалось занять самое видное для неё место сзади. Правда, при этом, нельзя было слишком усердствовать, чтобы не оказаться в окружении оставшихся двоих неудачников, придавивших тебя с двух противоположных боков, для чего собственно и необходима своя, выработанная на ходу стратегия. Что очень сильно осложнялось тем, что каждый из троих, не просто догадывался о намерениях своих противников, но и определённо знал о них. И поэтому они, как только выдвинувшаяся вперёд Люси, обозначила собой своё место в машине, не стали спешить, а застыли на месте в этом мгновенном, расчётливом определении подходов к наиболее подходящему месту в машине и тех шансов, на которые может рассчитывать каждый из них.

– Ну и чего вы там встали? – выглянувшая из окна с водительской стороны Люси, своим недоумённым вопросом, дала старт этому определяющему место под её солнцем забегу. Где во всей своей локтетолкательной манере, которая при этом, должна быть незаметна за наблюдающей Люси, проявились всесторонние качества каждого из участников этого забега по пересеченной местности.

Наверное, и говорить не надо о том, что первым, несмотря на самый невысокий рост, вырвался вперёд Яшка (Кац со своей каланчи, пусть лучше смотрит на стайерские забеги, где не требуется быстрый старт и можно со временем разбежаться). И он, юркнув вперёд в дверь, уже было хотел возрадоваться своему успеху, забыв, правда, учесть, что на этих соревнованиях финиш, скорее всего, определяет не финишная ленточка, а степень напористости и желания участников забега, достичь своей цели, ради которой, они не посмотрят безынициативно на твой зад, а пинком колена, поддав его, загонят вас в самую гущу событий. В них-то и оказался Яшка, таким образом, вдавленный дальше вперёд Кацем и встреченный уже с той стороны Фомой. В общем, по окончании этого первого забега, можно было подвести предварительные результаты, в которых, в лучшем для себя положении находился Кац, занявший место позади водителя, чью рожу ему совершенно не улыбалось видеть, тогда как, самый лёгких разворот к ним со стороны Люси, не мог пройти мимо него.

В следующем положении, в менее комфортных условиях, между, а это «между», может быть приятно только в одном и то кратковременном случае, когда вас окружают близкие по духу особы противоположного пола, тогда как во всех остальных, даже в особо холодных случаях, это совершенно не тешит ваше самолюбие, в общем, выбора другого не было и такси тронулось. Правда при этом, неудобство занимаемого Яшкой места, компенсировалось близостью к Люси. Это, конечно же, оправдывает эту стесненность Яшки, чьё предположение о колкости его занимаемого положения, два раза, в особо турбулентных местах, получало основательное подтверждение, сильным пощипыванием в его левую половину полузада. В этом он небезосновательно, глядя в эти наглые глаза, с вероятностью близкой к ста процентам, мог заподозрить этого Каца, которому он, видишь ли, весь обзор перекрыл («Вот когда я ему кислород перекрою, то тогда бы хотелось посмотреть в эти вытаращенные шары», – проглотив вместе со слюной слова, Яшка за здравие посмотрел в вылупившиеся зенки Каца.).

Ну а Фоме, как самому нерасторопному участнику забега, досталось то, что досталось, а именно место позади Люси. Оттуда он, конечно, не мог её должным образом видеть, кроме этой торчащей из-за кресла головки, так что ему пришлось ограничиться её голосом и видом из окна, который, между тем, не зная всех этих его душевных движений, ещё загодя приготовил для него свою увлекательную программу, которая, если честно сказать, хоть и очень интересна, но, когда твоё сердце уже отвлечённо занято, то даже самое заманчивое и заметное обзорное предложение, уже не столь красочно выглядит в этом ярком присутствии её глаз. Вот и спрашивается, неужели столь необходимо было их встречать в аэропорту, после чего вся культурная программа пошла… нет, не насмарку, а в некоторой степени, по её очень отвлекающей и красивой наклонной. А вот если бы у них было время на самих себя, откуда всегда очень всё хорошо смотрится и запоминается, то, наверное, они в полной мере изучили бы все памятливые для истории Франции и мира, места в округе, после чего уже можно было и на неё посмотреть.

А пока твоё место определяется пассажирским сидением, то решения будут приниматься не тобой. Так что на данном этапе движения вперёд по жизни всех этих сидельцев в такси, определял водитель, которому, по большому счету, нет дела до всех этих внутренних пассажирских ёрзаний (Если ты, конечно, пепел не стряхиваешь на протёртые чехлы, такими же, как и ты, не сидящими на месте торопыгами.). И он, следуя дорожным указаниям, в зависимости от дорожной обстановки, постепенно своей манерой вождения, придал внешнюю тональность внутренней обстановке такси, где на этом фоне, сердца пассажиров, успокоившись, начали расслабляться и принялись вести себя по отношению к окружающему, в соответствии с этой размеренностью, которую и определял ход езды такси.

Так Люси, взявшая на себя роль гида, время от времени, по мере появления на их пути знаковых достопримечательностей, считала своим долгом проинформировать о них сзади сидящих. Для чего она иногда поворачивалась к ним лицом и рассказывала об этих местах. И эти гости, так сказать, не видя возможности что-либо изменить, смирились с этой временной неизбежностью и, предавшись созерцанию, уткнулись кто, куда и кому куда удобней. И если Яшка с Кацем, находясь в поле зрения Люси, в большей мере, уткнулись в собственное «я», которое сквозь облако непрояснений, пеленой окутавшее Люси, смотрели через её призму взглядов туда, куда она пожелает посмотреть, то Фома уткнулся лицом в окно двери, как это делают маленькие дети, не то что не стесняющиеся, а просто из-за своей детской непосредственности, не замечающие всего того, что кажется важным взрослому человеку, для которого, скорее важнее то, как он выглядит со стороны, чем то, что при этом делается внутри.

И хотя Фома чувствовал себя созерцательно прекрасно, всё-таки его задумчивая прижатость носом к окну, из которого на окружающих теперь смотрел такой взрослый ребенок с пятачком на месте носа, выглядела ещё выразительней и не могла не растрогать чувствительные сердца прохожих, случайно бросивших свой взгляд на эту картину без масла. Так этим прохожим, в этом застывшем кадре определённо представилась видимая изнанка жизни, где сидящая на штурманском месте красавица, рулит движением, не обращая внимание на тех, кто в лодке, и на то, что встречается им на пути, тогда как сзади сидящим и зависящим от неё пассажирам, особенно этому с выразительным, вглядывающимся вдаль лицом, остаётся только одно… А вот что, то над этим нам даёт задуматься задумчивый создатель этой картины безнадёги, которым является каждый из обладателей богатой фантазии, кто и создал эту видимость у себя в голове.