Вета Ножкина - Небо на ниточке. Роман-дневник

В назначенном девятом кабинете недавно установили Интернет. Эта связь с республиканским центром была настолько обложена таинством, что, скорее, сходство можно было провести со связью с Богом. Священнодействие назначения кодового номера больному, определённому на госпитализацию, производилось при закрытых дверях, и минут по десять. Вот и мне назначили кодовый номер. Заплатила две тысячи тенге – по совету «бывалых» – и назначили. Теперь я стала пронумерованной. Дальше – приёмный покой. А там находились больные, которым не достались места ещё со вчерашнего дня. Когда осталось одно свободное койко-место в химиотерапию, в очереди началось оживление. Но странное ощущение не покидало – и здесь очередь. За чем очередь? За правом на жизнь?

Это место досталось мне. Может, потому что я не переживала, как другие, может ещё почему-то. Просто в какой-то момент открылась дверь и высунувшаяся из-за неё голова произнесла мою фамилию.

Сидя в очереди, чтобы занять голову чем-то, я написала строчки почти считалки: «Нам, с присвоенным кодовым номером, Уже видно – где ад, где рай… На поверке – кто жив, кто помер: – Рассчитайсь! – кричат, – Рассчитайсь! И уже не по имени-отчеству, И не важны ни званья, ни чин… Всё, что прочила жизнь – отсрочено На год. Если свезёт – не один. И ни взяток не дать, ни податей. И читается между строк Уравненья „куплю равно продано“, Где знак равенства ставит Бог. И молитвами нощно, денно Открывается истины путь, По прожжённым втекая венам За единственным прикупом – будь!».

Пришло письмо от Юли.

«Привет, Аня.

Два дня лежала пластом – вчера, пока капали, и сегодня. Из ощущений – ничего особо плохого, тошнота и слабость, живот побаливает, но все, в общем-то, терпимо. Из огорчений – начали вылезать волосы на руках. В выходные пойдем за париком, но я как-то не представляю себя в нем – скорее куплю какой-нибудь безумный бандан. Про лекарства, врачей и прочее – у меня, видимо, работает инстинкт самосохранения, даже не интересуюсь – какая у меня стадия, что именно капают… Как-то это все – потом. Сейчас – лечиться. И вообще чувствую себя космонавтом на орбите – у тебя было так? Все как будто в тумане, чуть в другом измерении, а здесь – только я и болячка, с которой во что бы то ни стало нужно договориться.

PS. Читаю твои еврейские анекдоты, бывает очень смешно, спасибо)))».

Я ответила в тот же день:

«Мне парик пригодился всего два раза, всё остальное время ходила в мусульманских шапочках, а в основном была вот такая…» – я прикрепила вложением к письму свою рожицу с лысой головой. «Если не против, давай вышлю тебе такие же шапочки, у вас они вряд ли продаются – они мягкие и не раздражают кожу. С Леонидом передам, он вроде бы к вам собирался приехать на этой неделе.

От тошноты мне помогали солёные хлебные палочки, свежемороженая клюква и замороженные дольки лимона. А ещё пусть ваши посмотрят в книжных магазинах книгу Серван-Шрейбера «Антирак», или вот ссылка на неё…

Ты знаешь, когда у меня заболела печень – прикладывала на это место тёплую пелёнку, это же помогало при проблемах с кишечником. А ещё представляй себе: взяла свою печень в руки, прополоскала в чистой проточной воде и поставила на место. Ерунда, кажется, а помогало. Это моя подруга-психотерапевт Галя научила. Ощущение другого измерения постоянно было. А ещё… я как будто держусь за воздух… ну, то есть, ощущение, будто за что-то держишься, а на самом деле, этой опоры, или троса, нет. Это будто тонкая нить между тобой и небом… Держись за воздух!».

От Юльки пришёл коротенький ответ:

«От тошноты мне помогают малосольные огурчики. Мама мне их прямо в палате засаливает – и такой запах стоит, м-м-м… А воздух – это небо… Получается, ты держишь небо на верёвочке. Я тоже попробую».

Ощущение другого измерения….

В жизни «до» я была похожа на ткань с рисунком. Рисунок этот формировался много лет: там штрих, сям, там цветочек, там веточка, там петелька, там цвет яркий, где-то темнее, где-то светлее. А потом в одно мгновение кто-то встряхнул эту ткань, и все рисунки с неё осыпались. Теперь эта ткань стала бесцветной, и даже местами можно было рассмотреть её потертость с тонкими нитками.

Но когда я сейчас для самой себя проговаривала фразу «в жизни «до» – запнулась. А «после» называется ли это жизнью? Хотя, как выясняется, и так живут, ко всему человек приспосабливается.

Перед первой химией, зайдя в палату, там за дверью осталось моё прошлое. Всё моё прошлое.

В палате две койки. Одна заправлена и немного смята, на тумбочке маленькая иконка Божьей матери, салфетки, чистый стакан. По оставленным вещам моей будущей соседки трудно определить её интересы, возраст. Следом зашла кастелянша, занесла матрац и постельный комплект.

– Ой, а кровать-то они тебе не заменили, а там глянь-ка дыры какие, – добродушно возмутилась кастелянша.

Только в этот момент я заметила доски и картонки, уложенные вместо сетки кровати.

– Как же спать-то… – не унималась сердобольная.

Дверь открылась и вошла сияющая маленькая женщина почтенного возраста:

– А вот и ко мне соседку привели! – она прошла к полотенцу, и, вытирая руки, поглядывая на действия кастелянши, сердито сказала, – Спать-то на такой кровати невозможно, а химию сделают – и ни уюта, ни терпежу, не перевернуться даже…

Кастелянша попередвигала в разные положения доски и картонки вдоль и поперёк кровати, повздыхала и вышла из палаты.

– Я на этой кровати ночь переночевала, так думала – она никогда не кончится, – будто извинялась соседка, – А сегодня выписали Наталью, я на её кровать перебралась… Меня Раиса Алексеевна зовут…

– Меня – Аня, – поперхнувшись от неожиданного поворота разговора, выдавила из себя я.

– Максимова! – в приоткрытую дверь просунулась голова медсестры, – А где у вас анализ коагулограммы?

Это я – Максимова. Пожав плечами на непонятное слово, я уставилась намедсестру, пытаясь догадаться, что это за анализ, ведь за прошедший месяц мне пришлось их сдавать столько, что в голове все удержать составляло труда.

– Аичка, – воспользовалась паузой Раиса Алексеевна, обращаясь к медсестре, – Ты посмотри на какой кровати спать-то ей…

Голова медсестры выросла в фигуру, открывшую полностью дверь и прошедшую к кровати:

– Мда… А кастелянше сказали?

– Да она только что ушла из палаты.

В этот момент дверь распахнулась и вначале появилась большая доска – с виду от двери шкафа, за которой виднелись мужские синие рабочие штаны и ботинки в синих чехлах бахил, а следом и кастелянша:

– Милая, мы тебе пока так приспособим, а потом, как кровать свободная будет – заменим.

Доска водрузилась на кроватную дыру, а картонки сдвинули в ноги.