Владимир Лисицын - Возвращение мессира. Книга 1-я

Но дальше события развивались следующим образом: одна из участниц очередной свадебной процессии, по-видимому, чья-то кума – у неё через плечо была красная

перевязь, обняв нашего кота, разгорячённо, и очень громко просила своего, видимо мужа, заплатить деньги фотографу, чтобы сняться с котом. Она без конца повторяла своим базарным голосом: «Коля-а, ну, я хочу! Слышишь?! Я хочу! Ну, заплати им, Коля-а! Я хочу. Ко-ля-а!» Коля же бурчал что-то вроде: «Иди на. Отстань. Отстань, говорю, иди на».

Но та никак не отставала. И тогда Коля не выдержал и заорал во всё своё горло: «Да ты сама драная кошка, зачем тебе ещё и этот драный кот?! Дура!». И тут не выдержал кот. Он ловко высвободился из-под руки кумы, размахнулся правой лапой и влепил Коле такую оплеуху, что тот рухнул на руки окружающих. И тут, кто-то щёлкнул фотоаппаратом и

вспышка запечатлела классическую немую сцену из бессмертной комедии Гоголя «Ревизор». Первой, у кого прорезался голос, была сама кума. Она вдруг заорала истерическим голосом: «Ах, ты котяра с протухшими яйцами!.. Да я тебе за моего Николая – пасть твою поганую порву»! Но кот, не долго думая, развернулся и дал такую же оплеуху своей фотомодели. Тут уж выдохнула вся толпа, и кто-то крикнул: «Бей его, ребята»! А другой зычный голос добавил: «На казака Гниловской станицы руку подымать»! И толпа, с рёвом, кинулась на кота. Но не тут-то было – кот увернулся и побежал в ту сторону, где сидели Мессир с Голицыным. По пути, он оборачивался, дразня догонявших его, вызывающе крутя задом, и виляя хвостом. Этого толпа не могла перенести, среди неё отрезвели те, кто был под мухой, и она, рявкнув, с новой силой, бросилась вдогонку за котом, всерьёз. Кот прибавил в скорости, пробежал мимо своих хозяев, обдав их горячим ветром и самым настоящим кошачьим запахом, и побежал дальше – по свадебным авто, проломив своим нарочитым топотом – пару, тройку крыш самых крутых «тачек», в окнах, которых, треснули и посыпались стёкла. После чего он побежал дальше – через Театральную площадь. Разъярённая толпа не отставала.

Мессир резко встал и сказал Голицыну:

Бежим. Нам нельзя упускать его из виду. Он укажет нам дорогу.

Какую дорогу?! Куда бежим?! – но увлечённый своим спутником, он уже мчался среди пёстрой и разноликой толпы, среди перемешанных запахов духов, одеколонов, пота и перегара.

Но увлечён погоней был не только Голицын. Погоней было увлечено всё, что было в округе. Опустели: парк имени «Октябрьской Революции», сквер у фонтана, парк имени «Вити Черевичкина»; остановились машины, автобусы, троллейбусы, проезжавшие по площади, из них выскакивал народ, охваченный непонятным им самим весёлым любопытством, и тоже бежал в след бежавшим. Давно уже так спонтанно не оживлялся город. А главное, что всем было от чего-то – весело!

Толпа ринулась через Театральную площадь, и достигла противоположной её стороны, откуда открывалась широченная панорама низкобережного задонья, в голубой дымке летнего марева. Но прямо перед их глазами и ногами разлёгся и вырос бело-выложенный

комплекс – памятник, с высоченным монументом «Ники» – победительницы-освободительницы. К этой «Нике» вели ступеньки, по которым и сбежал злосчастный кот.

И тем, которые бежали непосредственно за ним, повезло. Но те же, кто не вписывался в центральную колонну бегущих, и бежал в боковых колоннах, думая, что ступеньки предусмотрены на всю ширину комплекса – со всего маха падали в каменную его пропасть, разбивая свои колени, локти; стёсывая животы и бока, и что там ещё?!

Голицын даже приостановился и оглянулся – на глухо падающие звуки со страшными воплями и многоэтажной матерщиной. Но ничего толком не увидев, он глянул перед собой, и понял, что стоит рядом с постаментом. Он резко поднял голову, увидел сияющую позолотой «Нику» в юбке, как бы летящую к Дону, на игле своего высоченного пьедестала, и ему стало не по себе. Ему показалось, что «Ника» довольно прилично качается, на фоне бездонного неба. Голова его закружилась, и он стал искать глазами фигуру Мессира.

Но ни что уже не могло остановить увлечённую бегом толпу.

И если бы кто взглянул сверху на это зрелище, то увидел бы пёстрое море людей, движущееся в сторону легендарной реки Дон. Но поскольку на пути этого движения стояла преграда в виде забора стального цвета, то море потекло вправо – по трамвайным путям. Затем, влево и опять вправо, следуя, почему-то, именно трамвайным рельсам. На встречу морю шёл красненький трамвай 1-го маршрута.

Голицын настиг своего спутника, и бешено дыша, спросил его:

Мессир, что-то вы давеча кличали меня – «маэстро»,.. вы не на «Берлиоза» намекали? Вот мы и по рельсам трамвайным бежим. А вон трамвайчик – навстречу.

А Аннушка – масло уже разлила?

Не каркайте, следите за котом.

Но за котом следила зорче всех всё та же кума. Она прямо вперила свои налитые кровью глаза, в его виляющий зад. И вообще – женский пол был впереди.

А кот всё бежал, играя в поддавки, пока перед ним не вырос, застывший в шоке, трамвай. Из трамвая же, уже успел выскочить мужчина-водитель, бросившийся, на всякий случай, наутёк от надвигающейся толпы, возглавляемой непонятным огромным чёрным

существом, крича при этом: «Помогите-е»! Пассажиры же трамвая ничего не успели предпринять, они обречённо замерли и ждали своей участи.

А кот, поравнявшись с трамваем, бахнул задней лапой в правый бок кабины, оставив на память приличную вмятину и, как бы, по инерции удара, свернул влево – в переулок, круто ведущий вниз – опять же – к Дону.

Поток догоняющих, так же круто изменил своё русло и побежал по переулку вниз. Но теперь, в этот бурный поток влился и ручеёк трамвайных пассажиров, воспрянувший чувством отмщения за свой напрасный и постыдный страх. Это же чувство настигло и убегающего водителя, шокированного и теперь уже физически оскорбленного трамвая!

Не останавливая своего бега, он развернулся на месте и помчался в след убегающему потоку, заключая собой массовое действо.

А там – в авангарде, на глазах у изумлённой кумы и других «боевых подруг», и некоторых «лыцарей», догоняемый ими объект, вдруг, сдулся, прямо на ходу, и превратился в обычного чёрного кота. Кот продолжительно мяукнул, фыркнул, юркнул в первую попавшуюся щель забора и скрылся с глаз. Толпа стала тормозить. Куме стало плохо А остальным стало непонятно.

Мессир придержал своего спутника и сказал:

Теперь можно не спешить

А что случилось, – спросил тот, перейдя на «бег на месте», тяжело дыша и несколько в зашоре.

Не знаю. Зададим этот вопрос даме, с алой лентой чемпиона на грудях.

И действительно – кумовская перевязь, в результате пылкого марафона, вся целиком переместилась на её разгорячённую грудь. Ей и, правда, было плохо – не по себе. Её взяли под руки и усадили на какой-то бордюр, в проулке.