Дмитрий Помоз - Три дня. Никто не знает, как жить

За ночь жар совсем не спал, вся кожа у меня холодная и влажная, как у куриной тушки, которую полчаса назад достали в тепло из морозильника. А все внутри наоборот горит.

А вдруг это пылает мой внутренний дом?! К тому же, горло не только сильно першит и болит, по нему еще будто бы поднимается дым моего пожара. Нужно срочно что-то предпринимать. Самое лучшее – узнать, где бабушка и найти ее. Тогда пожар утихнет. Бабушка – самый лучший спасатель, она все-все умеет.

Головокружение понемногу стихает, так что самое время вставать.

На кровати после меня остались большучие мокрые пятна размером почти во всю простыню. Как же сильно я испарился за одну только ночь. В мокрой одежде так холодно, что все тело дрожит. Б-р-р-р! Чувствую себя древним стариком, который, постукивая челюстью, трудно передвигается по комнате и каждым своим шагом оставляет мокро-пузырчатые следы на крашенном кабачковым цветом полу.

Никогда бы не подумал, что раздеваться может быть так трудно. Приходится снимать несвежие носочки, медленно стягивать тяжеленный шерстяной свитер, потом прилипшую к телу футболку. Она не хочет с меня слезать, цепляясь и сворачиваясь в трубочку. Штанишки тоже словно приросли ко мне, они путаются в ногах, опрокидывая меня на пол. Видели бы Вы, сколько пара моих усилий разлетается вокруг. Оказывается, иногда самые обычные, самые простые занятия могут стать непереносимо тяжелыми.

Я стою совсем голый посреди своей комнаты, постукивая зубами от холода, обнимаю себя обеими руками, чтобы согреться, но это не помогает.

Нужна новая одежда, но у меняее нет, остается только бабушкина комната. Сперва лучше постучаться, вдруг именно сейчас и именно за этой дверью меня ждет чудо.

– Тук-тук-тук! Бабуля! Ба…! Тук-тук!

Тишина. Чудеса любят свободу и никогда не происходят, когда мы их ждем.

В комнате все чисто и опрятно. Впрочем, как и всегда. Бабушка, в отличие от меня умеет соблюдать чистоту. Окна завешаны полупрозрачным тюлем. Бабушка не боится темноты и любит свет, она считает, что для света есть место всегда, везде и во всем. У окна почти во всю ширину маленькой комнатки стоит кровать, она застелена цветным узорчатым покрывалом без единой складочки. Справа от меня, на своем месте стоит громоздкий комод с четырьмя огромными ящиками друг на друге и телевизором сверху. А прямо напротив толстый шкаф на маленьких ножках, похожий на тушу неуклюжей свинки, только темно-коричневую и лакированную. На средней из трех разделяющих шкаф на равные части дверок висит бабушкин любимый черный платок с розами. Эта дверца полностью зеркальная, но из-за платка в отражении можно разглядеть себя не выше, чем до груди. У меня очень бледная кожа, и лишь только под ногтями на распухших от влаги пальцах ног виднеются розовые румяности, и еще следы синяков закатной расцветки на бедре и ребрах.

Вы не думайте, я не какой-нибудь там вор и никогда не старался рыться в чужих вещах, но мне просто необходимо найти себе хоть какую-то одежку.

Удача! Наконец-то! Как я и думал! В комоде нашлись вязаные носочки и жутко смешные штанишки с лямками для ступней и оттянутыми коленками. Штанишки немного коротки, но ничего, натяну носочки как можно выше. За другими дверцами среди прочего, висят старая клетчатая рубашка и растянутый свитер вязаный толстой, грубой, бежевой ниткой. Тут же рядом дряхлая и такая же полулысая, как наша Мурка, шапка с длинными ушами. Раньше это были дедушкины вещи. Бабушка сохранила их для папы, чтобы ему было что одеть, когда он приезжает к ней. Теперь их буду носить я.

Новая одежда еще холоднее моей старой. Хорошо, хоть не мокрая – значит она обязательно должна на мне прогреться. А пока приходится терпеть мерзкий озноб.

За третьей дверцей стоит целая гора сложенных стопками книг. Когда бабушка собирается читать со мной перед сном, она говорит: «Пойду, загляну, что у нас интересного лежит в уголке воображения!». И через минуту возвращается с интересной книжицей. Мы перечитали с ней множество книг больших и маленьких, старых и тех, что младше меня, про животных и людей, про приключения и путешествия, про Землю и космос, про все-все. Бабушка говорит, что в книгах можно найти что угодно. Даже самого себя.

Стоит ли попробовать пересмотреть их все сейчас? А вдруг мне удастся найти ту, в которой пишут, как находить бабушек.

Загвоздка в том, что в этом шкафу никак не меньше ста книжиц, и хотя раньше их было во много-много раз больше, по-моему – это все равно очень большое количество, тем более, для одного дня, тем более, что я не очень быстро читаю.

В глазах все кружится и вертится от озноба, поэтому, пока есть силы, лучше поискать бабушку без помощи книг, они ведь никуда не денутся, а бабушка уже делась. А вот бабушкин любимый платочек, пожалуй, заберу с собой. Если он тут, она не могла далеко уйти. Как и я свой чудо-шарик, бабушка всегда берет его с собой, особенно если уезжает далеко, а уж тем более, зимой.

– Аййййй! Черт! Проклятая дверь!

За эти ругательства мне может крупно влететь. Хотя их никто не слышал. К сожалению. Ну что же я такой невнимательный и рассеянный, весь в папу. Шлепнулся лбом о дверной косяк и улетел назад, в голове стоит такой звон, словно там кто-то мыл посуду и неуклюже уронил, разбив все до единого приборы.

На двери висит календарик с плавающим окошком для даты. Окошко замерло двадцать первого декабря.

Сегодня точно не двадцать первое декабря. Вчера был четвертый после Нового Года день, как раз тот самый день, когда я решился ехать к бабушке, во что бы то ни стало. Сегодня пятое января, а никак не двадцать первое декабря. Буду собираться дальше.

В маленькой прихожей на вешалке сгорбился старый протёртый ватник. Под ним россыпь неаккуратно валяющихся ботинок в пыли и грязи. Среди них есть и пара пригодной обуви. Правда вынужденный союз черной левой галоши с невысоким коричневым сапожком вряд ли можно в полной мере считать настоящей парой. Галоша мне слегка велика, а сапожек настолько же маловат.

Дверь на улицу тремя ступеньками ниже. Вчера вечером она так и не поддалась мне. Не поддается она и сейчас. Снова нужно лезть в окошко.

– А-й-ййй!

Я снова упал. Буквально вывалился наружу. Выскребая собой с подоконника остатки растрескавшейся краски, до крови разодрал ладоши и не смог удержаться. Подо мной скрипит снежок, а ноздри слипаются после каждого вдоха. Мороз окреп.

Красивое, густое от холода небо – совсем голое, без облаков, пытается обогреться бледным зимним солнышком и сильно дрожит, вызывая порывы ветра. Он сдувает с веток деревьев и крыши дома колкую снежную пыль, и та, слетая прямо на меня, обжигает кожу лица и рук.

Больной сон почти не предал мне сил, я очень хочу кушать. Нужно как-то отогнать эти мысли. Отдых и еда могут подождать, пока я не найду бабушку. Сейчас только поймаю еще несколько пылинок хрустящего снега и сразу встану. А то лежу тут, прямо как дельфинчики из моего чудо-шарика. Он у меня, кстати, с собой в кармане ватника вместе с бабушкиным платком.