Давид Шварц - Повести. Рассказы. Истории

Воздух был свежий, окрестности красивые и небо над головой было огромным и чистым.

Можно было, наконец, отдохнуть.

Для чего мы и присели недалеко от входа в здание под красивым деревом.

Вдоль ущелья, по его лесистым отрогам, лепились здания разной этажности и разных расцветок.

Сначала ущелье шло по прямой, а затем оно уходило вправо дугой, исчезая из поля зрения и скрываясь за горой.

Слева это ущелье выходило к сочинско-туапсинскому шоссе, идущему вдоль морского побережья, но самого моря не было видно, к сожалению.

В общем, красиво, тихо, мирно, спокойно и благолепно.

Я сказал:

– Чего-то я рассоплился, пойду в номер, возьму платок.

В номере я понял, что это не просто сопли.

Загудело в голове, стало трудно дышать, я почувствовал, что теряю силы, и прилёг на постель.

На всё про всё ушло минуты три, не более, и только тогда я понял, что что-то не в порядке по-серьёзному.

Раньше такого со мной не бывало.

Света влетела в номер, когда я, похоже, стал терять сознание.

Она почувствовала что-то неладное, потому что я долго не возвращался. Увидев меня в таком непрезентабельном виде, то есть, в виде полудохлого карася, выброшенного на берег, она, как врач, всё сразу поняла, немедленно вызвала дежурную сестру, и та вкатила мне укол.

Аллергия!

Так я познакомился впервые с этой заразой.

Вторично это дело я почувствовал уже в Израиле, и каждую весну имею удовольствие глотать пилюлю против этой болячки. Виной всему – цветение ореха-фундука, не к ночи сказано, будь он неладен.

После такого кошмара меня потащили к врачу, которым и оказался Миша, с каковым мы и встретились на корабле «Ирис» в круизе по Средиземному морю с заходом в Грецию, Италию, Францию, Монте-Карло, Испанию и даже в государство Мальта.

Десять лет назад Миша был худощавым и шустрым, как ртуть, а если точнее, скользким, как кусок мыла – его невозможно было удержать в руках – он выскальзывал! Упёрся, к примеру, что Стромболи находится в Атлантике – и всё тут!

Ляля же десяток лет назад была немножко беременна и подолгу отлёживалась в комнате их квартиры, которую Миша получил в Гезель Дере по службе.

Она часами валялась в постели, перетасовывая какие-то странные карты, которых я дотоле в глаза не видел. Оказалось, что она знакомилась с картами Таро.

Мы тогда поболтали с ними несколько раз, выпили винца разок-другой, да и разбежались на десять лет, чтобы встретиться в плавании.

Плавание продлилось две недели, и за это время мы говорили обо всём с утра до вечера, поскольку других знакомых ни у нас, ни у них на корабле не было.

Странноватое впечатление осталось от этой парочки. Интересные они люди с непростым прошлым.

В Аяччо Миша долго и молча ходил вокруг гигантского монумента Наполеона, несколько раз поднимался и опускался по многоступенчатой гранитной лестнице, ведущей наверх к статуе, чесал затылок, и, наконец, изрёк:

– Сучья баба, эта Жозефина, всё-таки. Ну, надо же быть такой дурой!

И всё. Больше ни слова.

Когда, через пару дней, побывав в Ницце, и, обалдев от видов Лазурного берега, мы прибыли в Монако, в Монте-Карло, Миша тоже долго и молча ходил от здания казино до отеля для миллионеров, где чашечка кофе стоит тысячу долларов, и тоже чесал затылок и мычал несуразное.

Его что-то глодало изнутри.

А Ляля, между тем, была энергична, спокойна и весела. Она напевала какие-то мелодии, травила анекдоты и подкалывала мужа, вроде бы любя.

Интеллигентные люди. Открытые и простодушные. С несложной судьбой и ровной, без ухабин, жизненной дорожкой.

Так мне показалось поначалу.

Но…

От Монте-Карло мы развернули к Барселоне.

На самой шикарной улице города – Рамбла, от её начала в районе Колумбова памятника до площади Каталонии и обратно, Миша вращал головой, поджимал губы, что-то шептал и кривил щекой. Его явно глодала болячка неизвестного мне происхождения.

Он задумывался, и то хохотал невпопад, то расстроенно смотрел без эмоций на блестящую, шумливую толпу, обтекающую нас, на живые скульптуры, то замирающие, то вдруг оживающие, когда прохожий люд бросает в тарелочку или беретик на асфальте копеечку, доллар, евро или песо.

В общем, мужик вёл себя неадекватно.

В обратный путь от Барселоны мы двигались через Мальту и остров Санторини.

Валетта, столица Мальты, городок Мдина в глубине острова, средневековые улочки, кабриолеты с понурыми лошадками, Кафедральный собор, американский крейсер на рейде – всё это интересно, необычно, вызывающее восторги у всех нас, кроме Михаила. Он становился всё замкнутее, шутковал невпопад и смотрел грустными глазами.

В отличие от его жены, бьющей в пространство оптимизмом и жизнерадостностью.

На Санторини, в городке Фира, Миша вдруг отстал от нас и исчез.

Мы забегали, подняли шум, но часа через два нашли его.

Он сидел в одиночестве у фуникулёра и смотрел вниз, с обрывистого берега в сторону моря, где в эпицентре предполагаемого взрыва предполагаемой Атлантиды был еще небольшой островок, уцелевший в катастрофе многотысячелетней давности, а вокруг островка суетились туда-сюда небольшие кораблики и моторные катера, доставлявшие туристов со всего мира от стоявших на рейде кораблей до прибрежной полоски, с которой на отвесную скалу граждане поднимались на фуникулёре или на осликах по серпантинной тропе.

Две недели круиза проскочили быстро, но насыщенно. Впечатлений масса, фотографий уйма, а видеозарисовок большое количество.

Все довольны, все смеются.

Кроме одного.

Через несколько дней нам домой звонит Ляля: у Миши инсульт…

Что такое, почему?

Она приезжает к нам и рассказывает, что да как.

Излагаю кратко, доступно, может быть, даже достоверно.

Потому что любой человек – загадка, он рассказывает, блюдя свои интересы, катя бочку на всех, кроме себя, возлюбленного! Это истина, и обжалованию не подлежит!

А потому постараюсь рассказать объективно, насколько это возможно.

Отец выгнал Лялю из дому, когда ей было шестнадцать. Ему не нравилось, что она курила, выпивала и приводила мальчиков домой. Он назвал её блядью, и прогнал.

Была бы у неё мать, – можно было бы и пожаловаться, но мать умерла, когда Ляле было пять лет. Отец не женился, но крепко пил. Потом он привёл домой женщину, которую девочка на дух не переносила.

А дальше было так.

Ляля уехала в другой город, поступила в техникум, её выгнали через полгода за неправильное и недостойное поведение, предварительно выперев из комсомола.

Ляля пошла петь в ресторан, куда её пристроил один из кавалеров, которых она меняла каждый месяц.

Заработки стали увеличиваться в геометрической прогрессии, учитывая, что девушка не бросала денег на ветер. Она стала хорошо одеваться, следить за собой и выбирать ухажёров со статусом и валютой.