Ирина Ринц - Книга о прошлом

Мюнцер склонил голову набок, ужасно напоминая какую-нибудь большеносую тропическую птицу – попугая или тукана – и ехидно заметил:

– Вы уж постарайтесь, Викентий Сигизмундович. Довольно уже на аспиранток распыляться. Помните у Толстого – Алексея Константиновича: «У курицы один и тот же вкус, Что с чёрным ли хохлом она, что с белым!»…

Радзинский от души расхохотался, глядя на Мюнцера с искренней признательностью – умел старый плут в двух словах обрисовать суть проблемы, которая состояла в том, что старший научный сотрудник Радзинский – шалопай и бабник. И выезжает только на врождённых способностях, природном очаровании и редкостном везении – баловень судьбы.

– Я работаю над этим. Честное слово, – ухмыльнулся Радзинский. – Но согласитесь, что один только вид красивой женщины парализует работу мозга – шансов устоять практически нет.

– Вы серьёзно полагаете, что человек думает мозгом ? – снисходительно поинтересовался Мюнцер. И похлопал своими пушистыми ресницами – что ни говори, а глаза у него, действительно, были красивые.

Эти слова, скорее всего, были шуткой, но для Радзинского вопрос о степени свободы человеческих существ был больной темой, поэтому он, не задумываясь, ответил:

– У меня на этот счёт есть большие сомнения. Большинство людей – марионетки – сами не знают, что и зачем делают. Потянешь за ниточку и…

Мюнцер взглянул на него с интересом:

– Вы вольнодумец. Как я и предполагал.

– Так это была провокация? – расхохотался Радзинский.

– В некотором роде, – охотно согласился Мюнцер. – И в связи с этим я посоветовал бы Вам быть осторожнее. – Улыбка внезапно исчезла с его лица, а взгляд стал непривычно жёстким. – Вы слишком много говорите – не там, где надо и не с теми. Вы меня понимаете? – нахмурился он.

Радзинский помрачнел.

– Даже так? – Он помолчал, переваривая эту неприятную информацию. – И на сколько же я наговорил?

– На парочку доносов хватило. Скажите спасибо, что с начальником первого отдела меня связывают давние дружеские отношения, а та склочная особа, которая эти пасквили настрочила, давно уже имеет стойкую репутацию человека не совсем психически здорового…

– Просто не знаю, как Вас благодарить! – с чувством выдохнул Радзинский, осознав, наконец, степень катастрофичности ситуации. – Спасибо огромное! – Он порывисто прижал ладонь к сердцу и страстно заверил, – Я Ваш должник…

– Пустяки, юноша, – отмахнулся Мюнцер. – Научный руководитель не бывает бывшим…

– Боюсь, что Вы скорее исключение из правила, – горько усмехнулся Радзинский. – И кому же я обязан столь пристальным вниманием к своей скромной персоне?

– А Вы приглядитесь к тем бойким дамам, которые работают с Вами в одном секторе, – добросердечно посоветовал Мюнцер. – К тем особам бальзаковского возраста, которые в силу действия возрастного фактора не вызывают у Вас резкий паралич головного мозга одним своим присутствием…

– Ясно, – коротко хохотнул Радзинский. Он смотрел теперь на Мюнцера с некоторой опаской. – Я приму меры…

– Какие, позвольте узнать? – насторожился Мюнцер.

– Хм… нестандартные… – Радзинский прикусил было язык, но – слово не воробей…

– Викеша, – прокашлявшись, вежливо начал Мюнцер. – Я уже давно хотел поговорить с Вами на эту деликатную тему. Желательно, конечно, не в этих стенах, но раз уж к слову пришлось… – Мюнцер поджал губы, с сомнением оглядывая атлетическую фигуру своего ученика – надо сказать, соответствующую самым высоким античным образцам фигуру. – К Вашей завидной активности не мешало бы приложить хотя бы немного благоразумия, – наконец, решился он. – В определённых кругах Вы уже стали знаменитостью. Вас это не пугает?

– Я не совсем понимаю… – пробормотал Радзинский, отказываясь верить, что, казавшийся абсолютно погружённым в науку, академичный, суховатый Мюнцер говорит с ним об этом ! Впечатление такое, будто ходил до сих пор по заколдованному замку, и вот – чары спали. Все, кто находился вокруг, явились в своём подлинном и весьма неожиданном облике.

– Всё Вы прекрасно понимаете, – безжалостно гнул свою линию Мюнцер. – Вы хоть отдаёте себе отчёт в том, насколько Вы заметный?! С Вашими способностями, с Вашим напором, с Вашими внешними данными, в конце-то концов!.. – Он сердито ткнул Радзинского указательным пальцем в грудь. – А Вы осознаёте, как сильна зависть в этой среде?! И какими ужасными последствиями это может быть для Вас чревато?.. Нет, конечно, Ваша искренность в стремлении приобщиться к истинному знанию делает Вам честь, но зачем так откровенно подставляться под удар?! Самоуверенность – та же глупость, – горячился Мюнцер, насколько возможно сдержанно помахивая рукой перед носом онемевшего от изумления Радзинского. – Как умно Вы себя вели, когда были аспирантом! Я просто нарадоваться не мог, видя, как ловко Вы обходите все подводные камни на Вашем пути, как трезво, тонко – дипломатично, но при этом безжалостно – ведёте дискуссию. Как не даёте не малейшего шанса Вашим недоброжелателям неподдельным стремлением выполнить свою работу безупречно … Вы серьёзно полагаете, что, распив с кем-то пару бутылок водки, а затем снисходительно сообщив собеседникам, мол «лажа всё это – то, чем вы, ребята, занимаетесь», что, таким образом, Вы приобретаете себе союзников?!

– Я вообще не рассуждал об этом в таком ключе, – нахмурился Радзинский.

– Ну, да! Вы решили, что попали на другую планету, населённую честными и благородными искателями Истины , – ехидно заметил Мюнцер, склоняя голову набок.

– Уф-ф-ф… – Радзинский провёл по лицу рукой. – Поверить не могу… – Конкретизировать свои сомнения он не решился – всё-таки и у стен есть уши…

– Викеша… – Мюнцер взглянул на него умоляюще, уморительно сморщив при этом нос. – Успокойте меня – Вы ведь нашли, что искали? – Он смерил весёлым взглядом окончательно ошалевшего Радзинского и снисходительно пояснил, – Ваша, хм… светская активность в последнее время заметно снизилась. Напрашивается вывод, что Вы таки обрели свой Грааль. Я сейчас не имею в виду Ваши успехи в фарси… – многозначительно добавил он.

Потерявший дар речи Радзинский автоматически кивнул и Мюнцер со вздохом облегчения деликатно потрепал его по плечу.

– Рад за Вас. Надеюсь, мои предостережения не пропадут даром… – Он вопросительно выгнул бровь и, дождавшись от собеседника повторного кивка, бодро попрощался, – Так Вы обещали, Викентий! Чтоб к концу недели текст был…

К Покровскому Радзинский в этот раз не пошёл. Купил пива, разложил по тарелочкам закуску и устроился в мягком кресле у журнального столика в библиотеке. Сидел, смотрел, и ничего перед собой не видел. Осушая очередной бокал, он пытался унять внутреннюю дрожь, от которой самым натуральным образом тряслись руки. Боялся подумать и страшился поверить, что достиг желанной цели. Мюнцер – старый, добрый Мюнцер, ненавязчиво опекающий его почти уже десять лет оказался частью того мира, куда Радзинский так настойчиво пытался проникнуть – получается, что с чёрного хода. У парадного все эти годы его терпеливо ждал Исаак Израилевич.