Юлия Келлер - Ценностный подход

Чтобы добраться от лабы до моего кабинета, нужно пройти по длинному узкому коридору, отделяющему второй административный корпус от основного здания, в котором находятся все восемь секторов. Я почти бегу, на ходу пытаясь вытащить ключи из кармана рабочего халата, но один ключ застревает в небольшой дырочке, образовавшейся на ткани. После того как коридор заканчивается, я поворачиваю налево, огибаю промзону, прохожу мимо кабинетов руководителей нашего сектора. Вот я уже стою возле двери, а ключ никак не хочет извлекаться на волю. С силой дергаю вверх за брелок, и увеличиваю размеры дыры примерно в два раза.

«Вот дерьмо!», – выкрикиваю я достаточно громко для того, чтобы рабочие, стоящие за ближайшими станками, с интересом посмотрели в мою сторону.

Мне приходится повторить своё ругательство, поскольку дверь оказывается незапертой. Я посмотрела за свою жизнь кучу фильмов, и ни в одном из них открытая дверь не предвещала ничего хорошего. Протянув пальцы к дверной ручке, я замечаю, что сильно волнуюсь – даже руки дрожат. Позвонить бы в охрану, но если за дверью ничего не окажется, смеху не оберешься. Одним глазком посмотрю, и если там вдруг окажется труп, то тогда…

Как и в фильмах, ничем хорошим моё любопытство не оборачивается, так как на своем рабочем месте я обнаруживаю того самого Фарбера. Он хоть и не труп, но особой симпатии не вызывает. До этого момента людей, способных одним взглядом пригвоздить человека к месту, я не встречала, поэтому теперь стою в некоторой беспомощности и растерянности. Фарбер же восседает на моем любимом и таком удобном рабочем кресле, как на троне. Он прерывает процесс моего пригвождения и принимается рассматривать документы, которые ещё час назад вроде как принадлежали мне. Его беспардонность обескураживает и сбивает с толку. Все же я произношу:

«Здравствуйте, – стараюсь придать своему приветствию укоризненный тон, – меня зовут Ксения Малиновская, я руковожу отделом технического контроля сектора А. Ну, а Вы можете не представляться, я, разумеется, о Вас уже наслышана».

Я узнала Фарбера по фотографии с распечатки, оповещающей о назначении. Такие в ходу на нашем предприятии. Начальство, как говорится, нужно знать в лицо.

Обращаю внимание на то, что новоиспеченный начальник взял мою ручку и производит с нею типичные для задумавшегося человека манипуляции: скользит пальцами от колпачка до кончика, затем переворачивает и повторяет действие. И так снова и снова.

Я бы не возражала, если бы речь шла о посторонней ручке, а не о той, которую мне подарил мой парень. Опасаясь, что Фарбер вдруг сломает столь дорогую моему сердцу вещь, я уже собираюсь напомнить этому обнаглевшему типу, мол, брать чужие вещи без спросу не есть хорошо, а мои – так и вовсе преступление, но в этот момент рабочий телефон принимается громко привлекать к себе внимание. Замечаю, что от этого звука Фарбер вздрагивает. Какой-то нервный обнаглевший тип.

Слушаю», – Фарбер отвечает на звонок.

На моё приветствие он не ответил ровным счетом ничего, поэтому возможность услышать его голос предоставляется мне лишь теперь.

«Ксению?» – переспрашивает Фарбер, будто бы даже удивившись, что звонят не ему.

Подняв на меня свои темные глаза, он некоторое время сомневается. Наверное, вспоминает, назвалась ли я Ксенией или как-то по-другому. Затем все же передает трубку.

«Смотрю, вы уже познакомились, – замечает мой непосредственный босс – заместитель директора завода по качеству Привалов, – я тебе говорил, что нужно написать отчет по браку до завтрашнего утра?»

«До завтрашнего?» – уточняю я таким тоном, каким могла бы спросить: «Да вы там все охренели что ли вообще?»

«Да, Прайс сказал, что завтра приедет комиссия из Управляющей Компании, и им очень понадобятся сведения…»

«Если им понадобятся – пусть считают!» – говорю я рассержено, стараясь не замечать того, что Фарбер хмурится.

Вообще-то, составить отчет мне совсем несложно. Нужно просто пойти в изолятор, собрать все карты брака и забить в компьютер всю информацию о них. Недовольна же я тем обстоятельством, что у нас обо всем всегда становится известно в последний момент. Приходится торопиться, нервничать – в таком состоянии можно наделать кучу ошибок, и, несмотря на приложенные усилия, остаться виноватой. Я разговариваю с заместителем директора в подобном тоне, только исходя из нежелания делать отчет на скорую руку, а так, в обычное время, у нас с ним замечательные отношения.

«Ксения, я очень тебя прошу, – босс реагирует на моё недовольство, как обычно, слишком спокойно, я даже чувствую по голосу, что он улыбается и нисколько не рассержен за мою попытку ему перечить, – без тебя мне никак не справится, ты ведь знаешь».

Когда два человека работают вместе в течение долгого времени, им становится известно о слабостях друг друга. Так вот, сейчас Привалов в своих целях использовал моё почти патологическое стремление постоянно ощущать свою значимость. Его замечание о том, что без меня никак и никуда, подкупает. Я становлюсь податливой, улыбаюсь полуосознанно и глупо, после чего отвечаю согласием.

«Напомни Фарберу, что нужно провести „оперативку“ до половины десятого, потом, в десять селекторное совещание, и про директорское не забудь упомянуть».

Тут, как ни странно, я сдерживаюсь, хотя мне очень хочется заметить Привалову, что услуги секретаря не входят в мои обязанности. Выдохнув и вздохнув несколько раз глубже обычного, я просто вешаю трубку.

Разумеется, Фарбер мог бы смутиться из-за того, что ему приходится выслушивать посторонние разговоры, вникать в чужие разногласия, и покинуть, наконец, мой кабинет и позволить мне нормально поработать.

Но он, видимо, совсем не таков, каким воображаешь человека, знакомого с правилами приличия, поэтому продолжает сидеть в моем кресле, как будто оно комфортнее всех остальных на заводе.

В то время как я – стою!

Вдруг Фарбер снимает колпачок с ручки, которую долгое время так активно теребил в руке, и принимается писать что-то на листе бумаги. Стараюсь не подсматривать, но становится жутко любопытно. Пока я фокусирую взгляд, чтобы буквы не расплывались, Фарбер перестает писать, бросает ручку на стол и поднимается с места.

«Оперативка через пятнадцать минут», – говорит он, бросив быстрый взгляд на своё запястье, обтянутое черным кожаным ремешком с металлическими часами, и, не задерживаясь ни на минуту более, выходит. Бумажку с писаниной Фарбер забирает с собой.

«Странный», – констатирую я.

Как ни крути, я не могу придумать ни одного разумного объяснения тому, что сейчас здесь происходило, поэтому ничего не остается, кроме как, готовить данные для оперативного совещания.