Юлия Келлер - Ценностный подход

«Я подозреваю, – вдруг вмешивается Фарбер, при этом будто обращаясь к Разумовскому, а не ко мне, – что для того, чтобы они оказались в итоге вместе с остальными документами, из лабораторию их все-таки стоит забрать».

По тому, как он говорит, становится ясно, что новый начальник не самого высокого мнения о моих умственных способностях. Поймав, наконец, его взгляд, я натянуто улыбаюсь. Никак не отреагировав, Фарбер наклоняет голову и тихо проговаривает, будто себе под нос:

«Готовьтесь предъявлять изделие „П“ сегодня».

«Сегодня?» – голоса Разумовского и второго зама – по технической части – Шафрова сливаются в один.

«Сегодня».

«Военные не принимают изделие „П“ после двадцать пятого числа. Даже если существует особая срочность, им фиолетово, – пытается прояснить ситуацию Шафров, – не стоит рассчитывать на эту, хоть и большую сумму…»

«Если я говорю „готовьтесь к предъявлению“, значит, нужно готовиться. К чему эти препирания? Не стоит объяснять мне очевидные вещи, я не идиот».

Ага, не идиот – надо это запомнить и процитировать, когда руководитель группы военной приемки Назаров пошлет Фарбера куда подальше вместе с подшипниками.

«Сегодня, – не унимается новый начальник, – мы должны вывести в сбыт по максимуму. Уж постарайтесь. А пока можете идти».

На сборке по-прежнему делать нечего, поэтому я посещаю отдел контроля на четвертом отделении.

«Я пришла работать на завод, потому что хотела найти здесь себе мужчину, но тут все какие-то странные».

От двух пар глаз меня скрывает небольшая перегородка, поэтому они не может видеть, как сильно Арина огорошила меня своим признанием. Понимаю, что должна как-то сообщить о своем присутствии, но не делаю этого, о чем нисколько не жалею, потому как разговор становится ещё более интересным, когда Арина заявляет:

«Вот наш новый начальник очень даже ничего, симпатичный. И высокий. И наверняка зарабатывает хорошо».

От удивления я приподнимаю одну бровь. Тут Валентина неожиданно резко произносит:

«Забудь».

«Это ещё почему?» – судя по голосу, Арина больше удивлена, чем обижена, таким категорическим наставлением.

«Он свой выбор сделал».

«Но говорят, что он не женат», – сообщает Арина.

«И что? У Фарбера на лице написано, что если он что-то решил, то останется верен своему решению».

Подобное заключение Валентины после столь короткого знакомства ставит меня в тупик. Признаюсь, я почти не думаю о крокусе, который неплохо было бы сменить на самом деле. Он подождет до завтра. Боюсь, если я затею такую длительную операцию, производственное руководство сожрет меня на ужин.

Выглядываю из-за перегородки. На лице Арины выражена глубокая озадаченность. Видимо, верные мужчины встречались ей не слишком часто. Медленно покидаю своё укрытие, и выхожу в дверь, ведущую на сборку. Фуф, хорошо, что никто меня не заметил, неловкостей на сегодня и без того достаточно.

Сажусь в одно из кресел, чтобы подписать скопившиеся за несколько часов документы, а сама прокручиваю в голове только что подслушанный разговор. Как у Валентины могло уже сложиться устойчивое мнение о Фарбере? Мастерам его, естественно, представили раньше, чем мне, но не настолько, чтобы они успели разобраться в тонкостях его характера. Возможно ли, что они были знакомы до его устройства на завод?

Одна мысль порождает другую, и так я вспоминаю Фарберовского предшественника. С ним связана забавная история, кстати. Когда я ещё работала в сепараторном секторе, к нам зашел этот, тоже ещё молодой и такой же русоволосый, мужчина. Я его сразу узнала, но вот фамилию припомнить не могла. Поэтому сказала начальнику колечно-сепараторного производства – Тышлеру следующее:

«К вам приходил этот… как его… ну, начальник сектора А… Пюрешка что ли…»

На самом деле тот был Порешко, но моя оговорочка приобрела популярность. Впоследствии, когда я уже начинала работать в секторе А, за глаза начальника иначе как Пюрешкой никто не называл. Наши отношения с Пюрешкой с моего первого рабочего дня и до его последнего был сложными. Открытых конфликтных ситуаций между нами не возникало, да и работалось замечательно, ведь Вячеслав и по складу своего характера напоминал пюре – что хочешь, то из него и лепи. Неудивительно, что мастера продолжительное время толкали его все ближе к краю пропасти.

Долгое время управление сектором находилось в руках мудрых и опытных, но алчных женщин. Производство велось по их правилам, но в итоге они проиграли: директор обвинил руководство в том, что они не справляются с обязанностями, и снял с должности Пюрешку вместе с обоими его замами. Когда же разбирательство коснулось дам-мастеров, они с уверенностью заявили в один голос, что действовали по инструкциям начальника. В итоге за Пюрешкой не сохранили и инженерского места, услав его в филиал, откуда он благополучно уволился через два или три месяца.

Не могли ли наши глубокоуважаемые дамы во главе с той же самой Валентиной специально подставить Пюрешку, чтобы освободить кресло начальника для Фарбера? Вдруг он чей-нибудь родственник. От подобной мысли мне становится не по себе – слишком коварный план даже для таких знатоков по части плетения интриг и составления полукриминальных бизнес-схем, как наши производственные мастера.

Рассматривая варианты того, каким образом Фарбер мог стать начальником, я вдруг сталкиваюсь с тем, что по какой-то причине не желаю думать о нем плохо. Как раз в этот момент Разумовский появляется на сборке вместе со своим новым боссом. В белом халате Фарбер, кажется, выглядит ещё на несколько лет младше. Пока я смотрю на него, он приближается ко мне шаг за шагом. По пути останавливается и терпеливо слушает, пока зам знакомит его с некоторыми рабочими.

«Работа наша нынче устроена так, – жалуется один из клепальщиков, – что первые две или даже три недели делать нечего, зато в последние десять дней нагрузка просто бешеная».

«Как и везде», – уверяет Фарбер.

«Я вот, что предлагаю тогда: может быть, мы будем выходить на работу числа двадцатого. Пусть нам кольца к тому времени подготовят, чтобы мы могли все собрать. Как раз уложимся в десять дней, а то сидим, как дураки, без дела больше половины месяца».

В ответ Фарбер улыбается не очень искренне, скорее, только для того, чтобы показать, что он оценил шутку. В этот момент нам на контроль с магнита везут сразу три партии и готовятся подать ещё столько же. А это значит – завал!

Вижу, что Фарбер внимательно смотрит за движением тележки, и когда она останавливается рядом со столом контролеров, поднимает глаза. Соответственно, наши взгляды встречаются, и я пытаюсь безмолвно выразить свое недовольство. Улыбка на лице Фарбера превращается в усмешку. Глубоко вздохнув, я поднимаюсь со своего места и спешу на помощь контролерам.