Вячеслав Репин - Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Роман. Том II

Всё решилось в считаные часы. Однако квартиру решили не покупать, а пока лишь снять ее, уже с текущего месяца, подписав договор на годичный срок, с тем чтобы Луиза пожила здесь какое-то время и осмотрелась, прежде чем придется принять окончательное решение.

В считаные дни были улажены формальности, Брэйзиер выделил дочери бюджет на покупку мебели, если ей захочется что-то сменить; до принятия ими окончательного решения родственник ограничился вывозом библиотеки и ценных вещей, всё остальное он оставил в пользование. И уже через неделю был назначен день для переезда на новое место…

Луиза предпочла приурочить переезд к субботе. Отец не мог задержаться в Париже до этого дня. И Петр пообещал взять на себя главные хлопоты. Но после отъезда отца Луиза отговорила Петра от участия в перевозе вещей. В его помощи больше не было необходимости. Американец МакКлоуз пообещал привести целую бригаду друзей и знакомых…

Дожидаясь приходаМакКлоуза, который пообещал взять напрокат мини-фургон и приехать с обещанными помощниками, Луиза открыла окна, обложила подоконник подушками и, забравшись на него с ногами, листала томик Мишимы, на днях подаренный одним из друзей американца. Поминутно отрываясь от книги, она спускалась босыми ногами на паркет, что-то вновь перекладывала и перепроверяла, опять крошила остатки белого хлеба голубям, которые целой стаей осадили соседский балкон.

Утро выдалось теплое, солнечное. Уезжать никуда не хотелось. И тем более очевидным казалось, что переезд не нужен, затеян зря. Еще с вечера ее одолевали сомнения. И не только в переезде. Путаница с отцом, с Петром, с друзьями, которые вечно чего-то не могли поделить, – всё это отравляло жизнь, а не только настроение. Думать обо всём этом не хотелось. Хотелось просто сидеть не двигаясь на солнце и смотреть в открытую книгу. Но читать тоже не получалось. Не удавалось запомнить содержание прочитанной страницы. Когда в дверь наконец позвонили, Луиза испытала некоторое облегчение.

На пороге вырос Робер. Уже по одному выражению его лица не трудно было догадаться, что он пришел раньше всех не просто так.

Луиза вернулась к окну, забралась на прежнее место и, не удостаивая гостя вниманием, стала что-то быстро штриховать карандашом в блокноте.

Разглядывая приготовленные для вывоза вещи – чемоданы, коробки, чехлы с одеждой, мелочи из мебели, сдвинутые к передней, – Робер прошелся по квартире. После чего решил приготовить себе кофе. Казалось, что он просто хочет удостовериться, что, несмотря на грядущие перемены, всё оставалось между ними по-старому, что перемена не упраздняет его прежних прав и привычек.

Робер внес в комнату поднос с чашками, опустился в свободное от вещей кресло, отшвырнул в угол чьи-то валявшиеся мокасины и, потрепав листья высокой, безжизненно обвисшей монстеры, томным голосом спросил:

– Цветы ты разве оставляешь?

– Там их целый ботанический сад. Если хочешь, забери себе, – ответила Луиза, не отрывая глаз от блокнота. – Где застрял МакКлоуз? Скоро двенадцать…

– В прокате теперь всегда надувают. Не хватило машин, и морочат ему голову.., – высказал Робер злорадное предположение и, ударив кулаками по пухлым подлокотникам, прошелся взглядом по ее голым икрам. – А может, пробки в городе. Вообще жалко, что ты съезжаешь. Я любил эту квартиру. Целая эпоха для нас обоих.

Метнув в гостя презрительный взгляд, Луиза предпочла не отвечать.

– Да, представь себе… Мне грустно до слез. – Робер сцепил пальцы рук на животе и шнырял глазами по груде вещей. – Нет, скажешь? Было время, когда мы все…

– Давай о чем-нибудь другом…

– О чем о другом?

Луиза нахмурила брови и молчала, понимая, что Робер опять добивается своего, пытается «вывести ее на чистую воду», как он выражался, внушив себе, что последнее время она живет в чем-то мутном и небезвредном для нее, вплоть до ее здоровья. Уже на протяжении нескольких месяцев каждый раз, когда они оставались наедине, Робер не мог говорить ни о чем другом.

– Ты хочешь сказать, что было время, когда все мы спали кучей вот в этой постели? – с раздражением уточнила Луиза. – Что было, то прошло… Время групповухи прошло, Робер. Всё однажды проходит. И пора привыкнуть. Ну вот, смотри, что получается: ты приходишь ко мне, я тебе рада, а чем ты платишь? Опять и опять за свое. Как надоело, знал бы ты! Как надоело…

Стараясь не уронить своего достоинства, Робер вынул из кармана пачку «Кэмела» без фильтра, выудил короткую сигарету, постучал ею о помятую пачку, немного удивляя своей жестикуляцией, да и тем, что собирался курить, – до сих пор он был некурящим.

– Какой ты ребенок.., – произнесла она.

– Ты очень, очень изменилась, – произнес Робер. – Да, Луиза. С тех пор как твой дядя-розовод…

– Вот на этом стоп! Остановись, пожалуйста, и больше ни слова! – пресекла Луиза; она свесила ноги с подоконника и, исподлобья уставившись на гостя, проговорила: – Ты за этим и явился?.. Я тебе не позволяю смаковать эту тему, слышишь? Если ты хочешь, чтобы мы остались друзьями, Робер… Хочешь или нет?

Робер вроде бы не обижался. Неопределенно поведя головой, он размял шею и вдруг на глазах помрачнел.

– У тебя нет зажигалки? – спросил он.

Она соскочила с подоконника, стремительно прошлепала ногами на кухню и вернулась в комнату с большим коробком хозяйственных спичек:

– На, кури на здоровье! И, пожалуйста, я тебя прошу, Робер, хватит! Ты ведь близкий мне человек… – Она умоляюще наклонила голову. – А кроме этого, ты, между прочим, еще и мужчина. Это тоже немного обязывает.

– Этого ты как раз и не понимаешь, – пробормотал Робер невнятным баском. – Луиза! – провозгласил он, задыхаясь от дыма, не то от наплыва бурных чувств.

– Ну что – Луиза? Что – Луиза?

Резко подавшись вперед, Робер ухватил ее за голые бедра, силой привлек к себе и уткнулся лицом ей в пах.

Чувствуя, как его рука всё выше подбирается по ее бедру под юбку, Луиза оставалась неподвижна, а затем, налившись холодной яростью, сдавленным голосом процедила:

– Убери сейчас же свои лапы… дурачок!

Робер замер и, еще крепче вцепившись в ее ягодицы, вдруг разразился рыданиями. Луиза сбросила с себя его руки, отскочила в сторону и вне себя от ярости проговорила:

– Я тебе запрещаю! Ты понял? Чтобы это было в последний раз! В следующий раз…

Не пряча лица, по которому скатывались крупные, мутноватые слезы, Робер откинулся на спинку кресла, вцепился кулаками за подлокотники и бормотал:

– Луиза… я ведь ничего, ничего от тебя не хочу. Только…

– Только что? Затащить меня в постель?.. Время от времени? По старой дружбе – это ты хочешь сказать?

– Нет, ты не понимаешь…

– К чему тогда эти лапания? Почему ты меня доводишь? Робер, ты прекрасный парень. Но я… я больше не отношусь к тебе как к мужчине, заруби себе это на носу!