Олег Зинченко - Город. Энтропия в замкнутом пространстве. Две страшных повести

Зуб впервые, за многие сотни похожих процедур, ощутил себя в роли зрителя и с непонятным для себя восторгом наблюдал за манипуляциями Бадая, время от времени, вытирая лицо и шею грязным платком.

Между тем подготовка закончилась, начиналось основное действие. Бадай подошёл к Власу и, осторожно сняв с него повязку, тут же отошёл вглубь комнаты, словно боясь подцепить какую-нибудь заразу.

– Доброе утро, Покровский, – вкрадчиво и проникновенно, как лечащий врач, сказал Бадай. – Точнее, добрый вечер. Или для тебя он не добрый? Ну-ну, не надо так глазками вращать, сам виноват! Ну, посуди, на посту не отметился, пытался скрыться. Что говоришь? Не пытался?! Ах, ты говорить не можешь! У нас ротик заткнут. Сейчас, сейчас. Потерпи. Дам я тебе возможность потрепаться. А сейчас растопырь-ка свои паршивые уши, благо они у тебя открыты, и слушай сюда внимательно! Видишь, Покровский, перед тобой дети? У них есть ещё шанс стать достойными людьми. Мы ещё можем отмыть их от дерьма их родителей, таких же подонков, как ты! Они же не виноваты, что родились от скотов! Ты, тварь, Покровский, наверное, думаешь, что я буду допытываться от тебя каких-то признаний под угрозой их смерти?! – Бадай быстро приблизился к Власу и начал говорить таким пронзительным шёпотом, что даже у Зуба похолодело внутри, – И ты, я уверен, внутренне готов к этому. Нет! Нет и нет! Всё будет иначе! В нашем Городе всё по-другому! Ты сам, слышишь, Покровский, ты сам попросишь меня, нет! будешь умолять меня, чтобы я озвучил свои требования! Потому что, даже не зная их, ты уже будешь согласен на всё!

После этих слов Бадай подошёл к окну и распахнул его. Неожиданно с улицы повеяло первыми всплесками вечерней прохлады. Стоявшие перед окнами серые фигуры людей, даже не шелохнулись, увидев в окне младшего наставника. Они напоминали засохшие деревья в каменистой пустыне, которые из последних сил вцепились корнями в умирающую землю, ожидая хоть капли спасительного дождя.

Бадай повернулся к Власу, достал пистолет и передёрнул затвор:

– Видишь, на площади стоят люди? Это родители вот этих самых детей. Сейчас, на их глазах, я начну убивать их родителей. По одному, с интервалом в одну минуту, а вы, – он посмотрел на детей, которые готовы были завыть от ужаса, – Должны умолять его пощадить ваших отцов и матерей. От этого человека зависит теперь их жизнь!

И в тот же момент Бадай навскидку выстрелил через окно в толпу людей. Одна из женщин, вскрикнув, упала. Люди, не понимая, что происходит, попытались покинуть определённые охраной места, но были стремительно остановлены предупредительными выстрелами со стороны охранников. Обступив убитую, они застыли в прежних позах, приготовившись к худшему.

В помещении всхлипывания детей перешли в монотонный рёв. Толкаясь, и перебивая друг друга, боясь подойти ближе, они всё же хватали Власа за ноги и, давясь слезами, кричали:

– Дядечка! Попроси! Попроси, дя-я-дечка-а!

Влас стал судорожно извиваться, издавая невнятные мычания.

– Всем молчать! – рявкнул Бадай, подходя к Власу.

Дети тут же, проглатывая всхлипывания и прикрывая лица побитыми цыпками ручками, присели, приученные к суровым наказаниям за неисполнения приказаний.

– Покровский, ведь ты хочешь попросить меня, чтобы я не стрелял? Так? – прошипел Власу в ухо Бадай.

Влас утвердительно закивал головой.

– И ты готов принять все мои требования, и умоляешь, чтобы я назвал их?! – проорал Бадай.

Влас кивал так, как будто через него пропустили электрический ток.

– Ну что ж, ты меня уговорил, – вновь миролюбиво, как закадычный друг, проговорил Бадай. – Начнём с малого. Ты сейчас дашь клятвенное обещание, что не будешь оказывать никакого воздействия на моё сознание и на сознание моего коллеги, который тоже находится здесь, в этой комнате.

Влас никак не прореагировал на слова Бадая, казалось, что он впал в забытьё.

– Хорошо, минута пошла! – сказал Бадай, поворачиваясь к окну.

Влас тут же кивнул головой.

– Вот и славно. Я знал, что ты разумный человек. – Бадай вновь приблизился к Власу, – Сейчас я сниму с твоего рта пластырь, и ты чётко и уверенно скажешь, что не будешь копаться в мозгах младшего наставника Бадая и старшего контролёра Зуба. Ты ведь у нас честный и принципиальный. – После этих слов Бадай резко сорвал пластырь с губ Власа. – Говори, я жду.

Влас, с трудом открывая рот, проговорил:

– Обещаю. Да, я обещаю.

– Ну вот, пока всё. Детей и родителей в изолятор! – крикнул Бадай в окно.

– Высший класс! – выдохнул Зуб, подходя к окну и закуривая сигарету.

Всё это время, пока Бадай разыгрывал виртуозный спектакль, Зуб прислушивался к своим внутренним ощущениям. Но не почувствовав ничего противоестественного, успокоился. Значит, пока всё было в порядке.

Заручившись обещанием Власа, выглядя внешне спокойными, Бадай и Зуб встали перед Покровским. Так Влас увидел их обоих во второй раз, и опять он был беспомощен, беспомощен и беззащитен.

– Ты, конечно, понимаешь, Покровский, – буравя глазами Власа, начал Зуб, – Мы могли потребовать от тебя сейчас многого, если не всего. Но это не наш метод, мы люди жёсткие, но разумные. И пользуемся мы таким методом крайне редко, в особых случаях. И ты наверняка отдаёшь себе отчёт, что ты и есть особый случай. – Зуб выкинул в окно окурок и, выдохнув остатки дыма, продолжил, – Я убеждён, что, обговаривая всё мирно, мы договоримся о многом. Я прав? – Влас молчал, – Ну так я прав, или нет?

– Правы, гражданин старший контролёр, – с трудом проговорил Влас, – Прошу вас, освободите мне руки, я их совсем не чувствую.

Зуб подошёл к столу, отстегнул наручники, а затем, взяв Власа за волосы, заставил его сесть.

– Ты нам лучше вот что расскажи, Покровский, – растягивая фамилию по слогам, начал основную часть допроса Зуб, – Как тебе удалось попасть в Город, да не просто в Город, а в Город с особым режимом, минуя КПП?

– Где конвой? Где ты скрывался ночью?! – вступая в допрос, резко выпалил Бадай.

Растирая затёкшие от наручников кисти рук, Влас начал рассказывать:

– Мы вчера утром, точнее, ближе к полудню, как я понимаю, часов-то у меня нет…

– Меньше слов, ближе к теме! – прервал Власа Зуб.

– Как только мы прибыли к КПП, – продолжил Влас, – один из конвоиров отбыл в Город, с пакетом для вас. Двое оставшихся стали бить меня, требуя дать обещание, что я самостоятельно прибуду в Управление Города. Они почему-то боялись входить в Город, ссылаясь на какой-то приказ о разделении зон ответственности, или что-то в этом роде. Контролёры-охранники на КПП в этот спор не вступали и наблюдали за всем со стороны. Я отказался давать обещание о том, что самостоятельно доберусь до Управления, потому что понимал, что могу быть убит. Я говорил им про приказ о ликвидации любого поселенца, перемещающегося по территории поселения без конвоя, но они и слушать не хотели. Вместо этого они вкололи мне какое-то лекарство. Я видел его в первый раз. После укола мне стало ужасно плохо, и я дал-таки им обещание. Потом я потерял сознание, а когда очнулся, никого рядом не было. Я лежал в каких-то развалинах, рядом валялись мои вещи, временный паспорт и записка с указанием маршрута движения.