Игорь Горев - Тень Хиросимы. Роман-легенда

Перед внутренним взором сразу оживилась картинка, скорее походившая на ночной кошмар. Пи-Ти заново переживал события сегодняшнего дня.

Он даёт газ и левым разворотом уводит свою боевую машину в сторону от эпицентра взрыва.

Вдалеке сверкнул на солнце металлический борт другого бомбардировщика, ведущего аэрофотосъёмку. Всё вокруг приняло мрачноватый тёмно-синий оттенок: внутренняя обшивка самолёта, приборная доска и даже белые облака превратились в синие ватные обрывки, парящие в тёмно-фиолетовом пространстве. Он смотрел на мир сквозь линзы специальных очков, защищающие глаза от яркой вспышки взрыва.

Момента взрыва он не видел. Он только ощутил его. Сначала ослепляющим бликом на лобовом стекле кабины, затем могучую машину основательно тряхнуло.

Ещё доворот. И вот в левое окошко Пи-Ти увидел быстро растущий гриб, состоящий из клубов чёрного и белого дыма, пыли и обломков, медленно оседающих вниз.

Гриб уже достиг исполинских размеров и продолжал расти на глазах, увлекая вверх клубы дыма. Его гладкая (Пи-Ти даже показалось: склизкая) шляпа уже была над самолётом. На втором плане бледно светило жалкое светило.

Пи-Ти глянул вниз. По спине пробежал холодок – не хотел бы он сейчас оказаться на месте горожан. В сторону от мгновенно выросшего гриба быстро разбегалось белое кольцо ударной волны, оставляя после себя выжженную пустыню.

Бр-р, – он пошевелил плечами, прогоняя холодное оцепенение, вызванное увиденным зрелищем. – Как страшно! Ужасно! Ведь там люди!.. Дети!!! – Сердце бешено заколотилось. Кровь прихлынула к лицу. Руки судорожно сжали штурвал. Наушники зловеще молчали. – Тишина у ложа усопшего, когда все физически ощущают присутствие смерти, – пронеслось в голове.

Пи-Ти почувствовал себя виноватым ребёнком. Он сейчас непоправимо напроказничал. Разбил чью-то любимую и драгоценную вещь. И, боясь наказания, спрятал следы своего «преступления». Но возмездие неотвратимо. И он знает это и с содроганием ожидает.

Вдруг наушники ожили и злорадно засмеялись дьявольским смехом:

– Получайте, уроды! «Грины» проклятые! Это вам за брата и за друга!

Пи-Ти очнулся. Сорвал очки и вытер холодный пот.

В чёрном провале «зрительного зала» творилось нечто непонятное. «Зал» бушевал; из его непроницаемой тьмы выплескивались целые шквалы рукоплесканий.

А ведь точно, – укорил себя душеприказчик-защитник второй степени, – чего это я расслабился. Расчувствовался, как кисейная барышня. Тоже мне – боевой душеприказчик-защитник – пожалел, кого!? Врага! А они тебя жалели! Сколько товарищей полегло! Вот и получайте. Вот и вам возмездие пришло. Время отвечать!

Пи-Ти благодарно плескался в овациях, вытирая слезу в уголках глаз…

– Не помешаю?

Пи-Ти нехотя открыл глаза и взглянул на вошедшего отрешёнными глазами: мол, дорогой мой, ты так не вовремя! Но в ответ сделал приглашающий жест рукой: давай, чего уж там, заходи.

В комнату вошел худощавый и высокий Кэй-Ай (от латинских К… I…), душеприказчик-защитник четвёртой степени, метеоролог авиагруппы. Он вёл тот второй самолёт, проводивший аэрофотосъёмку воздушной атаки на город.

Войдя в комнату, Кэй-Ай замер у порога, теребя в руках изрядно поношенную форменную кепи.

– Ну? – Пи-Ти заметил капли пота на высоком лбу Кэй-Ай, но не придал этому значения – тропическая духота изнуряюще действовала на всех.

Пауза затягивалась. Пи-Ти выпрямился на стуле и, приняв официально-вопросительный вид, приподнимая руки и рисованно-удивлённо морща лоб, повторил:

– Ну, я слушаю вас, Кэй-Ай. У вас такой вид, будто вы потеряли свой самолёт, а сами выпрыгнули с парашютом. Что случилось, дружище? – Последняя фраза прозвучала неестественно фамильярно.

– Вы видели его?

– Кого? Прошу изъясняться точнее, я не чародей, умеющий читать чужие мысли.

– Взрыв. – выдохнул Кэй-Ай.

– А вы как думаете? Я всё-таки непосредственный исполнитель, так сказать. – Пи-Ти начал терять терпение. Он всегда недолюбливал своего метеоролога за его скрытность и малообщительность: «Тоже мне – философ».

– Одним махом мы стёрли целый город и тысячи жизней. Раз, и всё! Я видел своими глазами – я вёл фотосъёмку. И солнце… – Душеприказчик-защитник четвёртой степени замолк на полуслове и прислонился к стене. Его глаза походили на окуляры фотокамер – стеклянно-неживые.

Пи-Ти внутренне содрогнулся, встретившись взглядом с подчинённым. За стеклянными зрачками он увидел безжизненную пустыню на том месте, где только что кипела жизнь. Выжженную и исковерканную. В какой-то миг ему захотелось вскочить, подбежать к товарищу по оружию, прижать его по-дружески к себе и найти те слова-бальзам, которые согрели бы и излечили простудившуюся душу. В какой-то миг… Он боязливо покосился в «зал». Хватит нюни распускать, – отдёрнул сам себя, поправляя сбившуюся форму, – тоже мне: душеприказчик-защитник второй степени, командир авиагруппы! Подчиненный может проявить слабодушие. Но ты!? Да и подчинённому пора брать себя в руки, а то завтра он не сможет чётко выполнить мой приказ. Тьфу ты … – Пи-Ти мысленно выругался, стараясь «плюнуть» в бесформенный белый «мешок», прислонённый к стене, который некогда был душеприказчиком-защитником четвёртой степени. Однако вслух он произнёс, подойдя вплотную к Кэй-Ай:

– Возьмите себя в руки! Вы душеприказчик-защитник, а не чувствительная девушка, падающая в обморок при виде раздавленной ею букашки. Вам доверено защищать Родину! А вы… стоите тут как размазня. «Город стёрли», – передразнил Пи-Ти своего подавленного подчинённого. – Надо будет, и ещё сотрём. Я бы всю эту зелёную плесень стёр бы к … – Пи-Ти вытер слюну, выступившую в уголках рта. – Цвет или белый или зеленый. И уж поверьте мне, для нас лучше, чтобы он был белый. Ну ещё можно допустить синий (союзники всё-таки), хотя пусть и он катится ко всем чертям! Белый, слышите меня! Белый, как моя форма! – Он почти кричал прямо в лицо опустившему глаза душеприказчику-защитнику четвёртой степени. Этому интеллигенту, непонятно каким образом попавшему в боевую часть.

Он хотел (ох, как ему хотелось!) своим криком размазать его по фанерной стене, превратить в жалкий прах, стереть из своей жизни, забыть! Он сейчас упивался своей властью. Властью над чужой душой. Ведь по законам военного времени он мог… – Пи-Ти неожиданно замолчал и, резко повернувшись, вернулся на своё место. Не сводя тяжёлого командирского взгляда с подчинённого, он медленно сел на стул и положил локти на стол.

Жара, – подумал он, вытирая липкие капли со лба.

Раздражение сменилось удовлетворением. Он словно сорвал внутри себя плотину, и вырвавшиеся наружу стихии, сметая всё на своём пути, унесли прочь невыносимое давление, таившееся за хрупкой плотью. Но больше всего тешили душу Пи-Ти те звуки, вырывающиеся из чёрного мрака – тысячи птиц взмыли вверх, восторженно хлопая ему своими крыльями.