Игорь Горев - Тень Хиросимы. Роман-легенда

Сзади забавно потренькал трамвай, тяжело накатываясь на рельсы. Ёноскэ вышел к мосту и, глубоко вдохнув, зажмурил от удовольствия глаза. Красота! И куда мы все спешим, не замечая ничего вокруг?!

Река Ота, поделившись здесь своей водой с одним из семи рукавов, разрезала город на островки, окаймлённые по берегам зелёными насаждениями. Он стоял на одном из них и любовался панорамой, открывающейся с набережной у моста.

Война будто отступила на задний план. За спиной возвышалось тёмно-серое каменное нагромождение дома Гэмбаку, на его ступенях сидел раненый солдат в полевой форме.

Ёноскэ подошёл к парапету. Прозрачное течение, позолоченное песчаными пляжами и украшенное изумрудами и малахитом, спокойно и величаво устремлялось к морю, не замечая городской суеты и шумихи. Вот бы и мне так, – подумал он, провожая взглядом похожие на призрачных лебедей приводнившиеся белые облака.

По ушам резануло, раздирая идиллическую картину пополам. Снова прозвучал сигнал воздушной тревоги.

Ах, чтоб вас…! Дайте хоть на секунду забыть всё! – Ёноскэ с трудом оторвал взгляд от воды и поднял голову к небу в поисках причины гудящей сирены.

Высоко за облаками медленно летел самолёт. В-29, – безошибочно определил Ёноскэ (война хороший учитель, но уроки её, к сожалению, недолговечны), страх, успевший вкрасться внутрь и завладеть всем его существом, быстро улетучился, – всего один бомбардировщик!? Наверное, разведчик или листовки будет разбрасывать. Уф, отлегло, – он прижал руку к сердцу, напряжённо выталкивающему из себя кровь. – Что-то сбросил, ух, гад! Почему наши зенитчики молчат?! Высоко?

Ёноскэ не отрываясь, как завороженный, следил за маленькой серебристой точкой, отделившейся от самолёта.

В какое-то мгновение он ощутил в себе неразрывную связь между собой, своей судьбою и этой вспыхивающей холодным металлическим отблеском крохотной точкой, быстро приближающейся к земле.

Вот над точкой вырос белый купол. Она замедлила своё роковое падение. Ёноскэ почему-то разочарованно вздохнул. Вздох читателя, неожиданно для себя открывшего последнюю страницу увлекательной книги. В последнее время он жил сюжетом этой книги. Сопереживал героям и событиям. И вот, нате вам – автор решил поставить последнюю точку. Да как он смел! Ведь пока он, Ёноскэ Юсио, читал – он жил.

Нежелание закрывать последнюю страницу и предчувствие, что это неизбежно и когда-нибудь случится, были в том невольном вздохе.

Серебристая точка молчаливо долетела до своего места и… взорвалась, протыкая небо острыми языками огня и растекаясь жирной белой кляксой дыма. Взорвалась с ужасным грохотом, в котором слышалось злорадное: «Всё, конец!»

Последнее, что увидели влажные глаза Ёноскэ, перед тем как расплавиться в адском пламени, было – кровавое око, неожиданно выглянувшее сквозь густые клубы дыма. Оно зорко взглянуло на притихший внизу город и на замерших в страхе людей. В его алых глубинах вспыхнул и замерцал недобрый огонёк. Ёноскэ в ужасе отпрянул от соприкосновения с горячим, хищным дыханием близкой смерти.

Испепеляюще-яркая Вспышка жадно и ненасытно поглощала улицы и людей, застывших на мостовых, дома и маленькие деревца сакуры, растущие вдоль набережной реки, долины и небесную лазурь. Оставляя после себя обожжённое, потемневшее небо, изуродованные людские останки, развалины и – Тьму…

В остекленевших глазах Ёноскэ, перед тем как их расплавил и испепелил взрыв, застыл мёртвый негатив с ярко-белым пятном на месте поглощённого Вспышкой солнца.

Светильник, освещающий зал, погас. Партер, бельэтаж и ложа погрузились в непроницаемую темноту. Где-то высоко над головами загорелся новый источник.

В отличие от потухшего светильника в «зале», дарующего свет и тепло каждому, невзирая на лица и места, этот новый источник, похожий на прожектор, рассеивал свои пронзительно-холодные лучи избирательно и целенаправленно. Приглядевшись, можно было увидеть бесчисленные лучи-щупальца, связанные в единый пучок. Они, хищно извиваясь, каждый достигал своей цели, обволакивал и заползал внутрь, наполняя тела новой сутью. Жизнью и содержанием.

Инстинктивно зажмурившись в момент взрыва, Он удивлённо разлепил плотно сжатые веки: Он жив?! И сквозь прищур настороженно осмотрелся вокруг. Страх улетучился. Он широко открыл глаза. Удивление нарастало по мере того, как к нему возвращалось обыкновенное зрение, способное различать предметы, образы, тени и полутени.

Он стоял на самом краю грандиозной ярко освещённой сцены, замещающей собой прежний ландшафт. Зрительный зал был погружён в непроницаемую тьму. Но зал не был пуст. Он ощущал чьё-то многочисленное присутствие, и что-то подсказывало ему: зал заполнен до отказа. «В „театре“ аншлаг?!»

Непроницаемую темноту нарушал слабоватый отблеск сцены, застывший в тысячах пар внимательных глаз, неотрывно следящих за игрой артистов («в тысячах», – это подсказывал взволнованный внутренний голос нашего героя – он не мог себе представить, что существуют в мире зрительные залы на миллионы, и, тем более, миллиарды зрителей).

Нарушал гармонию непроницаемой темноты непрерывный шорох входных дверей. Они открывались, пропуская на миг необыкновенно чистые лучи света, на фоне которых мелькали неясные тени входящих. Петли неустанно шуршали в своих гнёздах, почти никогда не останавливаясь хотя бы на минуту – перевести дыхание.

Кто они? – подумал Он, вглядываясь в темноту. Входили в основном улыбающиеся молодые люди. Они с интересом оглядывались, попадая внутрь. Смеялись. Словом, вели себя так, как ведут обыкновенные беспечные зрители, пришедшие повеселиться, пофлиртовать, себя показать, на других поглазеть, в общем, попросту убить время. Иногда, держась за взрослую руку, заходили маленькие дети. Их вселенские глаза были по-детски широко открыты. Непонимающе, порой с испугом, они взирали на этот незнакомый непонятный мир взрослых развлечений и, вздохнув, безропотно впускали его в своё маленькое сердце.

Почти никто не выходит? Странно! – Ему захотелось крикнуть в зал: «Что вы тут забыли? Вставайте и идите! Здесь тесно и душно! А там, там воздух и солнце. Ну что же вы?..» – Двери с надписью «выход» оставались практически без движения. Как они размещаются?

Язык словно прилип к гортани. Его охватил сильнейший страх. Он попятился назад. Могучий источник света, бьющий откуда-то из-под потолка, ослепил и поглотил его. Он пытался жмуриться и закрываться руками. Нещадные лучи-щупальца ощупывали его своим холодным прикосновением. Заползали внутрь, наполняя оболочку новым содержанием. Он чувствовал себя похожим на пустую бутылку, брошенную в море. Волны качают её, захлестывают. Солёная вода затекает в открытую горловину. Бутылка захлёбывается и тяжелеет, и уже сама услужливо черпает вездесущую едкую воду. В следующую минуту, заполненная до краёв, она безвозвратно погружается на дно, становясь частью морской стихии…