Николай Антонец - Непреодолимая сила

– Повтори, – попросил я куда слабее, чем намеревался.

– Ну… посмотри сам, – девочка обратилась ко мне напрямую. Так, будто мы были равны. И она допустила меня в свой круг общения – но никак не наоборот. И… я почувствовал себя ребёнком, выслушивающим нравоучения от старшего товарища. – Это ведь один и тот же заумный и непонятный язык… Глупые предложения, которые и произнесёшь-то не сразу, и эти трудные слова… Дети так не пишут. Я вот не могу это даже понять – а ваша императрица ведь не так уж и старше…

Я понял, что задыхаюсь. По целой сотне различных причин. На языке осталась всего одно сладкое обещание – «Я задушу тебя, маленькая мразь!» – но озвучивать его я не решился. Просто чуть нагнулся вперёд, чтобы проще было вцепиться в тонкую белую шею Майи, непредусмотрительно выставленную напоказ.

Чертовка совсем потеряла страх. Просто сидела там, в метре от меня, и смотрела с непониманием в огромных голубых глазах. Как будто бы из нас двоих именно я был абстрактной пародией на человеческое существо, возомнившей о себе невесть что!

– Именно это… – я прикрыл глаза, продолжая изрыгать сквозь стиснутые зубы пламя облеченной в слова ненависти. – Отличает Её Высочество… от подобных тебе!

Тяга к убийству подопечной постепенно шла на убыль, и я очень надеялся, что болтливая девчонка не посмеет распалить её вновь.

– И всё равно не она этот бред пишет, – пробурчала Майя себе под нос, и я приложил все усилия, чтобы убедить себя в том, что мне это лишь показалось.

Сначала Натали, теперь это малолетнее наказание… Будь я одним из глубоко верующих еретиков – то, несомненно, увидел бы в этом печать некоего мистического испытания!

Некоторое время мы провели в молчании, глядя по сторонам и стараясь не встречаться взглядами – оба вели себя как поссорившиеся дети, и если такое поведение Майи ещё можно было понять, то собственное чувство оскорбленной гордости нервировало меня ещё сильнее, чем всё случившееся вообще.

И тут желудок девочки, стреляющей по сторонам прищуренными глазками, вдруг издал утробный, скрипучий стон, расползшийся по тишине тесной комнатки звуком боевого горна. Майя невероятно смутилась такому повороту – и едва заметным движением хлопнула себя ладошкой по животу – но юный организм был неумолим, и, не желая подчиняться ни мысленным, ни физическим приказам, вскоре вновь выдал заунывную песнь голода. Конечно же, щёчки Майи моментально загорелись рубиновой краснотой, и я вдруг понял, что не могу держать зла на это хрупкое маленькое чудо: она могла быть потерявшей страх бунтаркой и вредной выскочкой, могла даже желать мне смерти – но всё равно оставалась при этом обычным ребёнком. Таким же, каких были сотни и тысячи на территории великой Империи. И в этом, наверное, наши с ней народы действительно мало чем отличались.

Смирившись, я попробовал улыбнуться и задал осторожный вопрос:

– Голодна?..

– Вот ещё! – фыркнула Майя, отстраняясь. – Я могу не есть неделями! Или даже месяцами!

– Ничего себе! – я восхищённо присвистнул, ничуть не скрывая иронии.

– Тем более… – девочка замялась в нерешительности, оценивая основательность своей позиции. – Тем более что кормят у вас… отвратительно…

Последнее слово она произнесла почти неслышно, опасаясь, что оно может меня рассердить – и всё равно не желая от него отказываться. Упрямство моей маленькой гостьи действительно казалось безграничным – та не желала уступать даже в мелочах!

– Ну а что поделать, – я выдал спокойную ухмылку. – Империя на пороге войны. Вся роскошь осталась дома, а здесь мы обязаны поддерживать себя в хорошей форме – и потому едим только специально отобранные продукты…

– Без вкуса и цвета…

– Но зато с массой полезных свойств, таких как…

– Я не понимаю, – Майя насупилась. – Зачем тогда вообще идти в солдаты?.. Жить в этом шкафу, который вы называете комнатой, питаться помоями и убивать других людей?.. Что в этом хорошего?.. Ну, хоть что-нибудь?..

– Видишь ли… – я был разочарован очередной вспышкой горестных размышлений со стороны девочки, но постарался скрыть эти чувства за множеством внутренних замков. Это ведь был всего лишь ребёнок. Маленький глупый ребёнок. – Иногда человеку приходится забыть о собственном комфорте и трудиться во благо… Нет, во имя… В общем, ради чего-то большего, чем просто мягкая кровать и вкусный обед. Чего-то значимого.

– А ещё вас заставляют читать эту глупую книгу!..

– Прояви уважение! – прикрикнул я, сбившись с линии умиротворённого объяснения. – Эта книга, уж поверь, ничуть не глупее тебя!

– Значит, я вообще полная идиотка!

– Наверное! – подтвердил я, не сообразив сразу, что сыграл тем самым на руку несносной болтунье.

– Дурацкая книга!..

Потеряв контроль над собой, я негромко выругался. И тут же встретил изумлённый взгляд Майи – девочка определённо знала смысл оброненного мною слова, но едва ли часто слышала, как его произносят вслух. Тем более, с таким чувством и выражением. На пару мгновений я стал для гостьи чем-то вроде нового божества, носителем запретного знания и дерзким нарушителем всех родительских заповедей.

– Ух ты, – не удержалась Майя, взирая на меня с подобострастием и лёгкой опаской. – Если бы я хоть когда-нибудь сказала что-то подобное при родителях… Крик стоял бы до самой ночи, точно говорю…

С одной стороны, меня устраивало то спокойствие, с которым Майя научилась говорить о потерянном доме, но с другой… Я всё равно чувствовал себя лишним всякий раз, когда она упоминала своё прошлое. Мы как будто бы существовали в двух совершенно разных мирах – и не готовы были принять их равноценность.

– Ешь, – я кивнул в сторону принесённого с кухни свёртка, что покоился на прикроватной тумбе. – И возражения не принимаются.

Майя намеревалась сказать что-то в ответ – что малоприятное и по обыкновению дерзкое – но всё же сдержалась и с театральным безразличием потянулась к коробке с армейским пайком. Но не успела она даже ознакомиться со скучным на вид содержимым, как в дверь вдруг резко постучали – и почти сразу же, без труда миновав электронный замок, в комнату вошёл командир отряда чистильщиков. И силуэт Кирилла, кажущийся неброским и чуть размытым на фоне блеклого дверного проёма, сейчас внушал наравне с обычным благоговением и что-то ещё… Тревогу. Беспокойство. Предвкушение.

– Значит, ты всё-таки тут, Марк! – начал командир с порога. – Неужели для тебя нужно было приготовить какое-то особое приглашение? Мы не в школе, чтобы вызывать родителей за опоздание! У нас тут, если ты не заметил, как бы война…

Я вскочил с кровати и вытянулся по струнке, не представляя, чем мог вызвать столь ярое неодобрение со стороны Кирилла.