Дмитрий Саввин - Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

– Дай-то Бог! – ответила Елена. – Но не только ведь в опыте дело: приход там совсем маленький, людей, которые могли бы помочь, взять негде…

– Вот ваша с отцом Ярославом задача в том и состоит, чтобы приход стал большим и люди появились! – несколько назидательно сказал Евграф.

– Разумеется, Владыко, мы все, что сможем, сделаем, – сказал отец Ярослав. – Но если возможно, хорошо бы кого-то со Свято-Воскресенского прихода взять, хотя бы с минимальным опытом. Чтоб было, кому за службой читать или петь, не только Елене…

– Хорошо бы, не спорю, – Преосвященный медленно, задумчиво поглаживал бороду. – Только ведь сам знаешь: хору платить нужно, а толковых псаломщиков у нас почти нет. А тех, что есть, не сегодня-завтра рукополагать надо.

– Да, понятно, – с грустью кивнул Ярослав. Так же кивнула и Елена. Такой настрой не особо радовал Евграфа, но менять свое решение он не собирался.

– Отец Ярослав, я ведь не против, – сказал архиерей. – Но я не вижу никого, кто бы из хора, да и вообще с прихода, захотел бы переходить в Свято-Пантелеимоновский храм. Сам знаешь, тут не только в деньгах дело, люди со своей церковью сживаются, что-то менять не хотят. Но если найдешь добровольца или даже добровольцев, которые пожелают за тобой последовать, – обещаю, я препятствовать их переводу не буду.

На том разговор и был закончен.

Уже на следующий день о новом назначении стало известно всем, включая и Вадима. Тем же вечером он в очередной раз, на правах друга семьи и по приглашению Елены, побывал в гостях у Андрейко. Как обычно, был чай на кухне и обсуждение последних событий.

– Такие вот дела, – вяло резюмировал рассказ о своем назначении настоятелем отец Ярослав.

– Хорошие дела! – бодро отвечал Челышев. Елена, которая явно была подавлена карьерным ростом своего законного мужа, посмотрела на него непонимающим взглядом.

– Хорошие-то хорошие, да только надо из чего-то делать иконостас, из кого-то делать хор и чтецов… А вот из кого?.. – с той же опустошенной грустью продолжал Ярослав.

– Из добровольцев! Вам же Владыка сказал, что если добровольцы найдутся, то можете забирать. Ну, вот я готов быть добровольцем, забирайте! – несколько шутливо ответил Челышев.

Елена, которая за секунду до того выглядела даже не побледневшей, а пожелтевшей, после этих слов засветилась.

– Правда? – радостно спросила она и тут же, не давая Вадиму ответить (как будто бы он мог передумать!), продолжила, обращаясь уже к мужу:

– Слава, это же прекрасно! Лучше варианта и не найти! Вот тебе и чтец, и певец, и вообще специалист широкого профиля!

– Да, согласен… – несколько неопределенно, но, однако, улыбаясь, отвечал Ярослав. Его эта перспектива не радовала, но и не страшила. Он уже привык к тому, что Вадим присутствует в их жизни, и даже не хотел думать о том, чтобы что-то менять. Что тут изменить? Так, по крайней мере, сохраняется какая-то видимость семьи, дома, уюта… А что будет, если начать давить на Лену? Очевидно, что все это рухнет, и ничего, решительно ничего, чем можно заменить эту видимость, он не найдет… По крайней мере тогда он был уверен, что это действительно очевидно.

– Ну ничего себе! – громко, почти угрожающе сказала Елена. – Вадим готов оставить свою службу иподиакона при архиерее, чтобы тебе помочь, а ты только «согласен»! Мог бы и спасибо сказать!

– Да ну что вы… – с несколько фальшивым смущением сказал Челышев.

– Да, Вадим, извини, – обратился к нему отец Ярослав. – Спасибо, твоя помощь будет очень кстати…

На следующий день Вадим объявил архиерею о том, что хотел бы продолжить службу на приходе у отца Ярослава. Евграф был ошарашен этой новостью, однако вскоре понял, что отговаривать своего иподиакона едва ли есть смысл. Иподиакон, келейник и телохранитель – это лицо, которое должно пользоваться абсолютным доверием. А сейчас, особенно в случае отказа, о таком доверии уже говорить не приходилось.

– Скажи по совести: это из-за Елены? – спросил Вадима архиерей. Вместо ответа Челышев подошел к аналою в красном углу, перекрестился, поцеловал лежащие там крест и Евангелие и сказал:

– Говорю Вам, Ваше Преосвященство: не из-за нее. Никаких там отношений не было!

Евграф молча смотрел на него, потом перевел взгляд на аналой. Можно ли было после этого доверять Вадиму? Доверия не прибавилось, скорее наоборот. Но было ли у него право не доверять Вадиму? В конце концов, все, что было против него – это сплетни, слухи, догадки… Слишком мало, чтобы принять однозначное решение, особенно в отношении человека, который до этого служил верой и правдой.

– А если не из-за Елены, то из-за кого? – вновь спросил Евграф.

– Из-за отца Ярослава, конечно. Мы давно с ним дружим, а тут я с ним поговорил: он как в воду опущенный, боится, что не справится. Нужно ему помочь, хотя бы на какое-то время.

Упоминание о «каком-то времени» прозвучало успокаивающе. Любая, даже очень малоприятная вещь, начинает казаться сравнительным пустяком, когда объявляется, что она – явление временное. И хотя Евграф был человеком опытным, на него это, как ни странно, также подействовало. Хотя умом он и понимал, что нет ничего более постоянного, чем временное…

– Ну ладно. Пускай отец Ярослав сам ко мне зайдет и попросит – тогда я тебя отпущу… – резюмировал Евграф.

Отец Ярослав на следующий день зашел и попросил.

– Я не против, – по возможности дипломатично ответил ему архиерей. – Но тебе действительно нужен… Нужна помощь именно Вадима?

– Да, Владыко. Да и нет больше никого, – как-то отстраненно ответил ему Андрейко. Он уже дал согласие и Лене, и Вадиму, и ему казалось, что отыгрывать назад сейчас уже поздно. Да и есть ли смысл? И был ли у него вообще выбор?..

Архиерей еще раз взвесил ситуацию. Если все то, о чем сплетничают и что предполагает он сам, правда – то отец Ярослав должен быть об этом осведомлен. И кто-кто, а уж он-то в этой ситуации менее других заинтересован тащить за собой Челышева. Но Челышев перед крестом и Евангелием отрицает все обвинения, а Андрейко против него ничего не имеет. По крайней мере, на словах. Может, и на самом деле ничего нет, одни лишь сплетни, очередное искушение?

Помолчав несколько секунд, Евграф выдохнул и ответил:

– Что ж, будь по-твоему…

Вскоре после того, как отец Ярослав стал настоятелем Свято-Пантелеимоновского храма, все то, что осталось от его семейной жизни, приобрело некую странную, уродливую завершенность. И для самого отца Ярослава, и для его прихожан семья Андрейко превратилась в семью Челышевых, при которой приходской священник находится в качестве этакого приживальщика. Он, как и полагается попу, совершал воскресные и праздничные службы, исполнял требы, однако все решения, касающиеся обустройства прихода и, конечно же, его бюджета, принимали Лена с Вадимом. Денег у него в кошельке было столько, сколько они считали нужным ему выдать – иногда не было и вовсе.