Дмитрий Саввин - Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

– Аминь! – завершил свою проповедь архиерей. После этого губернаторский зам, пришедший по случаю назначения нового епископа, подошел к амвону.

– Уважаемый епископ Евсевий! – начал он свою речь. – От лица губернатора и всего руководства Мангазейской области поздравляю вас с прибытием в наш город. Православная Церковь искони была хранительницей лучших наших обычаев, особенно таких, как межнациональная и межконфессиональная терпимость. Мы надеемся, что успешное сотрудничество с епархией, начатое при епископе Евграфе, будет продолжено. Спасибо за внимание!

Евсевий с уважительной серьезностью выслушал и эту речь. Надо было, вероятно, сказать что-то в ответ, но тут он немного растерялся и ответил невпопад:

– Спасибо за доброе напутствие…

Чиновник, и без того чувствовавший себя неуютно в чуждой и со всех сторон непонятной ему атмосфере храма, неловко и зло улыбнулся и стал протискиваться через ряды прихожан к выходу.

– А суров новый Владыка! – шепнул отец Георгий Тарутин другому священнику, отцу Ярославу Андрейко. Отец Ярослав медленно кивнул, однако ничего говорить не стал, ибо догадался: дело было скорее не в суровости, а в растерянности. «Как-то будет дальше?..» – вновь задал он сам себе вопрос. Ответа пока не было.

Священники начали подходить ко кресту. Почти у всех в руках были букеты цветов – традиционный и, так сказать, дежурный подарок епископу. От некоторых приходов пришли еще и старосты (все – исключительно женщины преклонных годов), которых также представляли новому архиерею.

После того как все это закончилось, иеромонах Игнатий вновь подошел к Евсевию.

– Ваше Преосвященство, в трапезной накрыты столы… Благословите?

– О, это хорошо! – с улыбкой ответил архиерей.

Духовенство во главе с Евсевием, в сопровождении некоторых избранных мирян, вроде пары старост и нескольких околоепархиальных интеллигентов, направилось в трапезную. Надо сказать, что это помещение выглядело более чем скромно. Да и едва ли могло быть по-другому, ибо находилось оно в небольшом одноэтажном деревянном доме, причем в этом же доме располагался и кабинет архиерея, и приемная его секретаря, и кабинет благочинного Мангазейского округа.

«Н-да, убогонько!..» – мысленно отметил Евсевий, входя в трапезную. Стены были тщательно выбелены, на столах в хрустальных вазах установлены цветы, а на сами столы были постелены новые скатерти, но все это, естественно, не отменяло ни тесноты, ни того, что в соседней комнатушке гремела посуда, а в воздухе стоял душный кухонный запах.

«Прямо как в сельском приходе, – продолжал про себя оценивать обстановку Евсевий. – Надо будет все это перестроить!..»

Не без труда добравшись до своего места во главе стола и дождавшись, когда все гости протиснутся на свои места, он прочитал молитву. Потом все расселись, и трапеза наконец началась.

– А где заместитель губернатора? – поинтересовался Евсевий, не заметив столь высокого гостя среди сотрапезников.

– Видимо, ушел, Владыко! – немного смущенно ответил отец Игнатий.

– Ну, ушел да и ушел! – вновь улыбнувшись, сказал архиерей. Священники в ответ тоже улыбнулись, правда, немного скованно.

– Ты его хоть пригласил? – спросил Евсевий у отца Игнатия.

– Да, разумеется, – ответил тот. – Приглашение было вручено.

– Что ж он так? – Евсевий обратился уже к отцу Василию.

– Не могу знать, Ваше Преосвященство! – все в том же армейском стиле отчеканил тот. Васильев уже сообразил, что подобный стиль архиерею люб, и решил впредь по возможности держаться именно в этой манере. – Может, просто торопился.

Епископ кивнул, и больше за обедом о сбежавшем заме уже не вспоминали.

Первые минуты после молитвы трапеза протекала почти безмолвно, под негромкое бряцание вилок, ударяющихся о дно старательно опустошаемых тарелок, да тихий перезвон бокалов, пока осторожно наполняемых преимущественно минералкой. Заметив всеобщую скованность и справедливо полагая себя главным ее виновником, Евсевий решил несколько разрядить обстановку. Он начал рассказывать различные анекдоты из монастырской жизни, вспоминать о тех или иных забавных казусах, случавшихся с ним при встрече епархиальных архиереев, пересказывать смешные истории, которые слышал от своего духовного отца, и тому подобное. И добился успеха: священники заметно расслабились, в стаканы полилась уже не минералка или морс, а водочка, разговоры стали оживленнее. Трапеза начала все меньше походить на обед духовенства с архиереем и более напоминала обычные поповские посиделки, где все чувствовали себя на равных. Вскоре началось пение многолетия. Во-первых, конечно, «нашему Владыке многая лета!», во-вторых – произносившим тосты священникам. Все это с обычным для относительно непринужденной обстановки продолжением: «Так выпьем же, выпьем, выпьем за это!»

Наконец трапеза завершилась. После молитвы собравшиеся, отягощенные немудреной, но обильной пищей, стали, охая и толкаясь, пробираться к выходу. Оказавшись за дверями трапезной – вне досягаемости архиерейского слуха – отец Тарутин с тихим восторгом сказал иеромонаху Игнатию:

– Удивительный Владыка! Ведет себя не как архиерей, а как просто другой священник – по-братски!

– Угу, – голосом, лишенным всякого эмоционального оттенка, ответил ему иеромонах.

– Удивительно! С Евграфом просто не сравнить!

– Угу, – так же тихо ответил отец Игнатий. Заметив, что поблизости появился благочинный, Тарутин оборвал разговор.

– Архиерея обсуждаем, отцы? – иронично спросил Васильев священников.

– Как же можно! Князя Церкви, преемника апостолов!.. – негромко и еще более иронично ответил отец Игнатий. Васильев ехидно улыбнулся и пошел к своему микроавтобусу. А отец Игнатий, перекрестившись на храм, повернулся и пошел к своему дому. «По-братски себя ведет… Пока! – мысленно рассуждал он. – А впрочем… Как Бог даст!»

– Отец Игнатий! – от церковной ограды его окликнул его старый знакомый, Ярослав Андрейко. – Ты куда путь держишь?

Иеромонах остановился, обернувшись всем корпусом.

– Домой, куда ж еще?

– Слушай, извини, конечно… Не возьмешь в компанию? – спросил отец Ярослав.

– Пошли, – ответил Игнатий. Он знал, что это, скорее всего, надолго. Очень возможно, что отец Ярослав будет сидеть у него до позднего вечера, а поздно вечером, сославшись на то, что маршрутки уже не ходят, останется до утра.

Принимать кого бы то ни было на своей съемной квартире, где более половины его немногочисленных вещей уже который год лежали в картонных коробках, отцу Игнатию не хотелось. Даже своего старого и доброго друга, Ярослава Андрейко. Последний тоже понимал, что, напрашиваясь в гости, он поступает не слишком деликатно, ибо он был в курсе того, как живет настоятель кафедрального храма. Но оба они знали, что у отца Ярослава для этой просьбы были основания – настолько болезненные, что отец Игнатий едва ли решился бы ему отказать…