Юрий Кудряшов - Вся проза в одном томе

– Я приеду с другом.

– Зачем друг?

– Он за рулём, а я нет. Не хочу везти такую сумму в метро.

– Хорошо. Приезжайте в девять.

– Договорились.

Я встал и собрался было уходить, но остановился в дверях.

– Последний штрих, – решил я добавить к вышесказанному. – Личная просьба: не говори Насте, что я всё знаю. Хочу сделать ей сюрприз.

– Не скажу.

Лёва – тот самый любящий выпить друг, с которого всё и началось – согласился подвезти меня к дому Ядрина, а потом с деньгами ко мне. «Только не пей, ты мне нужен трезвый!» – предупредил я его. Я так ничего и не рассказал ему. Он терялся в догадках, но я пока не готов был говорить об этом с кем бы то ни было.

В девять мы были на месте. Остановились возле подъезда сыщика. Мотор не выключали. Ядрин вышел, подошёл к нам и сел рядом со мной на заднем сиденье. Сначала он не произнёс ни слова. Просто молча передал мне конверт, сверля меня грозным взглядом.

Я заглянул в конверт. Там были две плотных пачки пятитысячных купюр – по сто штук в пачке. Деньги были свежие, только с конвейера, ещё пахнущие краской. Каждая пачка перетянута лентой с надписью «Банк России 5000х100». Номера купюр шли друг за другом по порядку. Я никогда в жизни даже в глаза не видел столько денег и уж тем более не держал в руках. Лёва с переднего сиденья не видел, что передал мне Ядрин.

– Сейчас будешь говорить с ней, – сказал сыщик, – передай, что я ничего больше не хочу слышать ни о тебе, ни о ней. Пусть забудет мой адрес, мой телефон, даже моё имя. Ясно?

– Передам.

Ядрин молча вышел из машины и вернулся к себе домой.

Минут через двадцать я уже поднимался на лифте в свою квартиру. Во внутреннем кармане моего пиджака покоился конверт с миллионом рублей. Даже не думал, что такие огромные деньги занимают так мало места. Меня переполняло предвкушение грядущей победы.

Она уже ждала меня дома.

– Привет, дорогой! Где ты был?

– Помнишь, родная, – начал я, раздеваясь, – недавно я обещал тебе, что совсем скоро заработаю достаточно денег, чтобы купить тебе ещё более красивое и дорогое колье, которое тебе не придётся прятать в старом тряпье, которое ты сможешь надеть на себя и носить на зависть подругам?

– Конечно, помню, милый!

– Колье с сапфиром, что так идёт к твоим небесно-синим глазам!

– К чему ты клонишь?

Я разделся и сел за стол. Она села напротив.

– Ну вот, гляди, – сказал я и вытащил из кармана конверт.

– Что это? – загорелась она любопытством. – Боже! – воскликнула, достав из конверта миллион. – Откуда это?

– Мне их дал твой любовник, – на удивление спокойно произнёс я.

Настя обомлела.

– Да-да, ты не ослышалась! Тот самый господин Ядрин, что приезжает к тебе, пока я на работе. Правда, больше уже не приедет. Он просил передать тебе, чтобы ты забыла о его существовании раз и навсегда.

Она так и глядела на меня огромными круглыми глазами, не зная, что сказать. Я торжествовал победу. Настя была нокаутирована. С непередаваемым удовольствием, смакуя и растягивая каждое слово, я неторопливо и с улыбкой рассказал ей, что произошло:

– Вчера, когда вы с ним делали это здесь, – я указал на кровать, – моя камера стояла вон там, – я указал на шкаф с посудой, – и смотрела на вас.

Глаза её наполнились слезами и стыдливо опустились.

– Я решил заснять вас, – продолжил я, – чтобы припугнуть твоего любовника, чтобы твой любовник выплатил мне компенсацию за несанкционированное пользование моей женой.

Настя смотрела в пустоту. Слёзы текли по её щекам и капали прямо на деньги, которые она не выпускала из рук.

– И теперь, – решил я добить её окончательно, – я ни о чём не жалею. Не жалею о нашем браке и о прекрасных минутах, проведённых вместе. Не жалею о своих рогах, которые ты мне наставила. Не жалею о своей наивности и глупости. Не жалею, что доверял тебе и любил тебя. Я не жалею ни о чём потому, что заработал на этом неплохие деньги! Ради миллиона стоило побыть немного обманутым мужем. Только вот ты, милая, не получишь из этого миллиона ни копейки. Ты сейчас соберёшь свои вещи и уйдёшь, не оставив здесь ни малейшего напоминания о себе. В следующий раз мы с тобой встретимся в ЗАГСе. Где начался наш счастливый брак – там он и закончится. А если я и пожалею о чём-то – то лишь о том, что мне теперь самому придётся убирать квартиру, готовить, стирать, гладить и мыть посуду.

– Ночь на дворе, – прохрипела она сквозь слёзы. – Куда я пойду?

– Меня это не касается, – сказал я с подчёркнутым равнодушием и закурил, отвернувшись от неё к стене.

Насте нечего было сказать. Мне стало даже немного жаль её. Дрожа от слёз, с печатью обречённости в каждом жесте, ежеминутно вытирая глаза, она неторопливо начала собирать по всей квартире свои пожитки. Привычная её аккуратность вдруг куда-то пропала, и она пихала свои многочисленные платья и юбки в чемодан одной смятой кучей.

Было уже одиннадцать, когда она последний раз взглянула на меня. Я по-прежнему сидел, отвернувшись, и тянул сигарету – но почувствовал на себе её взгляд.

Она вышла из квартиры с битком набитым, плохо закрывшимся тяжеленным баулом, так и не сказав ни слова и лишь тихонько посапывая. А я остался с сигаретой в зубах наедине со своим торжествующим самолюбием, сидя за столом, на котором лежал миллион.

Следующий день (это была суббота) я просидел дома. Меня вдруг сразила гнетущая тоска. Наверное, что-то ещё осталось у меня на сердце хорошего. Были ещё живы хоть какие-то человеческие чувства. Это были мои самые лучшие чувства – поэтому самые живучие. Показав худшую свою сторону, моей душе необходимо было обнажить и лучшую, чтобы восстановить естественный баланс. Открыв внутри себя бездну порока, мне захотелось откопать где-то ещё глубже щепотку добродетели. Это была не совесть. Это была надежда, что ещё можно что-то вернуть, что-то воскресить, что-то сделать по-человечески.

Сейчас даже странно это вспоминать, но в тот момент я готов был простить Настю. Появись она сейчас у моей двери в слезах – я бы просил её остаться и забыть всё, что случилось. Её вина была искуплена. Она заставила меня страдать – но и сама достаточно настрадалась в ответ. Во мне ещё оставалась мельчайшая капля любви и сострадания к ней, которую можно было при желании, при совместном усилии превратить в новое озеро счастья и благополучия. Я ходил по квартире, где ещё вчера были её вещи, её запах, звук её голоса. Я так привык ко всему этому, что без Насти жилище моё казалось пустым и тоскливым, затхлым и скучным, холодным и безжизненным. Не хватало чего-то очень важного – любимого и родного существа, лежащего рядом; дивных синих глаз, страстно глядящих на меня; широкой белозубой улыбки, встречающей меня с работы; бархатных золотистых кудряшек, лежавших на моём лице каждое утро.