Юрий Кудряшов - Вся проза в одном томе

Мы дружили с ним с детства, но сейчас этот человек был настолько далёк от всего, что происходило со мной, что я так ничего ему и не рассказал. Он до сих пор думал, что я живу с Настей. Мы пили всю ночь и болтали обо всякой ерунде. Даже под сильным градусом я не поднял волнующую меня тему. Алкоголь почти не брал меня. Я пил и не пьянел. Адреналин в моей крови был мощнее спирта. Сколько я ни пил – не мог отключить нескончаемый поток мыслей. Моё сознание пыталось постичь самое себя – нового меня, что пошёл на убийство жены (пусть и чужими руками), но не испытывает угрызений совести. Я пытался понять: как я дошёл до такого? Как можно сотворить такое и оставаться безразличным?

Столкнувшись с тотальной человеческой бессовестностью, недолго и самому потерять совесть, не правда ли? Ведь что такое совесть, как не набор правильных жизненных установок, традиционных понятий о добре и зле? Если же ты отчётливо видишь, что они перестали работать – как же можно им дальше следовать? Если тебя вывели из равновесия, лишили почвы под ногами – как же можно рассчитывать, что ты поведёшь себя в соответствии с установками, выработанными твоим устойчивым, равновесным сознанием?

Человек в экстремальной ситуации ведёт себя совсем иначе, нежели в обычной жизни. Будучи смельчаком в обычной жизни – он запросто может оказаться трусом в экстремальной ситуации. И наоборот. В экстремальной ситуации человек совершает поступки, которых от него никто не мог ожидать. Но даже не это главное, а то, что в экстремальной ситуации человек совершает поступки, которых сам от себя не мог ожидать.

Вот и я совершил нечто такое, чего никто от меня не мог ожидать. Нечто такое, чего я сам от себя не мог ожидать. Но даже не это удивляет меня больше всего, а то, что меня совершенно не мучает совесть. Как говорят в детском саду, она первая начала. Настя первая сделала то, чего я не мог от неё ожидать. И сделала это без намёка на угрызения совести, тем самым разрушив все мои понятия о добре и зле. Неужто она ожидала, что я поведу себя в соответствии с ними? Неужто, сделав непредсказуемое, она ожидала от меня предсказуемой реакции? Почему каждый человек думает, что он невероятно сложен и непредсказуем, тогда как все остальные люди просты и предсказуемы, словно лабораторные крысы?

Настя презрела всякое понятие совести, променяв совесть на самолюбие. Она первая начала эту игру самолюбий и объявила правила этой игры, по которым пришлось играть и мне и которые обернулись в итоге против неё самой. И теперь я не жалею ни об одном своём шаге, ни об одном слове, ни об одном поступке. Потому что справедливость, на мой взгляд, восторжествовала. Справедливость в той системе понятий, которую Настя объявила единственно правильной. И цель (вернее то, что Настя объявила целью) достигнута: моё самолюбие удовлетворено. А больше мне ничего и не нужно. Не нужны деньги, не нужна Настя, а нужно только моё самолюбие. Ведь именно самолюбие, а не деньги она так стремилась отнять у меня. И тем самым похоронила во мне не только любовь и доверие к ней, но также совесть и доверие к самому себе.

Об этом я мучительно размышлял до утра, пока пьяный Лёва бормотал что-то невнятное. Рано утром, когда он уже отрубился и храпел, лёжа мордой на столе – мне на мобильный поступил звонок с незнакомого номера.

– Сорок первая городская больница. К нам поступила Ваша супруга. Автомобильная авария. Приезжайте.

Они думали, я ничего ещё не знаю. И я должен был подыгрывать.

– Боже мой! Что случилось? Она жива?

– Приезжайте срочно!

Даже перед Лёвой я разыграл испуганного мужа, когда разбудил его. И он потащился за мной в больницу. Но я был почти уверен, что на самом деле меня приглашают на опознание.

Так и оказалось. Всё прошло как по маслу. Мой план снова удался на все сто.

Ядрин задушил её, положил в багажник и повёз куда-то. Может быть, хотел закопать в лесу. Может быть, сбросить в реку. Но по иронии судьбы именно в этот день попал в ДТП. Незначительный ушиб головы, лёгкое сотрясение мозга – и труп моей жены в багажнике.

Никакие деньги и никакие связи не помогли ему избежать пятнадцати лет тюрьмы.

Прошла неделя. Я сидел у себя дома и спокойно курил, когда в дверь позвонили. Я открыл и увидел снаружи невысокого молодого человека в очках. Это был Славик – мой шурин, Настин старший брат.

– Можно войти?

– Заходи.

– Я на минутку.

– Раздевайся, садись.

Он снял пальто и сел напротив меня за столом, как сидела Настя в день нашего расставания.

– С чем пришёл?

– Я пришёл сказать тебе, – начал Славик, – что не оставлю тебя в покое. Я постараюсь отравить тебе жизнь всеми доступными средствами.

«Что он говорит? – подумал я. – Наверное, мне это только кажется. Я, наверно, ослышался».

– Я сделаю всё, что в моих силах, – продолжал тем временем Славик, – чтобы тебе не жилось спокойно на этом свете. Я не оставлю тебя в покое. Я тебя уничтожу, так и знай.

Он сказал это на удивление спокойно. Да и моё спокойствие после всего случившегося нелегко было пошатнуть. Однако же я искренне не ожидал от него такое услышать. С чего бы?

– Может, объяснишь, в чём причина внезапно возникшей неприязни ко мне?

– Неприязни? – переспросил шурин. – Это неподходящее слово. Я тебя ненавижу! Презираю всеми фибрами души!

– За что, Славик?

– Я всё знаю! – смело заявил он.

– Что ты знаешь? – поинтересовался я.

– Это ты убил её!

Я даже поперхнулся.

– Смею напомнить тебе, мой дорогой шурин, что твою сестру и мою жену обнаружили задушенной в багажнике её любовника господина Ядрина, который во всём сознался и осуждён на пятнадцать лет.

Славик вытянул в мою сторону указательный палец, словно собирался пронзить меня им насквозь.

– Ты его спровоцировал!

– Каким же образом?

– Это ты отправил запись его жене!

Я искренне удивился его осведомлённости.

– С чего ты взял?

– Я знаю всё об этом деле. Я говорил с ней. У неё вовсе и не было этой записи. И она не собиралась отправлять её жене Ядрина. Если бы собиралась – рассказала бы мне об этом!

– Ты уверен?

– Не сомневаюсь! Как не сомневаюсь и в том, что Ядрин не побоится нового срока и в порошок тебя сотрёт, когда узнает, что ты его надул!

– В ближайшие пятнадцать лет он мне не грозит.

– Но ведь когда-нибудь он выйдет.

– Собираешься нести в себе злобу все эти годы? К тому времени ты сам уже женишься, нарожаешь детей, двадцать раз изменишь своей жене, а она – тебе.

– Не заговаривай мне зубы! – настаивал Славик. – По твоей вине погибла моя сестра! Не думай, что это сойдёт тебе с рук.

– Смею напомнить тебе и о том, что запись была отправлена жене Ядрина с Настиного ящика, а не с моего.