Иван Катков - Еще один день. Сборник рассказов

Галя с умилением слушала Бориса. Ее ротик чуть приоткрылся, щечки сделались пунцовыми.

– Я понимаю, что все это довольно неожиданно… – Боря опустил руку в карман пиджака, выудил пластмассовую коробочку, обшитую розовым бархатом и протянул Гале, – Галочка, выходи за меня!

Девушка осторожно открыла. В небольшой выемке пряталось обручальное кольцо.

– Боже мой, какая прелесть, – в волнении проговорила она, – но Боренька, миленький, я не могу его сейчас принять. Мне кажется, еще слишком рано…

– Все равно, – замотал головой Боря, – возьми колечко и храни его у себя. Я же не тороплю тебя, что ты! Думай столько, сколько тебе нужно.

Он приблизился к Гале и нежно поцеловал в губы.

Свеча, размякнув, устало склонилась. Капли горячего воска падали, застывая на скатерти бесформенными ляпушками.

Через минуту Боря поднял стакан.

– За тебя, любимая!

– За нас! За наше с тобой счастье, – звонко чокнулась Галина, немного пригубила вина и отправила конфету в рот.

Когда влюбленные допили бутылку, девушка прилично захмелела. Она и не заметила, как рука Бори оказалась у нее под лифчиком.

Он повалил ее на пол и принялся покрывать невинное тело жадными поцелуями. Галя целовала его в ответ и пьяно хихикала. Боря стянул с нее трусики и прикоснулся губами к мохнатому холмику. Галя покрылась мурашками. Дернула плечиками, словно ее знобило.

– Погоди секундочку, – вдруг вскочил он. Схватил с тумбочки бюст Ленина и протянул к ее лицу, – вот, сначала целуй его!

– Ты чего? – опешила она, приподнимаясь.

– Ну поцелуй, чего тебе стоит?

– Борь, не смешно, перестань сейчас же!

– А я и не шучу. Поцелуй, чего ты, – Боря приложил статуэтку к ее губам.

Девушка брезгливо отвернулась и отбросила Борину руку в сторону.

– С ума что ли сошел! Пусти меня, пусти, идиот!

Галя пыталась вырваться, но ей было не совладать с тренированным Борей.

– Галочка, не упрямься, ради нас, ради нашей любви, – Боря сел на нее верхом.

– Пусти меня, придурок! Я буду кричать! Ты ненормальный!

– Целуй!

– Го – о – о – осподи! Люди до – о – обрые! Помоги – и – и – ите! – заверещала Галя.

– Не кричи, любимая. Здесь стены толстые. Поцелуй вождя, так нужно.

Галина глубоко вдохнула и плюнула в статуэтку. Багровая от вина слюна попала на кепку вождя и медленно сползла по бронзовому лицу.

– Пошел к черту со своим Лениным!!! – в сердцах крикнула Галя.

Борис размахнулся и ударил Галину пудовым кулаком. Ее голова безвольно откинулась в сторону, волосы упали на лицо. Из рассеченной губы заструилась кровь. Галя зарыдала, стала сучить ногами. Пытаясь высвободиться, выгнулась мостиком, но Боря схватил ее за горло и властно прижал к полу. Девушка захрипела и вонзила острые ноготки ему в плечо.

– Ай! – вскрикнул Боря, отбросил ее руку и, приподнявшись, провел серию коротких ударов.

– Сука. Сука. Сука, – мрачно пыхтел он.

Девушка потеряла сознание.

Борис остановился и плюнул в кровавую кашу на лице Гали. Встал, взял бронзового Ильича, и до упора всадил в ее промежность. Статуэтка вошла лишь наполовину. По ляжке сползла тонкая кровавая змейка. Вокруг головы девушки растеклась лужа бурой крови. Волосы спутались и прилипли к синей опухшей щеке. Глаза заплыли. Нос был сворочен в сторону.

Боря поднялся, выдернул Ильича, бережно обтер рукавом и вышел из комнаты.

Всю ночь он бродил вокруг здания, прижав статуэтку к груди. Он плакал навзрыд и что – то бормотал.

С каждым ударом сердце его разрывалось от боли и тоски неразделенной любви.

Максим докурил, щелчком отправил окурок в урну и втиснулся в переполненный трамвай. Через двадцать минут тряски он вышел на «Пролетарке».

Трамвай, покачиваясь, с грохотом отъехал от остановки и скрылся за поворотом.

Дождавшись зеленого сигнала светофора, Максим перешел дорогу и торопливо зашагал по улице.

«Сейчас в мастерскую, – размышлял он, закрываясь от холодного осеннего ветра, – а потом в институт. К третьей паре должен успеть…»

В кармане завибрировал мобильник. Студент достал телефон и глянул на экран.

«Я скучаю, малыш (((скорей бы вечер. лю тебя***»

Юноша спрятал телефон.

Свернул на улицу Свердлова, прошел мимо гаражного кооператива и оказался у высоких металлических дверей мастерской. Постучал.

– Входите, не заперто, – услышал Максим знакомый голос.

Толкнул плечом тяжелую дверь и вошел.

В мастерской пахло моторным маслом и древесной стружкой. В углу мерно гудел электрический щиток. Над ним крепился выцветший плакат с изображением Лады десятой модели.

– Здорово, дядь Миш, – громко сказал студент.

Столяр сидел на огромном верстаке и шкуркой зачищал плечики для одежды. Это был крупный пятидесятилетний мужчина. Лысый, с седыми вислыми усами и глубоким шрамом на лбу. Грязная рубашка наполовину расстегнута, грубый медный крест на рельефной груди.

– Ну здоров, коль не шутишь, – ответил столяр, не отрываясь от своего дела, – где пропадал – то? Чет не видать тя давно.

– Да, дела были, – отмахнулся юноша, – учеба, сессия…

– Эх, епт, деловой какой стал, ты погляди.

Столяр молодцевато спрыгнул с верстака и убрал плечики в ящик. Из кармана рубашки вытянул сплющенную пачку «Тройки». Чиркнул спичкой, закурил.

– Слушай, дядь Миш, – Максим присел на табурет, забросив ногу на ногу, – просьба у меня к тебе небольшая.

– Что такое? – сплюнул сквозь зубы Миша и уронил пепел в консервную банку.

– Вещицу одну надо починить. Ты ведь у нас все можешь. Если че, за мной не заржавеет.

– Ой, отвяжись, – нервно махнул рукой столяр, – не до тебя сейчас. Работы, вон, завал. Не разгребу никак.

– Дядь Миш, позарез надо.

– Сказано тебе – нет. Некогда мне.

– Ну дядь Миш, выручи в последний раз, ну будь ты человеком, – заскулил Максим.

– Ладно, хрен с тобой, – недовольно пробурчал столяр, – показывай, что там у тебя.

Студент вынул из кармана целлофановый сверток и протянул Мише.

Развернув целлофан, столяр увидел человеческое сердце. Редко подрагивая, оно источало бурые сгустки крови.

– Хм, дела, – усмехнулся Миша в усы, положил орган на ладонь и несколько раз подбросил, – что, не фурычит?

– Не чувствует совсем ничего, загрубело, – сказал Максим, пожимая плечами.

– Да уж вижу, – ответил столяр, рассматривая сердце, – вон как скукожилось все…

Вдруг сердце выскользнуло из его крючковатых пальцев и шлепнулось на верстак, подняв небольшое облачко пыли.

– Тьфу ты, епт, – дернул головой столяр и поднял сердце.

– Ну так как, – еле сдерживал себя юноша, – починишь – нет?

– Отчего же нет? Можно… К завтрему будет готово.

– Ты не понимаешь! – рявкнул студент, – мне сегодня нужно! У меня свидание вечером!