Иван Катков - Еще один день. Сборник рассказов

– Ну и че ты там вытворял? – спросил Валера, загоняя удлинитель под тумбу.

– Наша славная Конституция великодушно предоставила мне право на отдых, – невнятно пробормотал он. – Пойду в море окунусь. Потом по бабам. Позвони пока этим… массажерам.

Эдик поднялся и, спотыкаясь, вышел.

У проходной ребят остановил Болтушкин:

– Куда путь держим, молодежь?

– Прогуляться, – ответил Валерка, – ворота откройте, пожалуйста.

– Ночной променад, – вмешался Эдик, – что, нельзя? Крепостное право, чтоб вы знали, отменили в тысяча восемьсот шестьдесят втором году.

– В шестьдесят первом, Эд, – поправил Валера.

– Тем более!

Завхоз кивнул небритому охраннику в камуфляжной куртке. Тот лениво поднялся со стула и, поигрывая связкой ключей, направился к воротам. Карлсон наблюдал за парнями сквозь узкие щелочки глаз.

Со стороны лагеря «Альтаир» грохотали басы, изредка прерываемые бодрым голосом диджея и восторженными криками толпы.

– Ну где там их лаз?! – нервничал Эд. – Все же пропустим.

Подсвечивая телефонами и ориентируясь на сдавленный голос Захара по ту сторону забора, вожатые нашли небольшую прореху в сетке – рабице. Ползя по – пластунски, Валера ободрал спину.

– Только постарайтесь охране на глаза не попадаться, – предупредил Захар, – увидят без бейджиков – выкинут в момент. И нам заодно влетит.

В домике у Захара и Петра стоял запах жареной рыбы. Расселись на кроватях.

Курили, стряхивая пепел в закопченную стеклянную банку. Петя принес электрогитару. На исцарапанном корпусе старенького «Фендера» красовался логотип панкгруппы «F. P. G».

– Уважуха, – покачал головой Эдуард, любовно принимая инструмент, – комбик есть?

– Неа, – ответил Петр, – мы в нашем клубе играем, там усилки.

У толстяка оказался тонкий, почти детский голосок.

Эдик взял пару аккордов и отложил гитару:

– Неплохой аппарат.

Говорили о музыке и девчонках. Эдик все больше и больше распалялся, Валерку, наоборот, клонило в сон. В итоге он закемарил на койке Захара, трогательно прижав колени к груди.

Ребята отправились на дискотеку, оставив спящего Валерку в домике.

Огромный танцпол был выложен брусчаткой с затейливыми узорами. Над диджейским навесом крепился массивный стробоскоп, подмигивающий всеми цветами радуги. Чуть левее – лазерный проектор. Несколько лучей, точно мечи джедаев, резали площадку вдоль и поперек. Расставленные по периметру колонки бахали так, что отдавало в грудь.

Было много девушек в коротких юбках и белых майках. Спортивного вида юноши, согнув руки в локтях и сжав кулаки, энергично скакали под «Хард Басс».

– — Ребята, да ведь это эдем! – потер ладони директорский племянник, провожая взглядом девчонку в обтягивающих джинсах.

Размахивая руками, точно осваивая баттерфляй, Эдик с радостным воплем ворвался в толпу. Массажисты присели на скамейку рядом с пустующим стендом, на котором остались лишь пожелтевшие уголки фотографий. Петр шумно дышал и озирался по сторонам. Захар попытался заговорить с проходившей мимо блондинкой.

– Отдохни!

Получив резонный ответ, незадачливый ловелас сразу сник.

Зазвучали гитарные переборы Limp Bizkit «Behind Blue Eyes». Десятки пар слились в медленном танце.

– Бивни! Сатрапы! – срывая голос, кричал Эдик на противоположной стороне танцплощадки. – За все ответите!

Через мгновение его выволокли два рослых охранника в серой униформе. Левое

ухо Эдуарда распухло и было лилового цвета. На рубашке отсутствовал рукав. Вместо него остались только нитки, свисающие с плеча, словно эполет.

Массажисты вскочили и подрапали в сторону домика. Они забежали в комнату

и принялись расталкивать Валерку:

– Просыпайся, дружбана твоего повязали!

– О, Господи, что еще этот придурок натворил? – Валера тяжело поднялся, осторожно ступая, вышел из домика и поплескал на лицо из умывальника. Затем вернулся и снова опустился на всклоченную кровать.

– Валить тебе надо. По – быстрому, – бегал из угла в угол Захар, – как бы и нас не повязали.

Петр спешно стирал со стола пролитое вино и прятал недопитые пластиковые бутылки Валерке в рюкзак. На крыльце раздался топот. Разболтанная дверь, шаркнув о деревянную половицу, распахнулась.

– О, Серег, смотри, тут еще один, – заглянув, сказал охранник, – давай – ка на выход. А с вами, – обратился он к массажистам, – решим завтра. Готовьтесь.

Валерка повесил за спину рюкзак и вышел. У Захара было онемевшее, точно вылепленное из воска, лицо. Петя сидел насупившись и смотрел в пол.

– Не, ребят, а собственно, в чем проблема? – возмущался Эдик, подгоняемый

церберами. – Ну зашли к приятелям на чай, тоже мне преступление. А тот тип в спортивках сам на меня наехал.

Охранники молча следовали за нарушителями. Наконец их доконвоировали к высоким воротам с острыми гранеными штыками на вершине.

– Ну, – развернулся Эдуард, – открывайте.

– А ты не оборзел ли! Лезьте давайте.

– Фашисты, – пробубнил Эд.

Звеня цепью, соединяющей створки, он стал карабкаться, едва попадая носками кроссовок в узкие расщелины решетки. Валерка перекинул рюкзак на ту сторону и повис на ограждении, смешно свесив зад.

– Уроды, – выругался Эдуард, мучительно преодолев препятствие.

Вернулись в родной «Олимпиец». Внезапно Эдик остановился и сказал:

– Момент. Дело есть.

Он сорвался с места и помчался к домику старшего воспитателя. Добежав до цели, он что было дури врезал ногой по дээспэшной стене. Раздался пронзительный бабий визг.

– Надеюсь, не ошибся адресом, – сказал Эд, смахнув со лба пот, – валим от греха.

Со стороны моря дул прохладный ветер. Над мрачными силуэтами деревьев

бледной запятой повис полумесяц. Ребята курили на крыльце, выдувая сизые струйки дыма в темноту. Вдруг они увидели, как от умывальников к соседнему домику скользнуло серое пятно.

– Веста! – крикнул Эдуард. – Веста! Иди ко мне! Иди ко мне, моя хорошая!

Раздался заливистый лай, и уже через секунду собака скулила у крыльца и отчаянно била хвостом, стараясь лизнуть вожатых в губы. Эдик накормил ее остатками

сосисок. Благодарно тявкнув, Веста припустила в сторону леса. Послышался мягкий

шелест июньской травы.

– Дворняги, они вообще самые преданные, – поморщился Эдик, закурив новую сигарету. – Когда мне было лет семь, я у бабушки целый год жил. Предки тогда с переездом решали, в общем, не суть. Так вот у бабки был пес. Обыкновенная дворняжка с мохнатой мордой и крючковатым хвостом. Туманом звали. Добрый, ласковый. Смешной, лопоухий… Как – то раз я сидел дома и смотрел телик. Зимой дело было. Вдруг слышу: во дворе дикий собачий визг. Бросаюсь к окну и вижу, как нашего Тумана рвет здоровенная соседская овчарка. Выбегаю на улицу, а там уже бабка в халате и фуфайке колотит по соседской зверюге неподъемным дверным засовом. А той хоть бы хны. Вцепилась в лапу Тумана мертвой хваткой. Из лапы кровь хлещет, расплывается по снегу. Зрелище жуткое. Но и мой пес рычит, скалится, хватает того за шею. А меня и злость, и страх берет. Только бабушка орет и самоотверженно орудует засовом. Кончилось все тем, что на крики прибежал сосед, схватил овчарку за ошейник и уволок домой. Мы Тумана долго выхаживали, ветеринаров, ясное дело, в деревне нет. Домой его отнесли. А он, бедняга, стесняется. В доме же никогда не был, в конуре жил. Мы ему постелили в задней комнате, а он скулит и под печку, хромая, забирается. Так и ковылял на трех лапах. Летом за мной приехали родители. Когда сумки уже были в багажнике, мы по старой традиции присели на дорожку. Туман лег у моих ног. В его глазах блестели слезы. Вот гадом буду, он плакал. А потом, подскакивая на передней лапе, старался догнать машину. Слабел и падал. Тыкался мордочкой в пыль на дороге. Потом мы выехали на трассу, и я потерял его из виду. Рыдал на заднем сиденье, прячась от отцовского взгляда. Через пару месяцев бабушка прислала письмо. Писала, что Туман умер. Он просто ухромал в лес. Совестно ему было умирать на глазах у старухи. – Эдуард помолчал. – У животных все – таки еще осталось то, что мы, люди, давно растеряли… Ладно, – он потушил сигарету, – пойдем спать.