Иван Катков - Еще один день. Сборник рассказов

– Николаш, сыночек, – заскулила она, – ты не видал мою кошку Графочку? Аграфену? Вот ведь что, убегла куда – то и не сыщешь…

– Свали, бабуля, не до тебя, – я вырвал руку и мы поспешно вошли в кухню.

Несмотря на то, что работали вентиляторы, внутри было душновато. Пахло выпечкой, котлетами и тушеным мясом. Все это изобилие повара носили большими противнями. Носили неизвестно куда. Украдкой заглянув в бадью с супом, я увидел плавающие там куски мяса. Вспомнил нашу баланду и по – волчьи облизнулся.

– Из десятого? – спросила повариха. Белый халат смотрелся на ней как кожа на барабане.

– Из него, – ответил Шуля.

– Не готово еще. Через час придете.

– О, кей, – сказал я, хитро подмигнув Шуле, – помчали за пивом.

Вышли, и поплыли в сторону ларьков.

****

На пятый день пребывания в этом богонеугодном заведении меня вызвали к психиатру. Мне повезло – я попал к молоденькой дамочке. (Беседовать с ветхозаветной бабулей из соседнего кабинета – удовольствие сомнительное). Это была полногрудая шатенка с длинными блестящими локонами. Кэтрин Зета – Джонс, ни дать, ни взять.

«И что она забыла в этой дыре, – подумал я, – совсем не подходящая среда для такой орхидеи».

Кэтрин сидела за столом и листала какой – то глянцевый журнальчик.

– Здрасьте, – сказал я, развалившись на стуле.

– Сядь нормально, – рявкнула орхидея, моментально разбив всю мою хрупкую лирику.

Я подобрался.

– Фамилия? – спросила она, отложив наконец журнал.

– Чья? – решил поиздеваться я.

– Ну не моя же, – ответила звезда Голливуда, сверля меня взглядом.

– Моя фамилия, – кивнул я на папку перед ней, – огромными красными буквами увековечена здесь.

– Умный?

– Был бы умный, – вздохнул я, – сюда бы не загремел.

Кэтрин разложила на столе какие – то карточки с рисунками.

– Что здесь изображено? – ткнула она ноготком в одну из них.

– Кремль, – без раздумий ответил я.

– В шестое хочешь? – пригрозила орхидея.

– Ну хорошо, хорошо, – сказал я, вглядываясь в замысловатые узоры, – Лев Толстой в «Ясной поляне». Здесь отчетливо видно, как он плугом пашет землю. И Софья Андреевна тут. Сидит на веранде, чайком балуется.

– Здесь что? – с каменным лицом Кэтрин придвинула следующую карточку.

– Купель Силоамская. И сады Армиды.

– Хорошо, так и запишем, – она раскрыла папку и взглянула на меня исподлобья.

– Пишите, пишите, – не унимался я. – Девушка, я вас очень прошу, поставьте мне диагноз – «хронический раздолбай с прогрессирующей формой легкомыслия», не ошибетесь.

С едва заметной улыбкой Кэтрин записала в моем личном деле «здоров».

– А что вы делаете сегодня вечером? – спросил я, поднимаясь.

– Ой, иди уже, Дон Жопен. Давай следующего зови.

****

Как – то раз друзья привезли Лехе травы. Шуля дуть отказался, и, дождавшись отбоя, мы пошли в туалет вдвоем. Леха достал из кармана пипетку, втянул с ладони траву, и протянул мне. Я затянулся, покашлял и передал Лехе. Покурив, мы вернулись в палату, и стали уничтожать все свои съестные заначки. Ребята давно спали, а мы сидели на своих койках и чавкали.

– Ты как? – едва сдерживая смех, полушепотом спросил Леха.

– Нормуль, – ответил я, выдавив колбасный паштет в рот, – не спалиться бы только…

– Ложись, и не спалишься, – Леха смял пакет из – под чипсов и убрал в сумку.

Я прилег. Уткнув голову в подушку, мой сокурыш глухо смеялся.

Вскоре я отключился и увидел идиотский сон. Снились мне фигуристки. Выступали они на стадионе. Я сижу на трибуне. Вокруг меня странные люди бандитского вида. На них телогрейки, ватные штаны и валенки. А я почему – то голый. Звучит гимн России. Вдруг кто – то толкает меня в спину, и я падаю на лед. Ко мне подкатывают фигуристки, хватают за руки, за ноги и тянут в разные стороны. Гимн смолкает. Люди на трибунах в ожидании замирают. Легко разорвав меня на части, фигуристки скользят по кругу, демонстрируя публике мои фрагменты. Затем выбрасывают их на трибуну. Вступает торжественная музыка. Начинается хаос. Все дерутся за куски человечины. И тут я обнаруживаю себя в беснующейся толпе. Пытаюсь отобрать свою ногу у небритого мужика с приплюснутым носом. С большим трудом мне это удается. Мужик падает на колени и рыдает. Я жадно впиваюсь зубами в ляжку, и понимаю, что ем жареную баранину. А рядом дети. Грязные, неухоженные. Фигуристки смотрят на меня с укором и в один голос твердят: «Зачем отнял у маленького?! Зачем отнял у маленького?! Верни украденное!» Мне становится ужасно стыдно.

– Он первый начал, – краснея, оправдываюсь я, и отдаю кусок ребенку.

Мда, наверное, Кэтрин все же ошиблась с диагнозом. Думаю, что здоровые таких снов не видят. Даже по накуре.

****

Потом в седьмом корпусе мне сделали энцефалограмму.

Выйдя из кабинета, я заметил интересного пациента. Он был в широкополой фетровой шляпе, кожаных мокасинах и махровом халате.

Пушистые седые бакенбарды и бледная кожа делали его похожим на аристократа 19 века. Старичок сидел в коридоре на стульчике и читал книгу. Я присмотрелся – Хорхе Луис Борхес «избранное».

– Молодой человек, – поднял голову он, когда я проходил мимо, – постойте.

Я остановился. Аристократ закрыл книгу, заложив страницу пальцем.

– А вы знаете, в чем заключается основная философская проблема человечества?

– Понятия не имею, – ответил я, и хотел уйти.

– Самоубийство! – вдруг вскрикнул старик. Его скрипучий голос разнесся по коридору.

– В смысле?

– Решить стоит или не стоит жизнь того, чтобы прожить ее, значит ответить на основной вопрос философии, – вдумчиво проговорил он, и, раскрыв книгу, склонил голову. – Почитайте Камю, – добавил он вполголоса, – многое поймете.

– Обязательно, – пообещал я и зашагал к выходу.

Старик расхохотался. Злобно и оглушительно.

****

Через двенадцать дней меня выписали. В армию я так и не попал. (На повторном обследовании хирург выявил у меня сколиоз второй степени). И на философский вопрос все еще не ответил.

Валера увидел на площади суетливую толпу. Недалеко от памятника Ленину с гомоном носились дети. Кудахтали и размахивали списками фамилий раскрасневшиеся воспитатели. Родители торопливо выгружали из багажников авто рюкзаки и сумки. Горластые тренеры не могли сосчитать привезенный с собой спортинвентарь. Пацаны в красно – белых майках встали в круг и по очереди чеканили мяч. Девочки лет тринадцати делали селфи с историческим монументом.

Патрульные машины, преградив въезд, изредка покрякивали сиренами. У обочины, путаясь в веренице припаркованных легковушек, возвышались два туристических автобуса.

– Здорово.

Услышав знакомый голос, Валерка обернулся.