Вячеслав Лумельский - Жизнь и любовь (сборник)

Вскоре все заняли свои места на телегах и лошадях, и обоз двинулся дальше. Огибая сопку, Антонина громко сказала, показывая рукой в сторону сопки:

– Смотрите, смотрите, там кто-то скачет.

Продолжая двигаться, все стали рассматривать что это. Было понятно, что это скачут всадники. Когда сталось между ними и обозом не более четверти версты, Тоня закричала:

– Это они, это они, те бандиты, которые ограбили и увели моих родных!

Петр Иванович громко скомандовал:

– Всем спрятаться за телеги, в ружье!

Обоз остановился, люди быстро соскочили с телег и залегли за ними на землю. Всадники с винтовками приготовились к отражению набега. Петр Иванович скомандовал:

– Стрелять по моей команде, цельтесь в гущу.

Слышны были крики, улюлюканье. Наконец, послышались выстрелы. Петр Иванович скомандовал: «Огонь!» Раздался дружный залп из восемнадцати стволов. Среди стрелявших были и три женщины. Среди нападавших несколько лошадей с всадниками упали, а остальные замешкались, раздался второй залп. Снова несколько лошадей упало с всадниками. Петр Иванович скомандовал:

– По лошадям, в погоню!

Трое из нападавших пытались ускакать, но пули преследовавших настигли их. Нападавших оказалось двенадцать всадников. Среди них были совсем молодые. Один из бандитов не был ранен, но упавшая лошадь придавила ему ногу, и он не мог освободиться от нее. Подъехавшие спешились, освободили молодого разбойника. С обозом ехал проводник, бурят по имени Доржи. Он долгое время жил в Монголии и знал монгольский язык. Петр Иванович подозвал его и попросил:

– Пусть расскажет, где находятся пленники, которых пять дней тому назад здесь ограбили.

После недолгих переговоров, Доржи сказал Петру Ивановичу:

– Этот недоносок говорит, что всех пленных повезли в Китай, на продажу в рабство. Куда именно не знает.

Подобрав раненных и уцелевшего бандита, все направились к обозу. Раненным оказали медицинскую помощь. Их было трое. Отправились дальше. Путь лежал беженцев в Китай. Все добрались до границы Китая без дальнейших приключений. Дальше судьбы их складывались по-разному. Алексей и Тоня прожили долгую жизнь, которая была всякой. Были радости, горькие времена, но это уже другая история.

Давно те времена канули влету. Ныне и следов то, однако, не найти. Древний старик, абориген здешних мест, от роду, по его словам, сто одиннадцатый десяток лет он разменял. Но как бы то ни было, его память сохранила события далёких лет полных чудес, трагедий и небылиц. До водяной мельницы, что была построена с незапамятных времён, в прилеске подступающем, вплотную к тайге, было вёрсты три, четыре не более, от большой по тем времена деревни Онохой. Которая стояла на не большом отдалении, от, крутого берега быстрой и временами полноводной реки под названием Уда. В народе мельницу называли Казимировой. Об этой мельнице ходили, среди селян разные страшные небылицы, и легенды, связанные, как с самой мельницей, так и заводью образованной платиной. В какие годы это было ни кто уж и не помнит. Только в те далёкие годы, когда и деды, то ещё не родились, появился в здешних местах обоз из двух подвод с тремя мужиками, вроде как беглыми разбойниками. В деревне селиться не стали, а подались ближе к тайге, облюбовали полянку на взгорке, в том месте протекал большой горный ручей, тут поляна то рассекалась большим оврагом. Взялись они этот овраг, на его исходе, плотиной перегораживать. Всё лето трудились рук не покладая, а пришла зима рубили отборные лиственницы и брёвна возили для постройки мельницы, амбаров да домов для житья. В этот же год построили добротную мельницу. Мужики оказались мастеровыми на все руки, сами изготовили и установили две пары больших жерновов, которые крутило большое водяное колесо. Шум плиц было слышно за версту, а то и более. Жернова разной зернистости мололи зерно на муку разных сортов. Не прошло и двух лет, как потянулись к мельнице из разных деревень подводы с зерном. Мололи из расчёта мешок зерна за два мешка муки, такой расчёт всех устраивал. Мельник со своими сотоварищами быстро, богатели, и молва о них разнеслась, по всей Бурятии. Которые помоложе, быстро обзавелись женами, да ребятнёй. Жили своими семьями, каждый своим двором, добротно, зажиточно. Только Казимир в бобылях ходил. Свою жену схоронил, когда жил еще в Питербурге. Там остались его сын с дочерью, жили они с его сестрой и его старушкой матерью. Сам то, мужик он был видный, в плечах сажень, росту высокого ручищи, что лопаты, в работе равных себе не знал. В руках у него всё кипело, за какое дело не возьмётся, всё получается, ладно. Грамоте и математике был хорошо обучен. Сподвижники его настрогали детворы, так он их обучал всему, что сам знал. Трудился каждый пацан, с малолетства. Росла молодёжь, крепкой и здоровой.

Про хозяина мельницы ходили слухи, будто водится он с лешим, который, живёт у него дома, по тому де к себе ни кого не допускает. А ещё якшается он с русалкой, которую, якобы видели в полнолуние на плотине, куда она приплывала на свидание к Казимиру. Заводь перед плотиной образовалась большая и глубокая, более пяти сажен, вглубь, по берегам заросла рогозом. К воде ни кто и не ходил, а если надо было, то спускались ниже плотины, и то пользовали её с опаской. Про русалку толки ходили не на пустом месте. Как то в летнюю пору ночью при полной луне молодой мужик с девчиной сидели на мостке что устроен через плотину обнимались да миловались как глядь из-за плакучей ивы плывёт кто-то, голова от луны серебрится волосы по воде длиннющие и ни единым звуком себя не выдаёт, охнула девица вскочила и опрометью с плотины, за ней не отстал и ухажер. Прибежали к своим, глаза большие, запыхались руками показывают на заводь и испуганно бормочут: «Она там, там русалка плавает, хотела нас к себе, и давай усердно креститься». Нашёлся мужичёк любитель пошутить: «Ента, люди добрыя от любовного запала у их в глазах то, дорожка, от луны то, за русалку примерещилась». Как бы то ни было, но опаска у людей с тех пор не проходила. А уж когда пацаны, которые возвращались из тайги, куда ходили за серой, собирали с коры лиственниц старую отвердевшую смолу и жевали её Прибежали в деревню и рассказали, как любопытство их, чуть жизни им не стоило, то уж тут, то и вовсе по деревням пошли слухи да догадки о чём-то не чистом на мельнице. А пацаны, это два брата, из Онохоя сыновья Двоеглазова Валентина Егоровича, из тайги вышли к мельнице, день уже к вечеру склонялся, который постарше Витяй, младшенькому Вовке, говорит:

– Давай ка к Казимирычу зайдём, спросим про русалку, может врут всё.

Вовка согласился:

– Только сначала в оконце заглянем, а ужо тодысь подём к ему.