Анна Гедымин - Нечаянная проза. Художник Софья Смолина

– Собственно, для приготовления морской похлебки огонь и не нужен, – проговорила Ира, все еще непроизвольно всхлипывая.

Она налила в кастрюлю воды из-под крана, покрошила черного хлеба, кинула несколько маринованных грибков из банки, круто все это посолила, поперчила и начала размешивать ложкой, приговаривая:

– Вот такую похлебку должен уметь готовить каждый юнга… По-моему, маловато соли… Пробуй!

– А тарелку?

– Ты что! На корабле не бывает тарелок. Там один котелок на всех.

– И ложка одна?

Оказалось – нет, ложка есть у каждого моряка, и ее нужно беречь. Через минуту мы, каждая своей ложкой, уплетали настоящую морскую похлебку.

– Ну как? – строго спросила Ира. – Только честно!

И я честно сказала: «Здорово!» Знаешь, произошло что-то загадочное: конечно, похлебка получилась странная, жидкая и очень соленая. Но она казалась вкусной, потому что такую едят настоящие моряки, на настоящем корабле. Уж Ира-то знает.

– Ну вот, – торжественно сказала маленькая хозяйка, когда с морской похлебкой было покончено, – можешь считать, что первое испытание юнги мы прошли. Ведь ты хочешь тоже быть юнгой?

– Конечно, хочу! – обрадовалась я. – А что для этого нужно?

– Что? – Ира на секунду задумалась. – Ну, быть смелыми, закаленными, тренироваться все время. Не обманывать. Уметь готовить морскую похлебку, – ну, это мы умеем… Так что завтра пойдем прыгать с горки. И еще – надо тренироваться на качелях, кого дольше не укачает.

– Зачем?

– Как зачем? А если шторм?

В этот вечер я долго не могла уснуть – все думала, думала… А думала я о том, что у Иры папа – капитан. И я сразу стала ей завидовать. А почему? Вот мой папа – инженер. Но разве я согласилась бы поменяться с Ирой папами? Никогда в жизни! Мой папа – самый умный из всех людей, которых я встречала. И всегда что-то интересное рассказывает. К тому же, папа научил меня плавать кролем. Да и вообще я его люблю и очень скучаю, когда он уезжает в командировку или на байдарке. Кстати, надо узнать, умеет ли Ира плавать кролем.

И маму свою я бы ни за что не променяла на капитана. Никто на свете не умеет создать такое праздничное настроение, как моя мама. Она даже посуду моет весело, и я люблю в это время вытирать вилки и ложки – чтобы мне тоже становилось весело. Руки немножко мерзнут от воды, и внутри становится как-то щекотно, и хочется смеяться.

А иногда мы втроем поем песни, и чаще других – колыбельную «Наступи-ил час ночно-ой…» Вообще у нас многие родственники любят петь. Когда я гощу у бабушки с дедушкой, первым по утрам просыпается дедушка – ему рано на работу. Дедушка начинает готовить завтрак и одновременно – петь. И это очень смешно, поскольку у него абсолютно нет музыкального слуха, и все мелодии получаются странными, неправильными. Дедушка это знает, но ничуть не стесняется, потому что любит петь и ничего не может с собой поделать. И мы с хохотом просыпаемся и с хохотом бежим на кухню – я и Кира, моя двоюродная сестра.

Нет, никого из родственников мне бы не хотелось поменять на капитана. А значит, не в капитанстве дело, не в том, какая у человека должность.

С этими приятными, в общем-то, мыслями я уснула.

Однажды по пути в школу со мной произошло чудо. Дело было так.

Ира все еще ходила в детский сад, и я направлялась к школе в одиночестве. А чтобы не тратить время зря, тихонько насвистывала. Свистеть научил меня папа, но громко у меня пока не получалось. А поскольку я считала, что каждый юнга должен уметь издавать оглушительный свист, я решила развить в себе эту способность.

Ну вот, иду, насвистываю и вдруг слышу, что кто-то меня как бы передразнивает. Оглядываюсь – никого. Опять начинаю свистеть. И тут понимаю, что вторит мне птица! Синица! – это я сразу поняла, когда ее разглядела: она была в точности похожа на Карлушу. Я остановилась и прекратила свистеть – и синица замолчала. Я засвистела – и она ответила тем же. Я сделала несколько шагов по тропинке – и синица перелетела с одного дерева на другое, чтобы не отстать. Вот это да! Так синица проводила меня до самой школы.

Весь первый урок я была сама не своя, обдумывала произошедшее. Мне даже показалось, что это и есть Карлуша – узнал, где я живу, и решил проведать.

На следующее утро я вышла на улицу с замиранием сердца. А вдруг синица больше не появится? Я посвистела – и тут же услышала ответ! И увидела желтенькую птичку. Так повторялось каждое утро. Я поставила несколько экспериментов и убедилась в следующем:

1. На имя Карлуша птица не откликается, так что, видимо, это не он.

2. Днем отыскать мою синицу не удается, она появляется только в определенное время – утром.

Когда я рассказала о своей синице в школе, мне никто не поверил. А учительница Ида Ефимовна строго сказала: «Аня, это прекрасно, что у тебя так хорошо работает фантазия. Но человек должен уметь отличать выдумку от реальности».

В общем, я расстроилась. И больше всего меня беспокоило вот что: а вдруг Ира тоже мне не поверит? Не скрою, иногда мне действительно доводилось кое-что придумывать – просто так, чтобы было интереснее. Например, недавно я сказала, что съела в парке десять порций мороженого, и потом у меня целый час изо рта шел пар. Ира мне, конечно, не поверила. И я совершенно не обиделась, – это не очень обидно, когда не верят всяким пустяковым выдумкам. Но когда не верят правде – это уже серьезно. Настоящий друг не может не поверить правде! Иначе какой же он друг?

Вечером этого же дня я зашла к Ире и тайно, на кухне, рассказала о моей синице. Знаешь, я напрасно беспокоилась – Ира ни на секунду не усомнилась в моих словах! У меня просто гора с плеч упала. Даже несмотря на то, что Ира проявила к синице очень мало интереса – сразу перевела разговор на другую тему (о том, что хорошо бы сходить в воскресенье на ипподром покататься на лошадях).

А вскоре моя дружба с синицей оборвалась. После зимних каникул птица уже не появлялась. Наверное, она прилетала к дому по утрам, ждала, а меня все не было. Вот она и обиделась. Или просто перелетела жить в какой-нибудь другой двор. Я, конечно, погрустила, но недолго. Может быть, в другом месте моей синице больше понравилось…

Вообще в нашей жизни птиц всегда было немало. Как-то раз мы с Ирой даже спасли жизнь воробью. Кошка уже держала его в зубах, когда мы на нее набросились. Убежать ей не удалось – Ира ловко схватила ее за хвост. Кошке не оставалось ничего другого, как выпустить свою жертву. Воробышек упал на землю точно мертвый, он был весь потрепан и истерзан. Но сердечко у него часто-часто билось. И мы решили его выходить.

Прибежав ко мне домой, мы промыли ранки на теле птички и перевязали их бинтиками.