Виталий Шипаков - Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

Не в пример своему дяде, Василий оказался очень прозорлив и уцелел, когда была изничтожена опричнина. Как ни чудно, причиною тому стал Крымский хан. Воспользовавшись тем, что войско русское увязло в Ливонии, Гирей 2 2 Гиреи – династия крымских ханов. прорвался через редкие заслоны и осадил Москву. Тогда Иван Васильевич призвал кромешников 3 3 Кромешник – опричник. на оборону собственной столицы, но те обделались со страху, да почти все сбежали из кремля, словно крысы с тонущей ладьи. Однако Васька был в числе немногих, кто откликнулся на государев призыв. Он-то сразу же уразумел – не станет трусоватый царь биться с нехристями, а скорей всего, укроется в какой-нибудь там Туле или Ярославле. Так оно и вышло, и Грязной не только голову свою на плечах сохранил, но и остался служить при государе.

Однако, на земле ничто не вечно, а уж на русской-то тем более. С недавних пор Васька начал ощущать охлаждение к нему государя. Все реже стал Иван Васильевич прибегать к его советам, все чаще стал на нем недобрый взор останавливать.

В отличие от властелина своего, кромешник быстро отыскал достойный путь к спасению.

– Бежать, похоже, надо из Москвы, причем куда подалее. В ту же Польшу окаянную, как, к примеру, князь Андрюха Курбский. Но бежать так вдруг, конечно, не пристало. Надо рухлядь нажитую, которую на нескольких возах не увезешь, в золото иль камни обратить. С голым задомто не то что в Польше, а и за Урал-камнем 4 4 Урал-камень (Каменный пояс) – Уральские горы. делать нечего. Опять же грамоту желательно добыть, лучше из посольского приказа, чтоб служилые людишки на границе не перехватили. Оно, конечно, так, но на все это время надо, а много ль у меня его осталось? – подумал Васька и украдкой глянул на царя.

Даже с расстояния в полсотни саженей он ощутил смертельный холод, исходящий от этого черного, похожего на хищную птицу, человека. Опыт прежних лет подсказывал – состояние отрешенности, в котором пребывал Иван Васильевич во время моления в монастыре, непременно сменится кровавым пиршеством с человеческими жертвоприношениями. Что не он на этот раз станет жертвой, уверенности у Грязного не было. Вряд ли столь долго зреющая буря насытится головою какого-нибудь захудалого псаря.

Озираясь по сторонам, Васька принялся искать, куда же можно направить государев гнев, но сквозь редкие прогалины в лесу порой виднелись только скорбные останки ранее сожженных деревень. Лишь около полудня он увидел сверток влево от дороги, изрядно поизрытый конскими копытами. Остановив отряд, Васюха взял двоих бойцов и углубился в лес. Через несколько минут езды меж поредевшими деревьями они заметили огромное, сияющее голубым отливом снежное поле, посреди которого расположилось поселение. По величине его и добротности нетрудно было догадаться – принадлежит оно хозяину далеко не бедному и является, скорее всего, подмосковной усадьбой какого-либо князя аль боярина. Желтизна свежеоструганых бревен возведенного вокруг частокола и самих строений ярко свидетельствовали о том, что сия вотчина поставлена совсем недавно, не далее минувшей осени. И тут Василий наконец припомнил:

– Да это ж земли князя Ромки Новосильцева. Здесь еще большое озеро имеется, сейчас, похоже, льдом да снегом скрыто.

Всплыло в памяти и то, как лет двенадцать–пятнадцать назад он участвовал в грабеже княжеского дома.

– Хорошенькое тут место для людей, лишних встреч не ищущих. Ничего не скажешь, выбрано с умом: от большой дороги рядом, но проезжим путникам в глаза не бросается, – гадливо улыбаясь, подумал Грязной. Непонятным оставалось лишь одно – не вернулся ж с того света казненный князь Роман, чтоб погорелое жилище заново отстроить.

Однако малость поднапрягши память, он и тут нашел разгадку. От кого-то доводилось Ваське слышать, будто брат казненного изменника Димитрий из дальних странствий воротился. Слыл тот Митька человеком непростым. С юных лет отбился от родного дома и скитался где-то по делам посольского приказа. То в Стамбуле, у турецкого султана, то в Крыму послом царя Ивана был. А еще ходили слухи, что сей князь на Дону среди разбойников-казаков порядки наводил и даже вместе с теми самыми казаками в походах польских участвовал.

– Ты знаешь что-нибудь про Митьку Новосильцева? – спросил кромешник своего сподручного.

– Палач Данила говорил, что он минувшей осенью старшин казачьих государю на смотрины приводил, но как прознал про братову погибель – сразу скрылся. А еще тот кат рассказывал – при князе женщина была необычайной красоты, кровей шляхетских, и он ее Бориске Годунову своей женою представлял, – охотно поделился сплетней тот и тут же предложил:

– Да ты Мурашкина спытай, на его подворье и сам князь, и разбойники-казаки останавливались. Мишка тоже со шляхтой воевал, тоже со всякой сволочью якшался.

Превеликая радость охватила все поганое Васькино нутро, от ее избытка аж кругом закружилась голова. Ведь далеко не каждый день даже при его пронырливости удается заговоры против государя раскрывать, жизнь спасать царю Ивану Грозному. Пылкое воображение негодяя ярко рисовало, как подосланные девкой-еретичкой князь с казаками нападают на надежу-государя. Подлый доносчик сам уже почти что верил в свой навет.

Развернув коня, он крупной рысью поскакал к оставленному на дороге воинству. Его люди, сбившись в нестройную толпу, ощетинились на лес стальными жалами пик и бездонными зрачками пищалей 5 5 Пищаль – старинное фитильное ружье. .

– Молодцы, этих шибко-то учить не надо, – мелькнуло в голове ретивого слуги царева, но на всякий случай Васька все ж таки предупредил:

– Когда стану государю бить челом, рта не раскрывайте, кивайте только головами. Ежли кто чего взболтнет – языки повырежу.

Как только царь приблизился к принявшему бойцовский вид дозору, Грязной упал с седла и, стоя на коленях, бодрым, исполненным отчаянной решимостью голосом зачастил скороговоркою:

– Надежа-государь, лихие люди подлую измену затевают, убить тебя намереваются. Ватагою с полсотни душ здесь засадою стояли, да я их издали еще заприметил. Похоже, убоялись злыдни нашей силы и в лес ушли. Дозволь пойти вдогон, путь мной уже разведан. Там, не более чем в полуверсте, у супостатов целая крепость, в ней, наверно, и укрылись.

При этом он то прижимал ладони к сердцу, то хватался за стремя повелителя.

Еще более нахмурив свои густые, распластанные над орлиным носом брови, Иван Васильевич строго оборвал Васюхину болтовню.

– Какая крепость, какие люди? Ты что, совсем умом рехнулся от усердия, иль не проспался до се?

– Я так думаю, что это Митька Новосильцев с дружками-казаками подлость эдакую сотворить решил. Видать, за родственников да за сожженное именье мстить удумал, – нисколько не смутившись, продолжил лепетать Грязной. – Он же все эти годы на польском порубежье от гнева твоего скрывался, яко бы при войске состоял, а сам, видать, на той войне с католиками снюхался. Наверно, от Батория, который силой воинской нас не может одолеть, и получил наказ – внутри державы русской бунт поднять да тебя, солнце наше красное, подло извести.