Мадина Рахимбаева - Баритон с жемчужной серёжкой в кармане

Хорошо, что призовых мест много. Стоять в общей толпе на сцене, хлопать и стараться не упасть было не так уж и трудно. Гораздо сложнее что-то разобрать сквозь чёрную пелену в глазах. К счастью, победителей объявили в день финала, не устраивая гала-концерт, как это нередко бывает на подобных конкурсах.

Уходить со сцены пришлось почти на ощупь, ориентируясь на толпу конкурсантов рядом.

Потоком его вынесло в гримерную. Там он встал у стены, ожидая, пока, наконец, стихнет гомон и топот. Перед глазами также стояла темнота, а горло по-прежнему сжималось в режущих спазмах.

И никого не было рядом. То есть, конечно, туда-сюда сновали парни, пару раз даже наступили на ногу, раза три споткнулись об него. И каждый раз второпях бормотали: «ой, прости». Один раз даже кто-то спросил: «ты как?». Пришлось в ответ покивать. Но зря, потому что за этим последовало: «так что? Может, пойдём, проставишься за свою грамоту?». Вслед за своим молчанием Талгат услышал приглушённый шёпот: «вот жлоб».

«Нельзя раскисать. Ни в коем случае нельзя. Не здесь и не сейчас», – думал он, вжимаясь в стену и всё сильнее стискивая губы, словно пытаясь задавить боль. – «Надо добраться до гостиницы. Там можно будет связаться с отцом по аське».

Конечно, можно было написать SMS. Но отец, скорее всего, перезвонил бы. А как ему отвечать? На долгую переписку с ограничением символов в каждом сообщении у него бы не хватило денег на счету, а средства стоило поберечь на срочные звонки в дороге.

Прошли томительные сорок минут. Всего сорок минут, как оказалось, когда в наступившей тишине он попробовал снова открыть глаза и увидел, что туман рассеялся. Картинка ещё немного плыла, но в целом можно было ориентироваться и даже разглядеть, напротив каких цифр стоят стрелки на часах. Талгат еле удержался от того, чтобы не выглянуть в окно и убедиться, что сейчас восемь всё ещё вечера, а не следующего утра.

Его уличные вещи одиноко висели на вешалке, а ботинки кто-то раскидал в разные стороны. Невероятных усилий стоило их подобрать, а потом ещё и переодеться.

Когда Талгат застёгивал молнию на чехле от концертного костюма, неожиданно открылась дверь, и появилось ведро. За ним незамедлительно материализовалась уборщица со шваброй.

– А ты что это тут делаешь?

В ответ на автоматический порыв что-то произнести, горло снова резанула боль. Скривив лицо, он показал на одежду.

– А что так долго вошкаешься-то? Мне тут убирать надо. А то завтра тут концерт будет. Звёзды с самого Мариинского приезжают. От вас, шалопаев, столько мусора, что упаси Господь. Завтра начну убирать, так и не закончу же. Я им так и сказала, что я лучше сразу приберу. А то вдруг ещё всю ночь надо будет тут провозиться. Конечно, столько народу собрали. Ещё неизвестно, откуда вы сюда понаприехали. Может там вообще не учат, что сорить нельзя. Вот я вчерась смотрю, стоит один…

Талгат не стал дослушивать, чем закончится рассказ милой женщины. Ему показалось, что точки и слова «финал» в этом повествовании нет в принципе.

На улице ощутимо морозило. Капюшон на куртке оказался весьма кстати.

Он почувствовал себя невероятно беспомощным в этом мире. В чужом городе, где всего неделю, ему надо было как-то добраться до своей гостиницы без возможности объяснить это голосом. До этого было просто организаторы каждое утро после завтрака всех привозили в филармонию, а вечером забирали обратно. После отборочного тура остался только один микроавтобус, который их доставил утром. А вечером все разбрелись отмечать успех или заливать горе, сославшись на знакомство с городом. В другой ситуации он был бы только рад погулять в компании или один, но только не сегодня. Ещё следовало бы показаться врачу или хотя бы зайти в аптеку, чтобы спросить хоть какое-нибудь средство для облегчения боли. Но как это сделать?

Маршруты местных автобусов были совершенно незнакомы. Спросить у кого-то тоже не было шансов. Талгат решил идти пешком, благо за предыдущие дни дорогу, он надеялся, что запомнил. Заодно по пути можно было заметить аптеку.

Первая светящаяся витрина с призывным зелёным крестом и приветливой змеёй, обвившей кубок, была через квартал. Он зашёл туда. У маленького окошечка была небольшая очередь из молодого, явно спешащего мужчины, пожилого мужчины с трясущимися руками и в очках с дужкой, перемотанной изолентой, и измождённой женщины с собранными в неряшливый пучок волосами в куртке, накинутой сверху спортивного костюма с пятнами на груди.

Тонкий слух Талгата ясно уловил почти шёпот «презервативы», громогласное, чтобы наверняка все услышали, «Валидол! Пачку!» и нервное «боботики и укропную водичку». Последнее было до того чудное, что хотелось переспросить. Не может быть, чтобы он точно понял, а ещё удивительнее было то, что аптекарь – женщина средних лет, не стала переспрашивать, а тут же достала с полок требуемое.

У самого окошка Талгат понял, что у него нет даже ручки и бумаги, чтобы написать, что ему надо. Он показал на горло. Даже помычать не было никакой возможности.

– Горло болит?! – зачем-то очень громко спросила аптекарь, будто Талгат ей пожаловался на уши.

Он покивал.

– Вот хорошие леденцы! С эвкалиптом и мёдом!

Он замахал руками.

– С прополисом дать?! Вот, с прополисом!

«На всякий случай надо будет иметь в виду, что махание руками – это, как ни странно, прополис», – подумал Талгат. Но ему было нужно обезболивающее.

Он показал, что ему надо написать. Аптекарь показала на ручку на пружинке у окошка и протянула ему пачку склеенных с одной стороны листков бумаги с названием, видимо, какого-то лекарства, потому что такие жуткие буквосочетания могли быть только у них.

«Обезболивающее» с трудом написал Талгат, так как той же правой рукой приходилось одновременно зажимать выскальзывающий малюсенький листочек, а левой держать повыше над полом чехол с костюмом. Наконец ему удалось завершить такое неожиданно длинное слово, и он повернул к ней своё творение.

– Хмм… – она задумалась.

Талгат развернул листок к себе обратно и дописал «для горла». Учительница первого класса, скорее всего, была бы недовольна своим учеником. Буквы скакали, будто молоточки рояля, бьющие по струнам. Но аптекарша всё поняла правильно. Видимо, ей и не с таким приходилось сталкиваться за годы практики.

– Ну, можно фалиминт попробовать… – и достала с полки коробочку.

Талгат покивал. Она показала цену, написанную сбоку на коробочке, парень кивнул ещё раз.

Прямо в аптеке перед тем, как выйти на улицу, он распечатал упаковку и положил в рот одну приплюснутую таблетку. От неё сразу пошло что-то похожее на электрические заряды прямо в гортань. Стало вроде и больно, но в то же время почувствовалось некоторое облегчение. Но оно было далеко от его состояния хотя бы полдня назад.