Виталий А. - Военный госпиталь. Социальная драма

– Блин, я всегда его с собой ношу. – ответил Андрей. – Зимой практически его не снимаю, а летом просто таскаю его всюду за собой. Если бы я после подъема поехал на стройку и оставил бушлат в «располаге» (казарме-прим.), то его сразу бы сперли. А новый потом замучаешься получать – так и будешь без бушлата дембеля ходить. И зимой, и летом. Или… Или пока у другого ротозея себе другой бушлат не стыришь.

Я вылупив глаза смотрел на него. Ну, дела… Если у них в стройбате даже «дедушка» боится что-нибудь в казарме оставить, то каково там приходится нести службу молодым? Конечно, я давно слышал от старших ребят, что в стройбате (или по-новому названию в Спецстрое) служба не сахар. В нашем дворе жил парень, который в начале девяностых пошел служить в стройбат, а потом дезертировал и минуя, положенный обычно за такие проступки дисциплинарный батальон, отправился прямиком на несколько лет в колонию. Вернувшись, он мечтательно рассказывал мне о своей вольготной жизни на зоне:

– Прикинь, Витек. Никакой тебе зарядки или строевой подготовки. Жратва там в сто раз лучше чем в армии. Никто тебя не фигачит сапогами по ребрам, никто тебя с нарядами не напрягает. Лежишь себе на нарах – и в ус не дуешь. Если бы я знал, что таково там служить, то лучше сразу бы в тюрьму пошел, а не в армию.

Мысленно лишний раз порадовавшись тому, что на моем бушлате нашит горделивый грифон (эмблема высших учебных заведений внутренних войск МВД РФ в описываемый период -прим.), а не двуглавый орел с топором и лопатой (эмблема Спецстроя – прим.), я отринул невеселые мысли и вернулся в палату. Там уже находились все наши немногочисленные постояльцы. До нашего приезда с Андрюхой там было всего трое пациентов. Один морячок из Кронштадта был лежачим и за время пребывания в нашей палате он почти ни с кем не общался, а двое других олицетворяли собой артиллерию и, естественно, спецстрой. Я точно не знаю почему в военных больницах и госпиталях тогда было такое большое количество ребят из стройбата. Думаю, что тут сказывались их жесткие армейские нравы, отсутствие качественного питания и длительные работы на открытом воздухе. Да и зачем держать в невоюющем городе большое количество мотострелков, вэдэвэшников и прочих солдат? То ли дело бесплатные строители. Так или иначе, из всех встреченных мною в госпитале пацанов каждый третий был из данного рода войск.

Всего наше легочное отделение было рассчитано на семь десятков пациентов и наполовину пустовало. В другом крыле здания находилась реанимация для тяжелых лежачих больных, где было около десятка человек. Все пациенты были мужчины, как правило в призывном возрасте, кроме одного пожилого прапорщика в реанимации. Помимо нескольких палат в отделении находился шкаф с какими-то лекарствами, общий туалет – он же курилка, процедурный кабинет, небольшая столовая и комната дежурной медсестры. Получив укол, назначенного мне врачом пенициллина в ягодицу, и взяв несколько неизвестных мне таблеток, я был свободен до следующего укола. Уколы в зад я получал каждые шесть часов на протяжении следующих двух месяцев, так как пневмония дала осложнения и мое лечение сильно затянулось. Единственный плюс такого лечения был в том, что с тех пор я абсолютно перестал бояться уколы. На гражданке мне говорили, что уколы пенициллина – это позавчерашний век медицины, но видимо в армии нововведения не сразу приживаются.

В тот же день я завербовался в работники столовой нашего отделения. В столовой работало три человека: «старший» и двое помощников. Все волонтеры были из числа ходячих пациентов и старшинство определялось временем работы в столовой. Начал я как помощник, но уже через дней десять обоих моих коллег выписали и я остался за «старшего». Работа была совсем не сложной. Ходить несколько раз в день с бидонами и ведрами в корпус главной столовой за едой, мыть посуду, следить за списками стоящих на довольствии, убирать маленькой помещение столовой и разносить подносы с едой тем, кто сам дойти до нашего помещения был не в состоянии. В первый день я с непривычки разбил тарелку, уронив ее с подноса, но больше такого не повторялось. Уборкой и мойкой занимались, в основном, помощники, а «старший» должен был выпрашивать побольше хлеба в хлеборезке, котлет у поваров и максимально долго не вычеркивать выбывших обратно в часть пациентов, чтобы получать еду и на них. Соответственно, новоприбывших заносить в список необходимо было максимально быстро. Путем нехитрых манипуляций я ежедневно получал в полтора раза больше котлет и прочих вкусняшек, чем было положено пациентам. Денег за работу в столовой не платили, но насильно работать в ней никого не заставляли. Желающих всегда было предостаточно, так как вместо полагающейся больному котлеты (а для «дедушки» – двух), помощнику полагалось три – четыре, а в каких-нибудь макаронах и подливке вообще не было никаких ограничений. Даже мне время проведенное там показалось самым сытным периодом моей службы, а что уж говорить о вечно голодных ребятах из стройбата, да и только пришедшие из учебки сержанты отличались редкостным аппетитом.

Из окна своего буфета я поначалу частенько наблюдал за соседним зданием «психов». Там находились до решения медкомиссии пацаны, решившие либо «закосить» (освободиться от службы – прим.) под дурачка, либо уже реально съехавшие с катушек. В отличие от всех других зданий на территории больничного комплекса, там на всех окнах были металлические решетки и выходить из здания пациентам без разрешений-сопровождений врачей строго-настрого запрещалось. За нами же особого присмотра не было и мы спокойно передвигались по территории госпиталя. При этом мы легко могли при желании перелезть через ограждение и дать стрекача, но такие чрезвычайные происшествия случались крайне редко. Не зря ведь у нас сразу забирали армейскую форму – в пижаме далеко не убежишь. А те кто не желал возвращаться в часть обычно косили под психов. Например, глотали иголку обмотанную бинтом и заявляли об этом медсестрам, вскрывали себе вены или бились башкой об стену. После этого они переходили в «здание психов» и через месяц-два полной изоляции уезжали домой. Врачи четко просекали симулянтов, но старались их не разоблачать. Зачем держать человека, если он служить не хочет? Вдруг, убьет еще кого. Лучше сделать вид, что поверил в психическую ненормальность и отправить бедолагу домой, а взамен в армию других солдат пришлют. Думаю, что реальных неадекватов и симулянтов там было примерно поровну. Иногда я наблюдал в окошко столовой довольно замечательные картины. У психов был полный карантин, поэтому с куревом у них было очень тяжело. Когда под их зарешеченными окнами, выходящими на проезжую часть, проходили редкие дымящие сигареткой прохожие горожане, то, как правило, из окон второго этажа просили дать закурить. Если сердобольный прохожий останавливался и недоуменно вопрошал каким образом он может передать сигарету, то почти сразу из окна вылетала пустая пачка привязанная бечевкой. Прохожий клал туда одну или несколько сигарет и пачка начинала свой путь наверх. Но неожиданно из окна первого этажа выскакивала чья-то длинная лапа и мгновенно совершала перехват. После этого на целый час возникала ожесточенная перебранка между обитателями первого и второго этажей, а спустя некоторое время все повторялось заново. Верхние постояльцы прекрасно понимали уязвимость своей невыгодной стратегической позиции и, дабы подстраховаться, выделяли на подъем пачки самого длинного парня, крепко держа его за ноги. Но и нижние наглые перехватчики поступали аналогичным способом. Данное зрелище мне надоело наблюдать уже через день и в дальнейшем на существование психов по соседству я не обращал никакого внимания.