Виталий А. - Военный госпиталь. Социальная драма

Первые несколько дней в больнице я наслаждался тишиной и покоем, возможностью безмятежно валяться на койке без надрывных вскриков, типа «РОТААА… ПОДЪЕЕЕЕЕМ». Через пару дней мне это ничегонеделание ужасно наскучило и я стал подыскивать себе занятия для провождения досуга. В палате валялась засаленная колода карт, но мои соседи были довольно меланхоличны и игра в карты с ними быстро успевала наскучить. Но наше сонное царство просуществовало недолго. Лишь до того момента, как к нам прибыл Колян. Николай – это был здоровенный детина с громовым голосом и заражающим всех оптимизмом. Я и сам не маленький. У меня рост за сто восемьдесят, но Коля был намного выше и шире. За прошедшие с тех дней пятнадцать лет я никогда больше не встречал подобных ему людей. Больше всего он походил на героя старого советского фильма «Александр Невский». Если вы его смотрели, то попробуйте представить себе, что такой человек постоянно находится с вами в одном помещении. От звука его громового голоса незнакомые люди нервно вздрагивали и оглядывались. Несмотря на свои внушительные габариты, он был в постоянном движении, как гигантский волчок. Через полчаса после прихода в нашу палату он уже был со всеми на ты и дружески хлопал меня по спине. От пары таких дружеских похлопываний у меня вся накопившаяся мокрота из легких вылетела и я даже перестал кашлять.

– Знаешь, чем отличается пессимист от оптимиста? – спросил он меня. В ответ я лишь отрицательно помотал головой.

– Пессимист вечно ноет, что жизнь – дерьмо и хуже не бывает. А оптимист ему отвечает, что бывает-бывает… – и Колян заливался звучным хохотом.

Завидев карты, он предложил сыграть в дурачка. Через полчаса игры я спросил его: знает ли он правила игры в «Три палки»? Тут он заявил, что это его любимая игра и предложил всем собравшимся в палате сыграть в «Три палки» с наказульками. Для незнакомых с этой карточной игрой я правила объяснять здесь не буду. Достаточно сказать, что самая захватывающая часть игры – это те самые наказульки. Смысл в следующем. Проигравший партию загадывает любую карту из колоды и вытягивает карты по одной. Когда он вытянет искомую карту, то наказание сразу прекращаются, а до тех пор его будут наказывать той самой – все увеличивающейся по карте колодой. По нашим правилам при вытягивании дамы проигравший получал пощечину накопившейся стопкой не угаданных карт. Отмечу, что получить пару раз со всей дури стопкой из двух-трех десятков карт довольно неприятно. Аналогично, за короля следовал удар колодой по кончику носа, за туз – колотуз (резкий удар нижней частью сжатой в кулак ладони по макушке), за валета – фофан по лбу и т. п. В первый розыгрыш проиграл сам Коля и стоически вынес свою порцию наказулек. Пощечины, щелбаны и фофаны не производили на его, словно высеченном из мрамора, лице никакой негативной реакции. Наоборот, он смеялся, подзуживал ударить посильнее и казалось, что он получает неподдельное удовольствие. Но в следующую партию проиграл Андрюха и я остолбенел, когда вытянув червонного валета от резкого, как вспышка молнии, фофана Коляна Андрюха рухнул на пол вместе со стулом. Все замолкли. Я часто играл в своем дворе в эту карточную игру и тысячи раз видел, как ставят проигравшим фофаны, но чтобы трезвый человек упал от фофана на пол вместе со стулом – такого я не видел больше никогда. На свою беду загаданная Андрюхой карта оказалась на самом дне колоды и экзекуция продолжалась еще долгие полчаса. Когда она закончилась, я встал в полной тишине и пробормотал чужим, вязким голосом о том, что меня ждут в столовой и нам нужно идти за едой в главный корпус. Выйдя за порог и закрывшись на ключ в буфете, я подглядывал в замочную скважину как из палаты под разными предлогами выходят все остальные и приговаривая, что им нужно сходить в туалет, выйти покурить, идти на капельницу, разбегаются в разные стороны. Коля тщетно уговаривал всех продолжить игру, но никто больше не соглашался. Из палаты не вышел только Андрей, но вряд ли он хотел взять реванш. Думаю, что он просто лежал на койке в шоковом состоянии, но проверять свою догадку я, конечно, не стал.

В дальнейшем Николай частенько пытался уговаривать всех сыграть в его любимую карточную игру, но никто из старых постояльцев нашего пансиона не соглашался. На такое по неопытности соглашались лишь новички, но, проиграв хоть один раз, больше они к картам не прикасались. Дважды я по секрету шептал новеньким чтобы они не поддавались на провокации Коляна. Один раз предупреждал неведомо как оказавшегося у нас четырнадцатилетнего суворовца, а в другой раз щупленького доходягу Костю, но о Константине рассказ пойдет позже. Что касается меня, то, не желая расстраивать своего друга Колю немотивированным отказом, я просто каждый раз ловко менял опасную карточную тему, если она возникала в нашем разговоре. Обычно мы травили анекдоты или болтали о нашей службе. Он прослужил чуть меньше полугода и числился в роте почетного караула Петербургского гарнизона. Вместе с ним прибыло очень большое пополнение молодых ребят и они с товарищами ждали тот долгожданный день, когда дембеля уедут домой и тогда небольшой контингент отслуживших по году ребят останется один на один с одногодками Николая. Впрочем, какой-то жестокой «дедовщины» с мордобоем и летающими табуретками у них в части, как впрочем и у нас, не было. В основном была изматывающая шагистика и физические упражнения с нагрузкой на ноги.

– Ты пробовал стоять часами не шевелясь на одной вытянутой ноге, удерживая неподвижной вытянутую вторую? – спрашивал меня грозно Коля. Я честно отвечал, что Бог миловал.

– Сейчас-то я малость попривык, – продолжал говорить погруженный в свои воспоминания Николай, – Но первое время тяжеловато было. Осознавая, что «тяжеловато» Николая равносильно моему «невыносимо», я сочувственно кивал, пытаясь пускать синие колечки табачного дыма.

Колян был отличный товарищ, но у него было два существенных в моих глазах недостатка. Он не любил лишний раз покидать наше отделение, а также не пил и не курил. Поэтому в качестве напарника для исследования окружающей территории и поисков приключений на свою задницу я обычно выбирал артиллериста Антона. Антон был родом из Псковской области, отслужил почти год и уже имел сержантские лычки, хотя соображал довольно медленно. Также он много матерился, был с большим пивным пузиком и все время думал где бы раздобыть выпивку. В один из дней я позвал его со мной на прогулку. Я здесь находился уже почти три недели и мне надоело околачиваться в нашей палате. До обеда было еще больше двух часов и я планировал провести небольшую рекогносцировку. Ему было скучно лежать в душной палате и он радостно принял мое предложение пройтись по свежему весеннему воздуху. В начале мы отправились в больничный магазинчик за сигаретами. Выйдя оттуда и закурив, я потянул его за оторванное ухо ушанки и спросил: