Виталий Бабич - Семь историй о любви и катарсисе. Цикл квинзитивной прозы

Срок ему вышел три года. Учитывая, что инвалид, слепой, сократили до двух с половиной лет. Первый месяц в тюрьме от отчаяния любая работа из рук валилась. Затем смирился с тем, что есть. Всю свою жизнь переосмыслил. Улыбаться стал, как прежде. И уже вскоре был на хорошем счету, работал отлично. Даже смог спасти от несчастного случая двух заключённых. Это сильно подняло авторитет Михаила – в том числе в глазах начальства. В итоге, сократили ему срок ещё на полгода.

А тут ещё один случай произошёл. Как-то раз пожелал-нагадал Михаил в сокровенной беседе двум своих сотоварищам по колонии, которым подошёл срок освобождения, как именно судьба у них сложится дальнейшая. И вот через два месяца приходит в колонию письмо от одного из них. «А ведь слепой наш, Мишка, предсказал судьбу мою на свободе, – пишет он. – Встретил я женщину, порядочную, одинокую, с двумя детьми. А вскоре и на прежней работе меня восстановили…» И вот через неделю пишет второй: «Братцы! Напророчил наш слепой, что богатство мне чуть ли не на голову свалится. Так и получилось – выиграл я в „Спортлото“ квартиру однокомнатную…»

Ну, как же тут было народу тюремному не всполошиться и не разнести молву, что, дескать, ясновидящий у нас появился. Мол, слепой – значит, Богом меченный и так далее… Тут к нему и стали обращаться за помощью в виде предсказаний. Даже со свободы страждущий люд готов был к стенам колонии прибыть… Как доведалось начальство про такое «паломничество», так и пресекло эти «гадания на кофейной гуще». Но авторитет Михаила из-за этого ничуть не пострадал. Ещё больше вырос.

А если по правде, то Михаил вовсе-то и не ясновидящий. Он просто помог сотоварищам своими искренними пожеланиями на хорошее настроиться. А говоря о богатстве, которое свалиться – только не на голову, он говорил, оно свалиться, а с Небес, – имел в виду благо не материальное, а духовное… Вот так Михаилу чуть ли не пророком стать довелось в восприятии обыденном, простонародном.

– Это ты верно подметила, – похвалил её священник. – И рассказываешь увлекательно. И слогом таким, будто повесть из книги читаешь. Молодец, дочка! Радуюсь за тебя! И что же потом происходило с Михаилом?

– Потом, батюшка, ему, слепому (!), единственному такому арестанту за всю историю этой колонии, доверили работу в архиве: с сортировкой документации тюремной. Слепой ведь лишнего не увидит – не разболтает. А на ощупь каждую бумажку, каждую папку в нужное место определит не хуже зрячего. Такой вот парадокс житейский, батюшка…

Вот и пришло время и Михаилу покинуть стены тюремные. Домой вернулся утром того дня, когда наша встреча состоялась. Оказалось, что в его однокомнатной квартире Толик обосновался. Да не один, а со своей женой гражданской. А мать в деревню спровадил. Даже брата на порог не пустил. Даже стал подозревать, что он сбежал из колонии. Не поверил в досрочное освобождение. Вот и получилось, что Михаил одну ночь переночевал в том самом доме, где я остановилась. А на утро мы в милицию пошли, представили документы об освобождении, рассказали, в чём проблема, и следующую ночь он уже ночевал в своей квартире.

И так мы с ним в тот вечер разговорились, что я у него до самого утра и засиделась… Утром Толик пришёл, меня увидел, стал упрекать, что это я их рассорила и претендую на эту квартиру, а его брат, инвалид, мне вовсе и не интересен. Михаил за меня заступился, из квартиры его вытолкал. А тот сгоряча пообещал его, зека, с этой квартиры выставить на законных основаниях. Мол, «государство выделило, государство и отберёт…»

Марина сделала паузу.

– Спаси, Господи, души рабов твоих грешных! И наставь их на путь истинный! Ибо не ведают, что творят, – помолился отец Илья и перекрестился.

Он налил ей чаю и заметил:

– Вот, Маринушка, каким бывает ад на Земле.

– Да, батюшка. Поняла я, что в жизни мирской тьма и свет так многообразно, так часто пересекаются, что сетями для души неопытной становятся.

– Так не передумала ли ты в эту самую жизнь влиться?

Марина вздохнула и, прислушавшись к зову своего сердца, ответила:

– Не передумала. Хотя, признаюсь, такое решение мне с большим трудом далось. Чувствую, что надо пройти мне путь этот. Понимаю, что и Михаилу, и его старенькой матери, которую он из деревни к себе забрать хочет, я нужна. Невозможно человеку, особенно, такому как Миша, без опоры – без женской заботы жить. Он человек очень эрудированный, бескорыстный, а главное —духовно-ищущий, и испытания житейские его только укрепили в этом. Когда призналась ему, что послушницей при монастыре являюсь, он обрадовался. Мол, вот откуда во мне такая доброта безграничная и кротость. Даже позавидовал по-хорошему. Ибо, будучи в тюрьме, мечтал остатки дней своих земных в жизни монастырской провести. Но прежде надо ему в миру себя полностью реализовать. Попытаться зрение хоть частично вернуть. Писательством заняться желает. Ещё в тюрьме начал, используя шрифт для слепых, повесть писать, где многие сюжеты будут автобиографичными. Он мне читал кое-что – великолепно пишет. Талантливо!

В общем, решили, что вместе нам будет сподручнее в миру. Но перед тем, как мы к этому обоюдному решению пришли, сказал мне Мишенька: «Возвращайся в монастырь, Марина. Не хочу быть помехой на твоём пути в служении Божьем» .

А я ему отвечаю: «Я в монастырь-то попала больше по стечению обстоятельств, чем по сознательному выбору. Мол, чувствую потребность в опыте жизни мирской, поэтому никуда от тебя не уйду. Будем вместе крест этот нести. Любые проблемы решать. И от брата твоего помогать тебе защищаться, видимо, ещё не раз придётся. Матери твоей хорошую старость обеспечим. Работать будем – ты в писательстве реализуйся, я помощником тебе буду в том, чтобы книги твои издавались, да к людям в руки попадали. Дай Бог, сможешь этим трудом и на жизнь зарабатывать. Я в монастыре разные виды рукоделия освоила, могу не только мастерить, но и обучать этому. Не пропадём! Да и довольствоваться мы привыкли в жизни самым малым. Главное, детям, коль Бог даст нам их, условия хорошие обеспечить. И воспитать их людьми праведными…»

Марина глубоко вздохнула, задумчиво глядя в окно. Отец Илья подошёл к ней, многозначительно улыбнулся и, перекрестив её, молвил:

– Благословляю тебя, раба Божья Марина, на путь новый!

На третий день после благословления батюшки Марина Савельева покинула обитель и уехала к Мишеньке в Гродно…

Через три года была издана первая книга Михаила Сурмицкого.

За это время много полезного сделать успели. Вступили в законный брак, повенчались. Мать Михаила забрали из деревни в город. Вскоре предложили Марине возглавить мастерскую, которую она помогала с нуля создавать. Некоторое время молодой паре пришлось пожить в том самом доме при приходе, чтобы у мытаря-Толика, ставшего бездомным по своей очередной глупости (сгорел дом в деревне, в котором он жить остался), крыша над головой была. Помаялся братец немного, да и решил в Москву на заработки податься. Там его, грешного, Бог и «прописал». А Михаилу и Марине дал ребёночка.