Владимир Хотилов - Неверия. Современный роман

Зотов очнулся и вернулся в реальность, когда в приёмной появился начальник СМУ – молодой, суховатый на вид мужчина, которого Жека уже видел как-то раз на стройплощадке в Найбе.

Он быстро проследовал в кабинет и вызвал секретаршу. Прошло не так много времени, когда она вернулась от него с папками каких-то бумаг и пригласила Зотова зайти в кабинет.

Начальник СМУ даже не взглянул в сторону Зотова, когда тот вошёл, а продолжал изучать лежащие на столе документы, среди которых была и Жекина телеграмма от родителей.

– Зотов… Найба?! – не поднимая головы, спросил начальник.

– Да, – ответил Жека.

– Неделя на всё – хватит вполне! – коротко бросил он и, не о чём больше его не спрашивая, добавил: – Зайдите к секретарю – она всё оформит.

Он подписал и протянул ему командировочное удостоверение, и Жека едва успел разглядеть его скуластое, худое лицо, первую седину на висках и цепкий взгляд желтоватых глаз.

«Не глаза, а колючки – такими зырить только в тюремный волчок, а на людей смотреть, что репейником швыряться!» – подумал Зотов и вышел из кабинета начальника СМУ.

Секретарша поставила печати на командировочное удостоверение, сделала записи в журнале приказов и в журнале для командировочных лиц, в котором заставила Зотова расписаться, а потом повернулась в его сторону и внимательно на него посмотрела.

Зотову показалось, что она хочет чего-то от него услышать, возможно, каких-то прощальных слов. Но сам Зотов не меньше её нуждался в добрых словах поддержки, так необходимых ему в этот момент.

Однако секретарша замерла с застывшим лицом и молчала, словно что-то выжидая. А Жека ещё раз, почти пристально, посмотрел на неё, засунул документы в карман куртки, шумно выдохнул и, не сказав ни слова, вышел.

Потолкавшись у кассы на железнодорожном вокзале, Жека купил общий билет до Неверова на завтрашний вечерний поезд и успел уехать в Найбу на последнем рейсовом автобусе.

По дороге он старался запомнить названия станций для пересадок, номера поездов и время их отправления. Для Жеки в его молодой жизни это была первая самостоятельная поездка, поэтому он относился к ней серьёзно.

На следующий день он показал бригадиру командировочное удостоверение, которое являлось разрешением на его поездку в Неверов. Паспортов им на руки не выдавали, и Жека имел лишь удостоверение личности с фотографией.

Вечером он собрался и, прихватив с собой этот документ с железнодорожным билетом, отправился в Качкар.

Качкарский вокзальчик, обычно безлюдный днём, вечерами, во время прибытия и отправления, редких для здешних мест поездов, становился тесным и шумным.

В самом вокзале и на перроне появлялись молодые люди блатного вида. Это были, небрежно переодетые в гражданку, солдаты внутренних войск из спецкомендатуры, выискивающие подозрительных лиц. После объявления посадки в вагонах появлялись патрули спецкомендатуры и затем дотошно, до отправления поезда, проверяли документы у отдельных граждан из числа отъезжающих.

В переполненных общих вагонах ехала пёстрая и говорливая публика, поэтому о чём-то поразмышлять или помечтать Жеки не удавалось. За окнами поезда в темноте мелькали лишь редкие огоньки, а впереди была зимняя ночь и почти двое суток пути.

На станции Кым поезд остановился – народ в вагоне поубавился, и Жека, наконец-то, сел на свободное место. Здесь, в Кыму, чуть больше месяца назад, судили его дружков по зоне Санька и Влада, и Жеки не хотелось вспоминать это неприятное событие.

Судьба дружков его волновала, но уже не так остро, как в тот день, когда он получил от них записку из качкарского КПЗ. Жека их просто жалел, но после памятного разговора с Грозиным, должником, а тем более в чём-то виноватым перед ними, себя уже не считал.

Жека вспоминал дни их совместного пребывания на зоне, которые могли бы сейчас хоть как-то согреть душу, придать ему новые, жизненные силы, но не находил таких дней.

В тот период Зотов переписывался с родными и одноклассниками, которые служили в группе советских войск на территории ГДР. А в один из дней он набрался храбрости и написал первое письмо Вере Капитоновой, девушке из их школы, в которую был тайно влюблён.

Вера приехала с родителями в Неверов из другого города и проучилась с Зотовым до выпускного класса два года. Раньше он хорошо успевал почти по всем предметам, но эти два года отучился в школе без прежнего интереса и рвения в учебе. Желание учиться куда-то пропало. Что-то в нём надломилось в этом непростом возрасте; у него до сих пор не появилось определённой цели в жизни и даже юношеская любовь к однокласснице, вспыхнувшая так неожиданно в последний год учебы, не смогла помочь ему в поисках своего будущего, а романтические мечтания лишь уводили юного Зотова в неведомые края.

Хрупкое чувство ещё только робко прорастало в первую любовь, которую он не мог до конца осознанно прочувствовать, а тем более как-то выразить и поэтому скрывал свои чувства, порою страдая от этого. А сейчас, когда их разделяло пространство и его несвобода, Жека написал ей письмо, надеясь наладить, таким образом, отношения с Верой, которых в прошлой жизни у него просто не существовало.

Многим в их классе Вера казалось лучшей девушкой и в неё, наверное, были влюблены почти все мальчишки-одноклассники. Некоторые из них её выделяли и оказывали дружеские знаки внимания, другие, напротив, притворялись, держались по отношению к ней ровно и даже несколько равнодушно.

Линия поведения Жеки по отношению к Вере Капитоновой была своеобразной и непредсказуемой, а иногда даже переменчивой в течение одного дня. Но за его маской шутника и острослова скрывались глубокие и искренние чувства, которые он таил от неё, делясь сокровенным лишь с Андрюхой Истоминым – своим лучшим другом.

Умница Вера, как наблюдательная и душевная девушка, что-то в нём замечала, о чём-то догадывалась, но всё-таки считала его немного странным и дружила, на зависть многим, с парнем совсем из другой школы.

Тот день, когда Жека получил письмо от Веры, стал для него первым днем, наполненным пусть тихой, но настоящей радостью за всё время, проведённое в неволи. Так началась их непродолжительная переписка – обычная для двух ещё юных людей, у которых короткое прошлое в их судьбах отдалялось, и наступала пора взросления. И в этой переписке не нашлось места даже для какого-нибудь намёка на их взаимные чувства.

Однажды Жека обратил внимание на зачеркивания в конце Вериного письма и попытался в них разобраться, а разобравшись, сумел прочитать неразборчивую из-за множества зачеркиваний фразу: «Всегда твоя, Вера».

Жека поразился и не поверил своим глазам, но после тщательного изучения перечёркнутого текста убедился в том, что это именно так, а не что-то другое.