Олег Белоусов - Ямочка

– Нет! А где?!

– Говорят, что где-то в частном секторе за городом. Рассказывают, что выручку всю у него выгребли и шесть бутылок водки, но машину не забрали. Бедолага сам еле живой доехал до больницы, и его успели спасти. Сменщик евоный рассказывал, что спросили водки, и он вышел из машины, чтобы снять диванную спинку заднего сидения, где прятал бутылки. Как только он достал одну поллитровку, ему сразу под ножом приказали доставать всю водку, потом потребовали и деньги. Таксерик замешкался, и его тут же начали тыкать везде по телу. Сняли с него куртку, и в ней нашли портмоне с выручкой… Два молодчика изрезанную кожаную куртку ему бросили обратно и спокойно ушли… На мойке называли его фамилию, но мне он не знаком, поэтому не запомнил. – Немного помолчав, Вахитов добавил: – У меня там слева у двери, под ковриком, монтажка лежит. Если понадобится – не забывай.

– Хорошо… Правда, если нож сзади к горлу подставят, то монтажку я не успею достать из-под ног, – ответил Валерий. Уже месяц как он купил у бывшего военного прапорщика, которого возил как-то пьяненького ночью, за пятьсот рублей старенький, без номера, пистолет ТТ с двумя обоймами патронов. Валерий купил его для безопасной ночной работы, но никак не мог решиться взять его с собой в машину, потому что знал свои расшатанные нервы и крутой нрав. Один раз он из него стрелял в огороде при загородном доме. Отец достроил дом как раз перед смертью. Давно отец Бурцева купил старенький деревянный домик с участком в десять соток в немноголюдной деревне рядом с городом. Из-за хронического отсутствия денег в течение пятнадцати лет он строил новый кирпичный одноэтажный дом с подвалом и высоким деревянным забором вместо снесенной старой завалившейся набок избушки. В достроенном полностью доме он успел пожить один год. У матери болели ноги, и в деревенский дом она после смерти отца ездила все реже и реже. Впервые в это лето там некому было делать посадки зелени и овощей, потому что у Валерия не хватало времени, и он все еще оставался в свои тридцать лет не женатым. Он ездил за город в дом отца регулярно и часто возил туда доступных девиц, с какими случайно знакомился во время работы на линии, а иногда с друзьями таксистами праздновал там свои дни рождения, а также открытие и закрытие летнего сезона. Другими словами, он устраивал там увеселительные попойки в складчину весной и осенью с участием небольшой группы таксистов из своей бригады. О покупке оружия он не рассказывал даже самым близким знакомым и родственникам. Тюрьма научила его меньше откровенничать, меньше доверять людям и держать язык за зубами.

Отъехав от ворот гаража метров пятьсот, около новых жилых домов из силикатного кирпича, Валерий увидел на обочине дороги перед безлюдной автобусной остановкой голосующую пассажирку.

– Вот тебе и первый клиент! – сказал Вахитов с заднего сиденья, вытягивая шею и стараясь разглядеть женщину.

– Не хочу начинать смену с бабы – плана не будет, – ответил грубо, по-мужицки Валерий в тон разговорной манере Вахитова известным поверьем таксистов.

– Ерунда! Бери ее! Пять двадцать в час по плану надо набирать, и все равно с кем! Может, нам по пути с ней? Да и женщина вроде ничего! – настаивал, улыбаясь, веселый сменщик. Бурцев впервые слышал из уст Вахитова слово «женщина».

– С хорошей бабой свяжешься – плана не будет. С ней прокатаешься, и тогда свои деньги вкладывать придется до плана. Любовь и деньги – две вещи несовместные, ты же знаешь, – ответил Валерий, перефразируя, известное выражение из маленькой трагедии Пушкина, опять налегая по-свойски для Вахитова на грубое слово «баба». Валерий посмотрел на Вахитова в зеркало заднего вида, но тот в тюрьме не сидел, поэтому к чтению по нужде приучен не был и оттого никак не прореагировал на созвучное выражение, которое было сродни словам: «А гений и злодейство – две вещи несовместные». Валерий неожиданно вспомнил, что в лагере сидело чуть больше одной тысячи заключенных, но в библиотеке всегда было безлюдно. Он просиживал подолгу там один за толстыми томами советской энциклопедии, изданной еще до смерти Сталина, в свой единственный выходной день на неделе. Видимо, читать неволя принуждает чуть больше людей, но все равно единицы, как на свободе. Тюрьма дает больший шанс развиться только людям любопытствующим. Первые годы в колонии Бурцев чувствовал, но не мог это выразить словами, что образованность и интеллигентность сродни привлекательности, и это его стимулировало на безудержное чтение книг. Все приятные и красивые для него женщины были интеллигентными и образованными. Сначала, как у всех мало читающих людей, глаза у Валерия слезились, или он невольно засыпал при прочтении первой страницы, но настойчивость и упорство сделали его читающим неотрывно в течение всего светового дня.

Бурцев проехал женщину и прижался к обочине, убежденный, что откажет ей по причине несовпадения маршрута с адресом сменщика. В правое зеркало заднего вида Бурцев видел, что пассажирка идет к машине не торопясь, как бы с достоинством, давая понять, что она не намерена, как все простолюдины, бежать к такси в знак благодарности, что для нее остановились. У Валерия внутри нарастало нетерпение и возникло желание уехать, не дожидаясь манерной дамы.

– Идет, как по собственному огороду! – сказал он недовольно, но остался ждать.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте!

– В третий микрорайон? – спросила строго и не заискивающе пассажирка с густо накрашенными ресницами для ее возраста, как показалось Валерию.

– Нет! – с удовольствием ответил Бурцев и включил первую передачу.

– Возьми-возьми, Валера! Я решил скоро выйти: мне к жене на работу нужно зайти и помочь ей сумки с продуктами до дома донести, – неожиданно сказал Вахитов.

– Тогда садитесь, – был вынужден предложить Бурцев. Он включил счетчик и тронулся с места. Чрезмерный запах сладковатой парфюмерии от пассажирки ударил Бурцеву в нос, и он с презрением отвернул на пол-оборота голову от женщины, чтобы можно было видеть дорогу и не вдыхать неприятные для его обоняния запахи. Женщина была старше Валерия лет на десять, а обильная косметика по его наблюдениям часто присуща незамужним женщинам возрастом давно за тридцать. Валерий посмотрел в салонное зеркало и увидел, что Вахитов на заднем сидении давится от смеха. Ему было смешно, что сменщик нервничает от нежеланной пассажирки, которую он из лучших побуждений навязал ему.

– Какие шикарные у вас духи! Я нюхал бы их с удовольствием денно и нощно! – сделал комплимент Вахитов. Дама обернулась и, не поблагодарив, посмотрела равнодушно на широко улыбающегося желтыми зубами татарина, и у того тотчас пропал всякий интерес восхвалять пассажирку еще. С его лица медленно съехала улыбка, и он приобрел растерянный вид, но теперь, глядя на него, начал улыбаться довольный Бурцев, как бы говоря Вахитову, что вот тебе за твое «возьми-возьми, Валера». Женщина явно не любила таксистов как класс «народных кровососов». Советские люди больше, наверное, из зависти не любили работников торговли, официантов, таксистов и прочий государственный обслуживающий персонал. Тут же Валерию стало жаль потерявшегося напарника по таксистской доле, и он произнес: