Сергей Корнев - В стиле фьюжн. Рассказы

Её голова поникла. Взгляд остановился у меня между ног.

– Мне тоже нравится на тебя смотреть. Когда ты сидишь вот так, с голым членом. Мне нравится твой член, – без смущения призналась она. – Я уже и забыла, что на свете есть обычные, нормальные парни. Давай будем просто смотреть друг на друга? Ты на меня, я на тебя. Это так здорово. Тебе стыдно? Мне вот совершенно не стыдно. Даже радостно от того, что ты меня разглядываешь. Не отворачивайся, смотри, мне хорошо от этого.

– Что я могу для тебя сделать? – спросил я. Я готов был отдать ей те три тыщи с мелочью, оставшиеся у меня в кошельке. Которые должен был её мужу. А она сказала бы ему, что я ушёл, не заплатив.

– Ничего не надо, – ответила Аня и добавила: – Просто ещё раз трахни меня. И уходи.

– А деньги? Деньги я Валере не отдал.

– Скажу, что ты ушёл, не заплатив. Мне отдашь – он всё равно у меня отберёт. Утром такой скандал будет, что…

Она вдруг затихла, точно забыла, что хотела сказать. Посмотрела мне в глаза и заплакала. И плакала долго, беззвучно, задавленно. Я не трогал её, я знал, что это слёзы не печали, а радости. Маленькой, но всё же радости. Так плачет побитая жизнью женщина, когда её муж, спьяну или как, спустя много-много лет, спустя много ссор, взаимных оскорблений и обид, спустя много нелюбви с обеих сторон, не смотря ни на что, снова, как в первый раз, говорит ей «люблю тебя».

Думаю, эта несчастная девушка Аня из городка Счастье просто в тот момент осознала, что кто-то её пожалел и даже готов был что-то для неё сделать, проявить к ней любовь. Обычную человеческую любовь. Жалость – это ведь тоже вид любви. Потому что её тоже не купишь.

На календаре 1997 года, ещё одном с Богородицей, мне никак не удавалось прочитать надпись церковнославянским шрифтом. Абракадабра и всё. И тут до меня дошло, я понял, что там написано: «Нечаянная радость». И я тоже обрадовался. Сам не зная отчего.

За окном рассветало, но город ещё спал. Ни машин, ни людей, ни единой души. Таинственная утренняя тишина. Аня и я сидели, глядя друг на друга. Так, как она хотела: я на неё, она на меня. Без стыда. И молчали.

Внезапно за дверью, где-то в коридоре, что-то громыхнулось. Послышался истошный пьяный рёв Валеры:

– Анька, ты где, шалава грёбаная? Деньги забрала у козла этого?

Аня испуганно вскочила и впопыхах напялила на себя майку.

Дверь открылась, и в тёмном проёме возник сам Валера. Увидев меня, он заорал:

– Ты ещё здесь, козёл ослорогий? Мало, что ли, тебе всё, урод? Я сказал: деньги на стол и пошёл вон из моего дома!

– Рот закрой, – тихо, но зло, сквозь зубы, бросил я ему, одеваясь. – Ещё не известно, у кого из нас тут рога. Чёрт паршивый.

– Чего?!

– Чего слышал.

Я подошёл и врезал ему в морду. Он отлетел обратно в коридор, упал на жопу. Трудно было удержаться и не добавить ещё разок ногой, куда-нибудь в область рогов. Я давно этого хотел и добавил. Сильно и больно. От удара он обмяк и повалился на спину, со стоном закатив глаза. А потом как-то совсем безжизненно затих.

Всё было с ним нормально. Просто зассал вставать. Я вытащил из куртки свой кошелёк и высыпал ему на голое пузо три тыщи пятисотками и сотнями и мелочь десятирублёвыми монетами.

Обернулся, встретился глазами с Аней. Хотел ещё раз напоследок запомнить в ней то яблоко, вялое и грязное, с подгнившим бочком, лежащее под деревом в осеннем саду. Какое я из жалости поднял и съел.

Но не увидел его. В ней его не было. Теперь она была похожа на огонь в камине, в котором весело и уютно трещали дрова, – смотри на него и тебе приятно, душа радуется, а если и грустит, то тоже как-то хорошо.

И я ушёл, запомнив её именно такой.

На автобусной остановке в сердцах обругал себя за мелочь. Чего вот, дурак, на проезд себе ничего не оставил? В надежде на чудо порыскал в карманах. Нашёл четыре рубля. Четыре маленькие и грустные монетки.

Что ж, иди пешком, ослорогий козёл. Валера в чём-то был прав. За что, впрочем, и получил по рогам.

На улице я быстро протрезвел. Как всегда после попойки, во мне пробудились два страшно тяжёлых беса – похмелье и чувство вины и стыда. Они всегда приходят вдвоём и всякий раз норовят меня раздавить, стереть в порошок, а потом из того живучего порошка создать моё новое, хорошее «я», не пьющее больше никогда.

Однако на этот раз они меня почти не мучили. Просто топтались в сторонке и вроде как пытались напугать. Но я не обращал на них внимания. Моё внимание замкнулось само на себя и с каждым новым шагом, сделанным мною на мокром асфальте по дороге к дому, опускалось вглубь, всё глубже и глубже.

Там, в глубине меня, жило что-то ясное и тёплое. Как солнце на рассвете. И хотя вокруг не было никакого тепла и солнечного света – только пасмурность, зябкость и серость – я везде видел отблеск этого солнца, везде, куда ни посмотрю. И всё оживало вместе с ним. Я смотрел и удивлялся тому, как же всё красиво и ласково ко мне, словно никогда прежде не видел ничего, не слышал и не чувствовал в своей жизни.

Какое-то время я шёл по набережной и в медленных, холодных водах реки тоже видел сияние моего солнца. Красивое и ласковое ко мне. На мосту я остановился и бросил в реку те четыре рубля. Монетку за монеткой. И сказал мысленно: «Возьми эти четыре рубля и дай взамен четыре миллиона – просто так, чего тебе стоит. В тебе всё едино – и моя никчемная жертва, и твоя великая щедрость».

Придя домой, я лёг спать и проспал весь день как убитый. Встал, когда уже стемнело. Взял телефон, чтобы узнать время. В телефоне было три пропущенных с незнакомого номера. Это меня насторожило. С чего бы кому-то звонить так настойчиво? В голову почему-то сразу полезли нехорошие мыслишки относительно Валеры.

Часа через два, около девяти вечера, с этого незнакомого номера, позвонили ещё раз. Я невольно напрягся.

– Да.

– Здравствуйте. Семён? – послышался басовитый мужской голос.

– Да, я слушаю.

– Меня зовут Арсений Зептман, я скаут продюсерской компании Heinrich Korn Music. Нашу компанию заинтересовало ваше предложение на сайте Music.com. Мы хотим получить права на коммерческое использование ваших музыкальных произведений. Мы готовы рассмотреть ваши условия и в случае позитивного исхода переговоров подпишем контракт. Вы сможете в ближайшее время приехать в наш офис в Санкт-Петербурге?

Я, ошарашенный, чуть не присел мимо стула.

– Могу. Когда и где?

– Набережная реки Мойки, дом 1. Это неподалёку от храма Спас-на-Крови, знаете? Можете завтра во второй половине дня, ну скажем, часа в три или четыре?

– Хорошо, я приеду. Но лучше в четыре, до Питера далековато из моего города добираться, к трём могу не успеть.

– Договорились, завтра в четыре буду вас ждать. До свиданья.

Этой же ночью я сел в поезд и поехал в мой любимый Питер. В четыре был в офисе «Heinrich Korn Music» и подписал контракт, по которому мне причиталось… шестьдесят пять тысяч долларов. В пересчёте на рубли это – четыре миллиона с копейками.