Вера Попова - Ночь на Ярилу Мокрого

– А ты знаешь, мама, мне уже и самому интересно. Возьму с собой ноут, мобильный, пару трусов-футболок, много носков и покачу…

– Сомневаюсь, что вся аппаратура тебе понадобится. А вдруг там ещё при керосиновых лампах живут?

– Да ну-у-у, скажешь тоже!.. Кстати, тётя Катя тебя вечером на чай звала и просила, чтобы ты кусок пирога с собой захватила.

– Скажите, пожалуйста, – обратился Андрей к женщине, сидящей в привокзальной кассе, когда вышел из автобуса, – как мне добраться до деревни Обуховка? Туда какой-нибудь транспорт ходит – автобус, такси?

– Ходит, милый, ходит, – протянула кассирша. – Походи по площади, как телегу увидишь, так и доедешь.

– Телегу? – растерялся Андрей.

– Ну, да, – засмеялась та, глядя на изумлённое выражение его лица. – Ни разу телегу не видел что ли?

– Видел… на картинке.

– Ха-ха-ха! Ой, парень, ну, уморил! Ха-ха-ха! Давно так не смеялась – хлопала себя по коленям тётка.

Андрей поспешил отойти от кассы: вдруг ещё кто будет свидетелем его конфуза. А смех кассирши ещё долго доносился из окошечка. Андрей был уверен, что ей на целый день хватит пищи для анекдота и весёлого смеха. Вот влип…

Неподалёку на скамейке сидел молодой парень и обедал. Он ел с таким аппетитом, что у Андрея, с самого вечера ничего не евшего, рот невольно наполнился слюной. А всего-то и было, что литровая бутылка молока и огромная краюха хлеба. Парень, видимо, уловил голодный взгляд незнакомца.

– Брат, – крикнул он, – подсаживайся, перекусим.

Андрей поспешил к скамье – чего отказываться, если предлагают? Тем более, что киоск был закрыт на перерыв до шестнадцати часов, о чём сообщалось на клочке бумаги в клеточку, скотчем приклеенном к стеклу.

– Ничего, что из горлышка? Стакана нет. – Парень протянул бутылку и кусок хлеба Андрею.

– Нормально, я не брезгливый.

Жуя хлеб и запивая его молоком, Андрей понимал, что не произнесёт ни слова, пока не насытится.

– Слушай, – проглотив последний кусочек хлеба и кинув крошки с ладони в рот, обратился он к улыбающемуся пареньку, – а где такой вкусный хлеб продают? И молоко странное на вкус, я такого никогда не пил. Честно скажу: так вкусно я ещё не ел, даже у мамы… Ой, прости, я всё съел, тебе ни кусочка не оставил.

Парень в ответ так весело рассмеялся, что Андрей невольно подумал: «Куда я попал? Что ни скажу, что ни спрошу – всем весело».

– А ты почему смеёшься? Я какую-то глупость сморозил?

– Что ты, брат, я просто радуюсь тому, что ты, по всему видать, глубоко городской парень, только что испробовал настоящую живую пищу. Молочко коровка Марта дала, хлебушек маманя вчерась испекла в печи.

Надо же! Корову Мартой назвали! Сразу вспомнилась подруга. Интересно, корова тоже бодучая? Впрочем, молоко густое и жёлтое – вкусное – значит, не бодливая.

– Спасибо, друг, не дал помереть, – протянул парню руку Андрей. – Меня Андреем зовут. Будем знакомы.

– Неждан я, – замялся парень, но руку пожал.

«Какое странное имя», – подумал Андрей и только теперь обратил внимание на одежду нового знакомого.

Белая рубаха, вышитая по вороту и груди, светлые штаны заправлены в мягкие коричневые сапожки.

– Скажи, Неждан, а какой ныне на дворе год?

– Ну, парень, это ты скажи, из какого времени вывалился. Конец мая сейчас две тысячи пятнадцатого года по новому летоисчислению.

– Фу, слава Богу, а то я думал, что во времени заблудился, в славянскую Русь попал. С самого утра всяческие неожиданности. А по старому летоисчислению?

– Семь тысяч пятьсот двадцать четыре года от сотворения Мира.

Неждан улыбнулся и спросил:

– А ты сам-то куда?

– В Обуховку мне надо, к двоюродной бабушке.

– Бабушку как зовут?

– Феклинья Яковлевна.

– Понятно. Знаю такую. Она в деревне живёт, одинокая и пожилая.

– Старенькая уже, семьдесят три года. Написала, что спину прихватило. Вот еду к ней на помощь. Всё равно каникулы, в городе делать нечего.

– Ну, тогда поехали, – встал со скамьи Неждан. – Буланый уже готов везти нас в Обуховку.

И как это он, Андрей, не заметил впряжённого в самую настоящую телегу мощного тяжеловоза с длинной густой гривой? Родившись в 1995 году, он

уже не застал гужевой транспорт и поэтому с величайшим любопытством разглядывал то, на чём и на ком ему предстоит добираться до бабки Фёклы.

Сели. Неждан с левой стороны, Андрей с правой.

– Н-но, поехали, – дал команду Буланке водитель телеги и слегка стукнул вожжами по крупу коня. Умная животина свернула от вокзальчика и рысью побежала по грунтовой дороге в сторону виднеющейся дубравы.

– А ты что, тоже в Обуховке живёшь?

– Да как тебе сказать… Почти, в километре от самой деревни. Да ты сам увидишь, можешь даже в гости заглянуть. Только не днём, после вечери. Днём-то у нас все делом заняты, не до праздности.

– Хорошо, я приду, если приглашаешь, не с бабушкой же мне вечера коротать.

Дорога шла посеред дубравы. Совсем молоденькие берёзки, дубки по краям и взрослые дерева создавали полумрак и прохладу. Совсем не трясло, как ожидал Андрей, камней практически не было – прошлогодняя листва покрывала полотно дороги.

– Неждан, прости за любопытство, а почему у тебя имя такое необычное?

– Это совсем просто: у нас, славян, как у всех, имя даётся при рождении. Нежданом меня назвал дед, потому что я родился неожиданно. Мама всё забеременеть не могла, понесла меня только на третий год замужества. Так и получился – Неждан. Второе имя мне дали при имянаречении в двенадцать лет. Оно тайное. А это просто оставили.

– Я не пойму, а зачем имя в тайне держать?

– Ты, я вижу, совсем неграмотный. Мало ли для чего и кому моё имя понадобится: порчу наведут, наколдуют на болезнь или на смерть – тьфу, тьфу! – недоброе слово скажут в недобрый час. А так – Неждан да Неждан – все напасти мимо пройдут.

– А ты сам знаешь своё настоящее имя?

– Конечно. Родители и Жрец знают. Ну, и самые близкие люди могут знать, которым я безоговорочно доверяю. Но их по пальчикам перечислить можно. Славянин ни под каким видом не должен говорить: «Я – такой-то». Хотя в современных обрядах имя не хранится в тайне. Человек должен на него естественным образом откликаться. Говорят, имя должно быть в ходу, тогда оно по-настоящему внедряется в человека. Наш Жрец Велимор сторонник явного имени. Он говорит: «Что толку в нём, если человек его имеет, а деяния совершает от другого имени?» Он сравнивает это с инструментом, который имеешь, но не пользуешься им. Мой дед категорически против того, чтобы обнародовать моё второе имя, и я с ним согласен. Как я могу быть уверенным, что вот ты, например, заслуживаешь доверия?

– Но в еде ты мне не отказал.

– А разве ты отказал бы мне, если бы я был голоден?