Вера Попова - Ночь на Ярилу Мокрого

– Нет ещё, не успел.

– Умывайся, а я стол накрою.

Картофельные грядки у бабы Фёклы занимают всего три сотки, остальные две заняты плодовыми деревьями, кустарниками и небольшими грядками под лук, морковь, чеснок да капусту со свёклой.

Ох, и досталось же этим утром Андрею от неё и за «косорукие руки», и за «пижона». Она ни за что не хотела принимать во внимание Андрюшкино городское происхождение.

– Я же тебе показываю, а ты почему не видишь? – ругалась Фёкла.

– Я вижу, но руками землю пока не чувствую. Вот чего ты на меня кричишь, а? Я же не на земле родился, а на асфальте! Но я торжественно обещаю, что к середине августа ты превратишь меня в природного пахаря!

– Андрюшка, а ты что, правда у меня до августа останешься? – с недоверием глянула бабка.

– Правда! Твоя яичница мне очень понравилась!

– Ах, ты шутник! – взмахнула рукой старушка. – И то верно: ты заканчивай грядку, а я пойду похлёбку варить.

Поладили бабушка с внучатым племянником. Феклинья Яковлевна светилась от удовольствия: есть, кого учить, ругать, а главное – кормить. Во время обеденной трапезы Андрей признался:

– У меня такое чувство, что я жил в деревне когда-то, только всё забыл.

– А как же, память предков. Ты ж только во втором поколении городской, а по духу наш, деревенский, – утвердительно кивнула баба Фёкла.

– Спасибо, я наелся до отвала. Давай посуду помою.

– Что ты, что ты! – замахала руками Фёкла, – не мужицкое это дело, сама помою.

– Тогда я побежал на почту, маме звонить. В какую сторону идти?

– А как на дорогу выйдешь, всё прямо, там дальше спросишь. Маме привет передай. Скажи ей, что ты мне понравился.

– Я ей скажу, что ты мне тоже понравилась. А ещё скажу, что женюсь только на такой, как ты, на настоящей доброй, ворчливой и умной.

– Ой, хитрее-е-ец! – протянула умная бабушка, с неподдельной любовью глядя вслед Андрею.

«Какой же я хитрый? Я справедливый, – думал Андрей. – А бабушка оказалась, действительно, непростой – грамотная, мудрая, простая – совсем не такая, какой я её ожидал увидеть: чуть ли не маразматичкой. Вот дурень!»

В этот самый момент старая женщина мыла посуду и вспоминала свою жизнь-судьбинушку.

Не довелось Феклуше иметь мужа. Родилась она в семье деревенского мельника Якова и его жены Александры зимой тысяча девятьсот сорок второго года, когда отец уже воевал. Голодные военные она знала только по скупым рассказам матери, рассказывающей, что до трёх лет дочь ходить не могла, до того была истощённой. Отец вернулся весной сорок шестого – довелось ему побывать и на Дальнем Востоке, бить японских самураев. Дома, хмуро глянув на девчушку, только и сказал:

– Заморыш… толку с неё не будет никакого.

И всё. Больше он дочь не замечал, чужая она ему была. Феклуша отца боялась и не любила, старалась не попадаться ему на глаза. Когда в пятьдесят седьмом году родилась Настенька, Фёкла была по деревенским меркам уже девушкой. Ей пришлось нянчить сестрёнку до пятилетнего возраста: мать работала дояркой в колхозе, уходила на ферму засветло и приходила домой затемно, хватало сил только, чтобы раздеться и поесть. Всё домашнее хозяйство лежало на плечах хрупкой старшей дочери. Настюшка в сестре души не чаяла, ходила за нею по пятам, звала нянюшкой и украдкой подсовывала карамельки-подушечки, которыми угощал её отец.

Вся жизнь Фёклы прошла в Обуховке. Парней сверстников почти не осталось: кто умер в войну, кто подорвался на гранатах в лесу после войны, кто уехал в город на заработки да там и остался. Так вековушей и прожила. Правда, отец попытался было отдать её замуж за вдовца с семью детьми, но тут впервые дочь встала на дыбы, пообещав родителям покончить жизнь самоубийством.

Настеньке было семнадцать, когда она по секрету сообщила сестре, что влюблена в соседского паренька Алёшку, а ещё через три месяца о том, что носит под сердцем его ребёночка. У Феклиньи сердце зашлось от страха.

– Настя, сестрёнка моя дорогая, что же ты наделала? Прибьёт же папаня и тебя, и Алёшку.

– А мы убежим, в город убежим, не найдут нас… Люблю я его, Феклушка, так сильно, что никакой папаня мне не страшен.

В шесть месяцев беременность скрывать было уже нельзя. Фёкла помнит налившиеся кровью отцовы глаза, в ярости перекошенный рот и появившиеся в его руках вожжи. Помнит она и жгучую боль от этих самых вожжей на своём теле, когда прикрыла младшенькую, крикнув: «Беги, Настя!» Уже поздно ночью, дождавшись пьяного храпа отца, она вынесла ждавшей её за калиткой Анастасии чемодан, куда сложила кое-какие пожитки, сунула ей в карман завёрнутые в тряпочку свои небогатые денежные сбережения и отправила добираться в город, перекрестив вслед.

А Алёшка вскорости сгинул. Просто сгинул, и никто его больше никогда не видел. Месяц всего-то поискали. Была у Фёклы тайная надежда, что нашёл он сестрёнку в городе, но вишь ты, не было у неё мужа.

Сообщение о рождении внучки получила мать. Она в клочья разорвала письмо, и кинула их к печи. Феклуша собрала все и ночью при свете свечи сложила письмо, прочла, порадовалась, мысленно пожелала обеим здоровья и снова бросила клочки к печке. Вот только кусочек конверта с обратным адресом запрятала далеко в укромное местечко, надеясь, что Настя не сменит его никогда. Отвечать не стала – мать пригрозила: «Будешь общаться с сестрой – прокляну».

Терпение её вознаградилось сегодня внуком Настасьюшки Андреем, которого встретила настороженно, надо честно признать. Но до чего же открытый и хороший парень получился! Заботливый, внимательный, ласковый. Как только скажет «бабулечка», так сразу сердечко у Фёклы замирает – что ни говори, а ведь кровиночка. Настенька всегда в душе Фёклы жила. Сообщение о смерти сестры её не удивило: она об этом знала – приснилась ей Анастасия, попрощаться пришла. Отвела Феклинья поминки во все положенные сроки и, видимо, утрата не прошла даром: на нервной почве кости заболели. Да-а-а, жизнь такая сложная штука…

*

Грустные мысли пожилой женщины прервал возвратившийся Андрей.

– Баба Феклуша, я пришёл. Ты скучала без меня?

– А то как же! Я теперь без тебя всегда скучать буду. Ты молочка бы попил, соседская девчушка принесла от утреннего надоя. Ещё и пенка не осела.

– Обязательно попью. Тебе мама большой привет передала. Беспокоится о здоровье, пообещала поработать сверхурочно, чтобы в августе приехать, тебе укольчики поставить от хондроза. Кстати, как ты спала на соломенной подушке?

– Сначала крутилась, уснуть не могла, а потом сказала себе: «Надо!» и сразу уснула… Спасибо Машеньке за «привет» и заботу. Пусть приезжает. Побудет недельку, смотришь, на следующий год отпуск в деревне проведёт. Здесь лучше, чем на курорте. Согласен?