Андрей Буровский - Самая короткая ночь. Эссе, статьи, рассказы

Что характерно, камни тут такие же, как под Красноярском – те же самые слоистые метаморфические породы, которые были дном моря сотни миллионов лет назад, окаменели на глубине, от давления и температуры. Разрушая Саяны, реки уносят эти породы, поднявшиеся 20—25 млн. лет назад вместе с горами. До самого Ледовитого океана попадаются в русле эти окатанные многослойные камешки. Чем дальше от Саян, тем их меньше, все больше в русле Енисея песка и глины. А тут песка и глины почти нет, сплошные камни.

Проходят дожди – и ночной голос речки становится басовитее, солиднее. Камни, на которых еще утром можно было стоять, скрывает вода. И гуще, темнее эта вода, несущая все больше грунта. Камни уже скрыты под шоколадно-темной водой, какой и не особо умоешься из-за глинистой взвеси.

Река ночью шумит серьезно, гулко, даже немного страшно: река будто пытается выпрыгнуть из поймы. Солидный такой, мрачноватый звук.

Под этот шум спится еще лучше, чем под звуки дождя. Просыпаешься – и слушаешь реку. И засыпаешь со странным ощущением, что все в этом мире в порядке.

Дочки пошли на улицу пописать и радостно сообщают, что звезды вовсю видно. Да! Это не город… И высоко, звезды огромные, яркие. Таких в городе не увидишь, даже в окрестностях. Пошли смотреть вместе, и смотрели с полчаса. Полине быстро наскучило, а Уля все стояла и смотрела.

Вот звездочка сорвалась с неба, мгновенно прочертила след и исчезла. И еще… Я помню, как называется группа астероидов, сквозь которую проходит Земля в эти дни августа: Персеиды. Сквозь Цефеиды Земля уже прошла. Один из пиков августовского звездопада.

На другой день выхожу покурить в полночь, и около часу стою, смотрю на падение метеоритов. Глухая ночь, прохладная и темная. Во всей деревне – от силы один огонек или два. Тихо-тихо. Еле взбрехнет собака на другом конце, кто-то маленький прошуршит под забором… Даже ветер почти совсем стих. В этой тишине и темноте мчатся сквозь невероятное пространство громадные каменно-металлические шары, сгорают в верхних слоях атмосферы. Здесь, с поверхности земли, это видно как мгновенно вспыхивающие и гаснущие огненные черточки в небе. Загадывать желание? Зачем? Мне не нужно угадывать волю звезд, желать чего-то, пока летит звезда. Я знаю, что со мной сбудется. И знаю, что если что-то станет нужно – смогу получить. Из земли выгрызу, из ничего сотворю. Я давно больше не неудачник. Хозяин жизни? Да… как всякий взрослый мужчина. Нормальные люди становятся хозяевами своей жизни к тридцати. Я – смешной урод и нелепый маменькин сынок. Я стал хозяином жизни к пятидесяти. Противно и гадко вспоминать об этом, но забывать – куда вреднее, чем помнить.

На третью ночь опять выхожу. Поля и Уля выбегают за мной. Я обнимаю дочек, и слышу радостные вскрикивания, когда огненный меч чертит небо. Стрелы ангелов? Нет, просто пролетел метеорит. Пролетел и сгорел на высоте десяти-пятнадцати километров. Женя тоже вышел, стоит рядом, курит, что-то говорит. Судя по звуку голоса, улыбается. Я особенно остро переживаю падение звезд, разделяя это со своими детьми. И с маленькими, и с очень взрослыми, прокуренными, увенчанными учеными степенями и работой в зарубежных лабораториях. Поля начинает дрожать – даже в кофте ей промозгло и прохладно. Беги в дом, доченька, завтра мы выйдем еще.

В Большой Речке странно уходит все наносное, остается главное в душе. Стою под вечным звездным небом, смотрю на огненные полосы в черноте над головой, выше домов телеграфных проводов, деревьев и сопок. И никакого желания испытывать судьбу, или что-то просить у высших сил. Просто редкое торжественное зрелище, данное Богом и судьбой. Как награда за прожитую жизнь.

Половина второго. Ни огонька, полная тьма и тишина. Выхожу из усадьбы… Раскурил трубку, постоял, пока глаза привыкнут. Пошел по дороге. Эта дорога ведет в лес. Вверх вдоль Большой, километров 18 петляет по местности, потом круто идет в гору. Там еще километров 35 ведет она к избушкам, к охотничьей базе Волковых. Там кедрачи, глухая горная тайга. Из нее часто кто-то приходит на равнину. В 1999, когда Паша и Женя были в Большой, они возвращались с базы вместе с Андреем и Алешей Волковыми. Шли долго, на равнину вышли уже ночью. Ночь была безлунная, а километрах в трех от деревни вдруг сильно запахло тухлятиной. Парни так и шли с оружием наизготовку – на всякий случай. Между прочим, наутро мы пошли проверить, что там – и не нашли ни следочка. И туши не нашли. И запаха не было. Тот, кто валялся в падали, осторожно шел за парнями по траве, а потом отстал и убрался к себе домой. Не решился напасть на четверых крепких парней с двустволками и ножами, да и зачем ему в августе. Волковы называют медведя не очень уважительно: «свинья с клыками». Пока ему хватает корешков, охотиться на опасную дичь он не будет.

Сейчас я иду как раз эти три километра. За этот поход старший Волков меня бы не очень похвалил, но я же ему не скажу. Почему-то полная вера, что никакой опасности нет. Светят звезды, ухает сова, ночные бабочки пролетают у самого лица. Какое-то умиротворение (оно часто бывает в Большой Речке), чувство покоя, внутренней тишины. Мир прост: темнота, лес, дорога в свете луны и звезд. Спят мама и Женя в Красноярске. В палатке, во дворе усадьбы Волковых, спят мои дочки. Паша тоже еще спит – в Лоуборо сейчас 7 утра. Мне хорошо одному идти сквозь ночь. «Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит. В небесах торжественно и чудно, спит Земля в сияньи голубом». Все так и есть только мне вовсе не больно и не трудно. Мне умиротворенно и спокойно. «Уж не жду от жизни ничего я»…

Не жду? Не жду. Все что хотел, уже выгрыз. Если ничего больше и не сбудется – главное сделано, можно спокойно стареть.

«И не жаль мне прошлого ничуть…». Не-а… прошлого мне часто бывает очень жаль. Я довольно глупо прожил жизнь… Ну пусть будет – активную часть жизни. Нелепо и глупо, об этом невозможно не жалеть. А вот впасть в прострацию, в летаргический сон совсем не хочется. Ни забыться, ни заснуть, чтобы надо мной шумел кедр или дуб. Хочется вот так идти сквозь ночь.

На пороге усадьбы, у ворот, выколачиваю и снова набиваю трубку. Так тихо, что даже удары трубкой о собственную ладонь кажутся громкими. Опять завопил кто-то пернатый – наверное, козодой, для филина слишком пронзительно. Раскуриваю трубку перед тем, как пойти проверить, как спят девочки. Впрочем, их сопение отлично слышно и сквозь ткань палатки. Подтыкаю одеяло под Полину, вылезаю наружу… Светят звезды. Чуть заметно повеял ветерок, сильнее стал запах влаги и травы. И само поднимается лицо к небу, к прохладной сине-черной бесконечности, пронизанной светом Луны и звезд. Господи, как хорошо… Боже, спасибо Тебе.