Борис Михайлов - Конформист. Записки провинциального журналиста о времени, профессии и о себе

Из санаторного времени мне больше всего понравился 6 класс, в который я ходил. После окончания санаторного срока, я уговорил родителей оставить меня учиться и дальше в этой школе. К этому времени наша семья переехала в собственную квартиру на Нижне – Бульварную, в 643-й квартал. Это был шикарный, самый высокий по тем временам, восьмиэтажный дом, правда, без лифта. Дом артистов и работников Бакгидэпа, где работал папа, после демобилизации. Здание заложили еще до войны для работников искусств, но построить не успели. После войны достроить не нашли средств и привлекли в компаньоны строителей Мингечаурской ГЭС, у которых деньги в избытке. На деньги гидростроителей и завершили строительство дома. Папа в Бакгидэпе курировал строительство Мингечаурской гидроэлектростанции, и получил квартиру. Из знаменитостей в доме поселился известный всей стране, и, особенно любимый в Баку, Рашид Бейбутов, знаменитый в будущем художник Таир Салахов, если не ошибаюсь, композитор Фикрет Амиров, много известных бакинских знаменитостей.

В 2014 году, я в последний раз посетил Баку и зашел в бывший свой дом. Никого из друзей детства не нашел. Кто-то перебрался в центр, ближе к Бульвару, многих судьба разбросала по просторам бывшего СССР. Дом перестал быть знаменитым. В городе, на берегу моря возведены современные, более шикарные и благоустроенные дома, где теперь живут бакинские знаменитости. И только улицы вокруг моего дома, неоднократно переименованные, сохранили память о знаменитых деятелях искусства и культуры – проспекты Самеда Вургуна, Рашида Бейбутова, Вагифа, Бакиханова. Через улицу выросло здание турецкого посольства, и в нашем дворе поставили памятник первому турецкому Премьеру Ататюрку.

Но я отвлекся от школьных воспоминаний. Шестой, седьмой и начало восьмого я продолжал учиться в школе №142.

Из новой квартиры путь в школу не близкий – километра два с половиной – три, но дорога не напрягала, как сказали бы теперь. Матерчатые сумки от противогазов, вместо портфелей, как в первых классах, теперь заменили картонные портфели, оклеенные тканью, больше похожие на небольшой чемодан. У меня был настоящий кожаный довоенный портфель, правда, слегка потрепанный, с пятнами протертой краски. Не было нужды носить с собой стеклянную чернильницу – непроливайку в затягивающемся веревочкой матерчатом мешочке, который со временем, вне зависимости от цвета ткани, приобретал фиолетовый цвет чернил. В новой школе чернильницы хранились в классе и дежурные перед первым уроком устанавливали их на партах.

В памяти остались приятные, наполненные каждодневными открытиями, радостные воспоминания о детстве. Я проходил по нашей Нижне – Бульварной улице, мимо знакомых кварталов 225, 648, мимо «Третьего сада», где началось строительство детской железной дороги, а затем через просветы в колючей проволоки, попадал в оливковую рощу. Мимо оливковых кустов спускался с косогора в школу. Весь путь, не спеша, проходил за сорок – сорок пять минут, и никогда не опаздывал. Подробно останавливаюсь на описании дороги, чтобы напомнить сверстникам об оливковой роще, где еще в 1949 году, со времен войны располагалась воинская часть противовоздушной обороны с акустическими системами обнаружение вражеских самолетов. Среди оливковых кустов, не замаскированными, на автомобильных платформах, стояли по четыре соединенных между собой движущихся рупоров с приборами усиления звука и анализа поступавших шумов. Звукоулавливатели работали синхронно с прожекторами, стоящими недалеко. Ночью, по звукам с неба, они должны были найти и высветить вражеский самолет. Ловили его в перекресток лучей нескольких прожекторов, и артиллеристы отлично видели цель.

Вспоминаю, и удивляюсь, я проходил в десяти метрах от этих приборов, рассматривал живые напоминания о войне, и солдаты не останавливали, не арестовывали, не отгоняли от своей техники. Ни меня, ни ватаги пацанов, наведывающихся в рощу рвать зеленые оливки – отличные пули для стрельбы на уроках. В 1949 году солдаты расслабились и не ждали чужих самолетов, или шпионов в облике мальчишек.

Я учился в седьмом классе, когда тетя Сима, разбирая сундук с разным старьем и ненужными вещами из тридцатых годов, которые жаль выбросить, наткнулась на футляр от аппарата «Фотокор – 1». Где сам фотоаппарат, Сима не помнила, скорее всего продали в первые месяцы войны. Футляр она отдала мне, я в нем хранил какие-то свои мелочи, а потом поменял на подшипники для самоката. Кроме великолепного дорогого футляра от фотоаппарата, полезными для меня оказались небольшой фонарь с красным стеклом, коробка не использованных стеклянных негативов 9 х 12 см. Несколько пачек фотобумаги, пакетики с проявителями и закрепителями, разными химикатами. Нашлись и с десяток готовых негативов на стекле, на них снимки незнакомых Симе людей.

Все это богатство, которое Сима собиралась выбросить, я перенес к себе на новую квартиру. Первая реакция мамы, зачем принес этот хлам, своего мусора мало? Папа со старшим братом в детстве недолго увлекавшийся фотографией, посоветовал развести химикаты, и, если фотобумага полностью не испортилась, попробовать напечатать негативы, посмотреть, кто на снимках, может, там и брат мамы, который всё еще находился в ГУЛАГе.

Пользуясь его советами, я развел проявитель и закрепитель, заперся в ванной комнате, включил красный фонарь, достал фотобумагу, положил под негатив, включил на полминуты свет, а затем опустил бумагу в тарелку с проявителем. Не прошло и минуты, как началось чудо. На бумаге стало появляться изображение трех человек. Папа через дверь крикнул мне, чтобы я под краном помыл снимок, только потом положил в тарелку с закрепителем.

Так мое знакомство с будущей профессией фотографа состоялось не как у всех – с фотоаппарата, нажатием кнопки затвора, а с печати чужих снимков. Фотобумага, произведенная в год моего рождения, через 14 лет оказалась вполне пригодной для печати приличного вида снимков. В следующий сеанс я отпечатал и остальные негативы, около полутора десятков. Снимки неплохого качества мы рассматривали всей семьей, показали Симе. Никого знакомых не узнали. Сам процесс фотопечати так понравился, что я стал клянчить у папы купить мне фотоаппарат. Мама и тетя Сима поддержали, и мне купили за 90 рублей первый советский послевоенный аппарат «Комсомолец». Он выпускался с 1946 года и был разработан на базе немецкого среднеформатного двух объективного фотоаппарата 1930-х годов Voigtländer Brilliant. Размер кадра 6 х 6 сантиметров и первые несколько лет я печатал фотографии только контактным способом, пока родители не разорились на фотоувеличитель.