Игорь Сотников - Мой друг – Тишина

– Он не свободный игрок, раз находится под внешним управлением. – Ответила Мара, повернувшемуся к ней Ростику, который хоть и вернул свою внимательность к ней, но с изменениями в сторону рассеянности.

– Это как это? – Ростик спрашивает лишь для того, чтобы только спросить, когда ему это, пожалуй, и так доступно пониманию и вообще неинтересно.

– Это скучно и портит аппетит. Но если его нет, то можно проследовать за ним. Тем более он, как раз пошёл отлучаться. – Мара, зевая бросила свой взгляд на поднявшегося с места саму бледность хладнокровного типа, который не спеша направился к выходу из банкетного зала в одно из невидных, как отсюда, так и фигурально мест.

– Ну, тогда я вынужден указать на того, кто так и просит, чтобы на него указали. – Ростик бросил свой взгляд на элитария, который чего-то нашептывал на ухо рядом с ним сидящей, близкой к совершенству, с отгламуренной обложки модного журнала леди.

– Ай-яй-яй. Вечно вы не видите того, что у вас под носом делается. – Покачала головой в ответ Мара, тем не менее, не сводя своего взгляда с элитария, который наговорившись вдоволь, влил себя рюмку алкоголя и, бросив по сторонам свой взгляд, тоже направился на выход из поля зрения Мары и Ростика.

– Ну что, пойдём, прогуляемся? – Сказала Мара, предварительно взяв руку Ростика для того чтобы тот не возражал. Но Ростик, чьи ноги уже потребовали от него подъёма и не возражал. И он, перехватив её руку, занял удобную для прохождения по залу позицию. После чего, незаметно для Мары, бросил свой взгляд на тот столик, за которым находился тот озадачивший его незнакомец, где, как оказывается, Ростика ждала новая неожиданность, в виде слишком уж незаметно произошедших перемен. И теперь на месте прежних спин, там находились только пустые спинки стульев и стоящий рядом официант. Который почему-то, живо заинтересовал Ростика. «Мёртво! – перебив ростика, вставил свою мысль в его голову официант, который стоя спиной к нему, находящейся за спиной рукой, раскрывая один за одним пальцы руки, вёл свой отсчёт».

Но у Ростика не было времени над размышлением этой новой загадки и он, увлечённый Марой, двинулся вперёд, навлекая на себя завистливые и ненавистные взгляды тех, в чьих руках не было руки Мары.

– Ну и что ты видишь? – Поглядывая на встречные лица, Мара спросила Ростика

– Ты у нас, более приметливая. Так что было бы интереснее услышать твоё мнение. – Ответил ей Ростик.

– Моя приметливость односторонняя и, пожалуй, не будет слишком интересна. – Произнесла Мара, подмигнув попавшему ей на пути очень колоритному дядьке, чья колоритность была во всей красе подвешена на нём в виде различных талисманов и амулетов, чьи значения, пожалуй, и сам маг (а кто же ещё) под именем Захарий, каких-то очень около наук, не знал и поэтому, в разных случаях, в зависимости от своего расположения к предвидениям, трактовал по разному. Но сейчас Захарий, наткнувшись на этот миг во взгляде Мары, отчего-то весь передрогнул и остановившись, как вкопанный на месте, принялся, пока ещё не онемевшей рукой, отыскивать на своей шее то, чего у него уже давно не было. После чего он, что есть силы зажмурился, а затем отжмурившись, бросил перетревоженный взгляд вслед Маре.

– Нет, не может быть. – Захарий, вытягивая рукой свои, в один миг поседевшие волосы на голове, попытался сам себе дать надежду. Но судя по тому, что дрожь в его коленях только усилилась, все эти его заверения ни к чему не привели и он, остановившись на другой точке зрения: «Она меня нашла», решил больше не мешкать и, побросав всех своих приглашенных им на банкет товарищей, рванул наутёк прямо в туалет.

– Любите, когда вас уговаривают. – Ростик определённо знает нужные слова, которые очень даже уговаривают и убеждают.

– Люблю. Наверное, оттого-то все меня так и спешат уговорить. – Усмехнулась в ответ Мара.

– Но вы всегда непреклонны. – Сказал Ростик.

– Скажем так, непредвзята. – Наткнувшись на вибрацию нервов, которая предвещает звуковые волны, Мара обошлась этим коротким ответом, заинтересованно посмотрев на разгорающиеся страсти за одним очень представительным столом. Ну, а представительность, как вы понимаете, представительности рознь, ну а некоторая и вовсе настолько представительна, что их и представлять не нужно, а стоит лишь только услышать, и вы всё сразу сами представите.

– Как это понимать? – Для большей жёсткости заявленной претензии, предъявитель её, сначала схватил себя отворот пиджака, потряс себя немного и, вперившись своим пронзающим насквозь взглядом в своего товарища по одному и тому же толерантному делу, принялся ждать объяснений.

– Я тут не причём. – Потрясывая своей, не своей серёжкой в ухе, оправдывался потёкший Жорж, чьей дурьей башке пришло на ум заглянуть за соседний продюсерский столик, где он, столкнувшись лицом к лицу с одной из железных поэтесс, вдруг увидел на ней то, что он даже в самых жутких своих снах не ожидал увидеть. Да ладно бы только он это увидел, но к мокроте его штанов, железная поэтесса обладала очень зорким зрением, от которого не укрылось то, что Жорж только что сам увидел и, судя по его глазам, даже осознал. Ну и это ещё не так страшно и если сильно поторопиться, то можно всё исправить, но, увы, истина: «Что знают двое, то знают все», и на этот раз, даже не смотря на то, что эти двое согласны не знать и всё забыть, всё равно никогда не даёт сбоев.

И не успел Жорж проглотить себя целиком, а железная поэтесса подавиться персиком при виде своей каратной серёжки на ухе Жоржа (как вы понимаете, он обнаружил свою задрипанную из рода бижутерий серёжку, на её ухе), как во всё это приглядное дело вмешался друг, товарищ и компаньон Жоржа – Робертино, который, как верный товарищ, не может оставить Жоржа надолго одного. Ну и говорить нечего, что Робертино с первого взгляда сразу же заприметил, что тут что-то не так. Ну, а стоило ему бросить второй взгляд, то ему стало всё ясно, почему вчера Жорж так долго не отвечал на телефон.

– Вот значит как. Опять за старое берёшься! – Завопил Робертино, чей мир перевернулся от такого неприкрытого вероломства Жоржа. И, конечно, Робертино, имел своё право требовать ответа от Жоржа, на которого он потратил столько эсэмэсок, но к своей неосторожности, на которую он, впрочем, в таком состоянии был не готов, его словесная двусмысленность, скользящая в его словах, не прошла мимо ушей железной поэтессы, очень бережно относящейся ко всякому упоминанию её, с хвостиком возраста.

«Да мне, ещё пятидесяти нет! – не слегка приврав себе, до глубины своих подтяжек на лице, возмутилась железная поэтесса. – И как смеет этот прыщ называть меня старой».

– Да как ты смеешь! – Сквозь посыпавшиеся изо рта кусочки недоеденного персика, подскочив с места, заорала на Робертино железная поэтесса. Что, может быть и страшно с виду, но пока что не столь ощутимо для Робертино, принявшегося игнорировать железную поэтессу, но не игнорировать провинившегося Жоржа, замеченного в таком очень странном злодеянии.