Максим Александров - Сеть Индры. Сеть Индры, Мистерия о Геракле, рассказы, стихи

Евгений изучал город внимательно, собирал его образ, где равно важны и маршруты автобусов, и покосившийся забор, и выступавшие из земли валуны. Он вбирал город в себя упорно, небольшими глотками. Вечерами он продолжал путешествие ведомый памятью. Прицепившись к какой-нибудь детали, как за нитку он вытягивал кусок города с его цветом и запахом, неповторимым рисунком линий, пропорций, звуков. Как летучая мышь, он посылал волну-запрос в каждую сторону и слушал, что ответит ему эхо. Оно отзывалось то звонче, то глуше, и с радостным изумлением он обнаруживал, что место не обмануло его. Созвучия города были богаты, порой удивительно богаты и мелодичны. Случалось, они даже приводили его в недоумение. И он сердито качал головой или застывал с изумлённой улыбкой, как если бы, выйдя покурить на балкон, увидел себя на берегу Неаполитанского залива.

В бесцветных глазах какого-нибудь местного пьяницы он вдруг замечал отблеск чего-то, что считал своим сокровенным достоянием, сокровищем, упрятанным в самой глубине души.

Вскоре Евгений видел город даже с закрытыми глазами. Каждую улицу, каждый булыжник, окна, деревья, номерные знаки. Он втянул его в себя, как медуза втягивает щупальца.

Ему больше не надо было выходить из дома, сутки проводил он, полулёжа в тёмной комнате без окон. Его глазами стали глаза кошек – тысячи зелёных глаз, проницающих темноту, тысячи ушей, сверхчутких носов…

Он погрузился в город подвалов и теней, город шорохов. Глядел на него с заборов и чердаков, проникал в комнаты и закоулки. Казалось, он сам зарастал тёплой мягкой шерстью, и каждая ворсинка его благородного меха была антенной, ощупывающей город.

Потом дома и магазины исчезли, и стал виден каркас: пульсирующие линии – потоки ощущений, желаний, памяти…

О, город был стар! Он помнил Хуанди и Юдхиштхиру, Джамшида и святых риши…

Он был тиглем, вываривающим из памяти веков магические разноцветные кристаллы.

А может быть, это было будущее?

Его поиск стал целенаправлен. Он искал сердце. Ту точку, где сплетаются все пути, и в тумане проступает лик непроявленного. Он уже слушал мощные удары пульса, но едва устремлялся к источнику, как тот исчезал, затопляя сознание буйством красок и образов. Из тёмных глубин поднимались причудливые драконы, единое дробилось на мириады сверкающих осколков. Звёзды? Лица? Двери?

Потерпев неудачу, Евгений решил сменить тактику. Он умел уходить в пейзаж, становясь прозрачным для чужого внимания, почти незаметным и, вслушиваясь в настоянную тишину, отпускал своё сознание в вольные странствия. Спокойное, безграничное как море, оно лишь слегка волновалось, выбрасывая с прибоем на влажный песок случайные образы, внезапно отчётливые обломки воспоминаний, яркие картинки из детства. Улыбаясь про себя, он вертел их в руках, рассматривал со всех сторон, постигая в них знаки не пройденных, или не до конца пройденных путей, не отданных забытых долгов. И с каждым всплеском волны, освобождаясь от лишнего груза, воды его моря становились всё чище, всё прозрачнее. И он терпеливо ждал, понимая, что ничего не случайно, и на его пути для чего-то нужна и нынешняя праздность и обрывочные воспоминания…

Однажды он почувствовал лёгкое прикосновение тревоги, почти незаметной, как тень от бабочки, и застыл, прислушиваясь. Осторожно, предельно осторожно он стал распутывать нитку за ниткой, предельно внимательно, чтобы не пропустить знак, не оборвать конец и дать проявиться сокрытому. И вот, наконец, он почувствовал, что где-то глубоко на дне пришло в движение что-то тяжёлое, массивное, лежавшее там бесконечно давно, и понял, что час близок.

«Наверное, я проиграл», – думал Евгений, и на душе его было светло и спокойно. – «Всё, что я делал, вело меня к цели, и одновременно было абсолютно бессмысленно. Бессмысленна была цель, бессмысленны средства». Это осознание наполняло его необычайной лёгкостью. Каждое мгновение словно вернуло себе самоценность и он жил легко и радостно, ни о чём не заботясь.

Он зачастил на старое городское кладбище, где имел обыкновенье сидеть с мольбертом его новый приятель Рудик. Рудика прельщала панорама: весь город был отсюда виден как на блюде. Ещё он уверял, что старая кладбищенская часовня в былые времена была местом собраний секты неумывайцев, считавших, вслед за евангельским текстом, умывание фарисейским обычаем, отвергнутым Христом и апостолами.

Неся подобную галиматью, Рудик делал быстрые зарисовки, и Евгений радовался как ребёнок каждому найденному им ракурсу.

«Как смешно, – думал Ши, – я ничего этого не видел, а ведь мне казалось, что я знаю абсолютно всё. А может быть, сам город изменился?» – проходя по улицам, он теперь не находил многих знакомых мест.

Рудик говорил, что надо спешить, потому что краевед Бесштанов добивается разрешения на снос всего старого города, чтобы раскопать древний Владимир. И Евгений смешно пугался: «Зачем?»

Город казался ему мандалой, где каждая линия имеет свой глубокий смысл и значение. Он даже начинал думать, что этот город и есть цель его исканий, икона невидимого Града, миросозидающего эйдоса. Его отблески являлись ему на рудиковых зарисовках, и сам художник виделся ему великим святым, кальбом наших дней, в то время как сам он лишь безнадёжно стоит на пороге.

Наверное, в этот Град можно войти, стоит лишь отыскать в лабиринте города нить, ведущую к его сердцу.

Но это сделает уже кто-нибудь другой.

На древнем надгробии он нашёл изображения коня, тигра, дракона и черепахи. Четыре хранителя словно сошлись на совет. И он улыбнулся им, признав старых знакомых: голубоглазый конь, древний одноглазый дракон, синяя черепаха, страшно похожая на мать его квартирной хозяйки, до боли знакомый тигр…

Две чёрные бесстрастные одинаковые фигуры ждали его возле заброшенной часовни. И он подумал: не здесь…

* * *

И настал день, прозрачный и чистый, день отдохновения и день свершения. В аметистовом свечении вечера лица предметов проступили отчётливо, как под воздействием реактива, и он понял, что сегодня получит знак.

Увидев его, он с трудом удержался от смеха: знак, ясный как небесная голубизна, висел на стене в соседней комнате. Все эти дни он ждал его в двадцати шагах дальше по коридору.

Прекрасная танка – вышитая на шёлке тантрическая икона – словно испускала невидимые лучи. Эти двуглавые холмы, это озеро в форме неправильного круга, – он узнал их с первого взгляда. Много раз мысленным взором бродил он вокруг них.

Солнце и стареющая луна, висящие в небе, как это бывает в ранние утренние часы, обозначили стороны света. Четыре яростных локопала по сторонам от неведомого Бодхисаттвы с соколом являли его могучие энергии. Замысловатый узор у подножия трона был знаком пути.