Олжас Жанайдаров - В середине дождя. Роман

– Мне в детстве не нравилось мое имя, – сказала Аня. – Оно казалось слишком простым, непритязательным. И каким-то нелитературным. То ли дело Татьяна, Анастасия… Или Маргарита.

– У тебя отличное имя. Оно тебе очень идет.

– Спасибо. После того, как я полюбила поэзию Ахматовой, это имя мне тоже кажется не самим плохим. И хорошо, что – не Марина.

– Почему?

– Меня пугает «цветаевская ярость». Мне по душе «ахматовская кротость».

Аня вновь взглянула на меня – но так, чтобы я не успел перехватить ее взгляд. Шла она, смотря не вперед, а чуть вниз, словно все время о чем-то раздумывая.

– А мне нравится Блок, – сказал я. – Правда, не знаю, что ему свойственно – ярость или кротость?

– Загадочность. Ему свойственна загадочность, – сказала Аня. – Интересно, я так и думала. Насчет тебя и Блока.

Впереди показалась Дворцовая площадь. Мы сделали почти целый круг.

– Ты не устала? – спросил я Аню.

– Я часами могу бродить по городу. А это для меня так, разминка.

Вскоре мы оказались у Эрмитажа. Людей на площади было по-прежнему много. Лишь солнце светило уже не прямо над головой, а сбоку – бреющими лучами слизывая пыль с фасадов зданий. На углу Дворцовой площади мы остановились, чтобы проверить, сколько времени у нас осталось, и решить, куда мы можем пойти. У нас в запасе было три часа.

– Значит, так. Сейчас мы пройдем по набережной к Медному всаднику, обогнем Адмиралтейство и посмотрим Исаакиевский собор. Оттуда выйдем на Малую Морскую улицу, – сказала Аня.

– А потом?

– А потом я тебе покажу Питер, которого ты никогда еще не видел.

*

Мы прошли, как Аня и сказала, по набережной, мимо Медного всадника, Адмиралтейства и Исаакиевского собора. Затем пересекли Исаакиевскую площадь и, оставив правее гостиницу «Астория», вышли на Малую Морскую улицу. На набережной мы купили по мороженому, а у памятника Петру Первому нас сфотографировал назойливый фотограф. «Платить не надо. Фото для моей коллекции. Вы хорошо вместе смотритесь», – сказал он. Была неловкость – но чем-то даже приятная. Я стоял слева от Ани и старался выглядеть, как и она, естественно. Получилось ли это у меня, не знаю – этой фотографии я так ни разу и не увидел.

Я думал, что мы пройдем всю улицу до Невского проспекта, но шагов через двадцать Аня неожиданно свернула в какой-то закоулок.

– Куда ты? – спросил я ее.

Аня приложила палец к своим губам и показала, чтоб я следовал за ней. Мы шли по темному выщербленному асфальту. Нас окружали длинные и тощие стены домов, изрядно выцветшие; солнечные лучи тщетно пытались просочиться сверху вниз. Из пушкинского Петербурга мы попали в Петербург Достоевского.

Минуты через две закоулок вывел нас во двор. Тихий, пустынный, заброшенный двор. Таким же поначалу мне показался и стоящий здесь высокий дом странной, изогнутой конструкции. Тщедушные балконы, глухие окна, водопроводные трубы, старые, порыжевшие. Но на веревках было развешано белье, недалеко от нас стоял мусорный контейнер со свежим мусором, да из скрипучих дверей, пока мы стояли, вышли пару раз – дом был определенно жилым.

Я вопросительно посмотрел на Аню. Она по-прежнему не говорила ни слова. Сделав мне знак рукой, Аня направилась к одному из подъездов. Я пошел следом. Мы зашли в дверь и вскоре оказались у лифта. Лифт был таким же старым и ветхим, как и сам дом. Он спускался к нам со сдавленным, тяжелым урчанием. Зайдя внутрь, Аня нажала на кнопку последнего этажа.

– Почему… – начал я отчего-то шепотом, но не закончил.

Аня приложила палец к губам – уже не к своим, а к моим. Это было неожиданно и в то же время абсолютно естественно. Легкое касание – будто ветерок подул.

Лифт остановился, и мы вышли на лестничную площадку. Может, Аня решила зайти в гости к кому-то из знакомых?

Но Аня не пошла ни к одной из квартир. И только тут я понял, куда мы сейчас с ней направимся.

*

Подростком я, как и все мальчишки, очень любил лазать по деревьям. Я забирался на самые высокие деревья и сооружал между толстыми ветками насесты из проволоки. Меня в такие минуты уже никто не мог побеспокоить.

Там, лежа на проволочной решетке, поверхность которой смягчали уложенные настилом листья, и обозревая местность, я испытывал величайшую душевную радость. Мягкий ветерок, подрагиванье зеленой листвы, созерцательное уединение – я лежал, читая книжку, или наблюдал за прохожими, никто из которых меня не замечал.

*

Аня нарушила молчание, когда мы уже шли по чердаку к крыше. Пробираясь через темное и тесное помещение, я пару раз споткнулся и один раз чуть было не растянулся во весь рост. Аня посоветовала мне включить подсветку на мобильнике, используя его в качестве фонарика. Сама она легко ориентировалась в окружающем пространстве, без труда обходя препятствия, возникающие на пути.

Солнечный свет показался неожиданно – я даже прикрыл глаза с непривычки. Аня уже стояла с той стороны и махала мне рукой. Я переставил ногу на стропила, чуть подтянулся и оказался рядом с ней. На крыше.

Картина была впечатляющей. Крыши домов, словно кусочки мозаики, вместе составляли огромное ржаво-железное полотно с буграми и впадинами, усеянное отростками – трубами и антеннами. Город раскинулся вдаль и вширь. Слева был заметен шпиль Адмиралтейства, справа – крест Казанского собора, сзади виднелся купол Исаакия. Я сразу же вспомнил Анину фотографию.

– Ты фотографировалась где-то здесь?

Аня кивнула.

– Да. В паре крыш отсюда, – сказала она.

Я с минуту стоял, вглядываясь в окружающие меня виды.

– Красиво. Очень красиво, – сказал я. – А почему надо было идти молча? Нас могли услышать?

– Да нет. Считай это данью традиции. – Аня оглядела меня. – Ты в порядке?

– Да.

– Тогда идем. Постарайся держаться рядом.

Аня пошла вперед, по направлению к Невскому, я за ней. Железо под ногами вдавливалось с характерным звуком. Я поравнялся с Аней.

– И часто ты так гуляешь? – спросил я.

– Пару раз в месяц выбираюсь. Когда теплая погода. Летом – чаще.

– Одна?

– Нет. Обычно – с сокурсниками.

– А я последний раз был на крыше, когда еще в школе учился. Но у нас особо не разгуляешься. Дома расположены далеко друг от друга.

– А у нас весь центр можно обойти поверху. Разве это не здорово?

– Здорово, – согласился я.

Солнце сбавило жар, наступал вечер. Я вспомнил, как ждал Аню на площади. Кажется, что это было совсем недавно. Или очень давно. Как быстро летит время – или не летит.

Мы обошли пару труб и антенну. Поверхность крыш стала еще более пологой. Но Аню это нисколько не смущало. Она шла, не сбавляя шаг.

– Вот здесь настоящая тишина, которую я люблю, – сказала она. – На улицах толпы, а тут – почти никого.