Николай Горнов - Общество мертвых пилотов

– Что-то мне подсказывает, что здесь она долго не протянет. Увозил бы ты свою жену поскорей в более теплые места…

Вадим усмехнулся.

– Ничего. Мануэла Сороа – девушка крепкая, хотя и аристократических кровей. Да и с чего ты решил, что мы женаты? Пока она официально считается моей невестой. Впрочем, наиболее точно суть наших взаимоотношений отражает другое слово – спонсор. В смысле, она меня спонсирует, а не я ее.

– Сегодня у нас вечер удивительных открытий. Так ты еще и альфонс-любитель?

– Почему любитель? Бери выше – профессионал. Альфонс в некоторых странах – это весьма уважаемая и доходная профессия. В Европе просто сумасшедшее количество несчастных женщин, которым и нужно-то совсем чуть. Правда, с Маней у меня вышел прокол. Сначала все было как надо: туда-сюда, сунул-вынул, любовь-морковь. А сейчас, как видишь, уже и сам не рад. Честно тебе скажу: не могу отвязаться. Сама она меня не бросает, а я инициативу проявить боюсь. У нее, понимаешь, есть три веселых братца. Один – старший, и еще два – младшие. И они мне очень недвусмысленно дали понять, что найдут и посадят на кол, если я от их любимой сестрички слиняю…

Чайник забурлил и с громким щелчком отключился. Мануэла обернулась на звук, и Токарев понял, что с возрастом девушки он несколько погорячился. В заблуждение ввела некоторая легкомысленность в ее одежде. На самом деле ей было никак не меньше сорока. Правда, за собой она следила тщательно и выглядела весьма и весьма.

– Как же ты достала меня, цветочек мой аленький! – лучезарно улыбнулся ей Вадим и прибавил длинную фразу по-испански. Мануэла послала ему в ответ воздушный поцелуй и снова уткнулась в экран ноутбука.

– Разболтался я. Это не к добру, – сделал вывод Вадим и расположился на полу, подвинув поближе чайник и кружки. В кружки он кинул по два пакетика и жестом пригласил Токарева присоединяться. – Давай, не томи, рассказывай, что узнал. Органы не раскололись?

Токарев рассказал все, как было, стараясь не драматизировать. Но Вадим воспринял информацию подозрительно спокойно. Словно ожидал, что все получится именно так.

– У меня созрела по этому поводу мысль, – признался Токарев. – Нужно тебе валить из страны пока не поздно. Какая-то явная замуть вокруг дяди Гриши крутилась, это точно. Но он умер. Стоит ли теперь раскапывать эту помойку?

Вадим долго молчал, глядя в одну точку.

– Подозрительно большое количество людей жаждет моего отъезда. Все советуют: уезжай. Как можно быстрей и как можно дальше…

– Меня ты тоже посчитал?

– Не посчитал. Ты искренне советовал. Но вот отчего моя матушка твердит мне каждый день про отъезд – не понимаю. Участковый все время интересуется: когда уезжаю. На этой неделе вызвали в какую-то тупую милицейскую структуру. Не помню, как она называется. Слишком много букв. Что-то там про миграцию или эмиграцию. Короче, пообщались мы душевно с одной тетенькой в погонах капитана. И она мне ласково так говорит: а напоследок мой вам совет: уезжайте. Слишком много намеков, ты не находишь?

– Я нахожу, что такие намеки игнорировать опасно, – заметил Токарев.

– А почему, собственно? – с наивным видом поинтересовался Вадим, отхлебывая чай из пурпурного цвета кружки. – Вот возьму и всем назло останусь в Омске навсегда. А какие проблемы? Визу мне продлевать не нужно. Она у меня особая – пожизненная. Это госпожа Костакис для меня постаралась, дай ей Бог здоровья. Ее первый муж был партнером России по нескольким газовым проектам. Не поверишь, визу мне выдали за неделю. Причем, по личному распоряжению президента. Так что отобрать такой документ будет сложно. Деньги меня тоже не поджимают. У нас с Мануэлой единый счет. А у клана Сороа в банке такая кредитная линия, что ее мне хватит до апокалипсиса. Дедушка Мануэлы оставил наследникам сталеплавильный заводик в Бильбао. Не такой, конечно, как Магнитогорский комбинат, но тоже нормального размера. Они его удачно продали, а вырученные средства разместили в ценных бумагах. Еще у них имеется самая большая туристическая контора в Барселоне. Есть даже судоверфь. Атомный ледокол на таких стапелях не заложишь, но для небольшого сухогруза места вполне достаточно. Я так думаю: если у клана Сороа хватает денежных знаков на многолетнюю поддержку партизан из Национального фронта, которые всю жизнь только и делают, что бегают от полиции по склонам Кантабрийских гор, то для родной дочери их тоже хватит. Так что я могу еще долго в Омске отдыхать, пить, спать, книжки читать. Видел, сколько книжек мне от папани осталось? Большое наследство. Я их только перелистывать два года буду…

Токарев вытянул ноги и скривился. От непривычной позы они слегка онемели. Мануэла оторвалась от компьютера и посмотрела на него с некоторым подозрением. Токарев натянуто улыбнулся в ответ и шепотом поинтересовался у друга:

– Заяц, а твоя боевая подруга не из партизан? Смотрит уж очень профессионально…

– Не, сейчас у нее вполне мирная профессия – психолог. Или психоаналитик. Точно сказать не могу, поскольку сам разницы не вижу. А в студенческие годы она вполне могла и по горам бегать. Что-то я такое слышал от нее про восстание басков в Барселоне. В то время был очередной всплеск их национальной гордости. Так что она даже в студенческом братстве «1936» успела побывать. Но подробностей не знаю. Слушал ее рассказы невнимательно. Знаю только, что братство было названо так в память о времени, когда Страна Басков получила автономию от Республиканского правительства. А потом пришел к власти генерал Франко и все опошлил. В смысле, вернул взад…

Токарев поднялся, подошел к книжным стеллажам, которые Вадим перетащил из узкого коридора в комнату, провел пальцем по пыльным переплетам. Библиотека Белякова-старшего не могла не удивить. Никаких детективов, триллеров, фантастики и прочей беллетристики. Одной только практической магией занято несколько полок. Да и на остальных стояли исключительно тома эзотерического и теософского содержания. Токарев не считал себя большим знатоком в этой области, но некоторые звучные фамилии знал. С целью блеснуть эрудицией при надобности.

– Да, любопытная библиотека, – согласился он, когда наткнулся взглядом на пухлые репринты начала прошлого века.

Вадим как-то механически кивнул.

– Он их не только хранил, но и читал. Я проверил. Во всех книгах закладки. У многих даже переплеты слегка надорваны от частого использования… Похоже, знал он намного больше, чем я думаю. Знал даже то, чего и они, судя по всему, не знают. А теперь и не узнают никогда. Да?

– Ты о чем? – не понял Токарев.

– Да черт его знает о чем. Но одно могу сказать точно: кто-то сейчас сидит в своем кабинете и гадает на кофейной гуще: успел ли папаня перед смертью рассказать кому-нибудь о Главной Военной Тайне или не успел? А вдруг это он мне пытался намек какой-то оставить в своей квартире? На этих полках, например. И мне теперь нужно правильно растолковать его послание…