Сергей Минутин - В поисках высших истин

В этом случае даже краткое замужество успокаивает её собственную душу. После него либо развод, либо вдова. В любом случае наступает покой, ибо была выполнена программа, её основная часть. Был мужчина. Мужчина, будь он хоть трижды пьяницей и негодяем, примиряет её душу с этим миром. Жила, как все.

Бывают ситуации ещё проще. Женщина, похоронив мужчину-любовника, становится «вдовой» – получает покой в душе, не будучи ни его женой, ни матерью его детей. Но справляя поминки, она оздоравливает свою нервную систему. Видимо, и мужчина тогда выполняет своё предназначение – даёт ещё одной женщине согласие с самой собой.

Бывает и так – мужчин много, но ни одного постоянного. Огромная тяга к созданию семьи. Здесь проявляется очень интересная черта женского характера: неверие в счастье без мужика. Женщине нужна вторая половина значительно больше, чем мужчине, хотя считается наоборот. Но мужчина всего лишь не обихожен, а женщина – несчастна.

Старый пёс лежит в ногах у своей хозяйки, сидящей в кресле и периодически, что-то вспомнив из своей молодой собачьей жизни, тявкает. Тявкает без всякой видимой причины. Тявкает, потому что стар, слаб. Одним словом, тявкает по той же причине, по какой волки воют на луну, от тоски.

Его хозяйка, тоже уже немолодая особа, странным образом реагирует на его потявкиванье. Она вся преображается и оживает, с неё спадает дрёма. Она, видимо, тоже вспоминает.

Последние 15 лет жизни они прожили вместе, вдвоём, и многих её любовников он облаивал далеко не со щенячьей радостью. А некоторых даже кусал. Так они и коротают время, дремлют и вспоминают.

Для того, чтобы могущество одних людей над другими прижилось в широких массах, было введено неравенство мужчин и женщин. Мужчина оказался сильнее, умнее и т. д. Так на самом первом личном плане, одна часть человечества получила превосходство над другой его частью. А дальше сущность власти просто разрослась, но уже как власть отдельных мужиков над всеми остальными.

Женщина, конечно, тоже своего не упустила и стала относиться к мужичку, как к существу управляемому, если не мытьём, так катаньем. Так природа постаралась восстановить гармонию.

Больше всех от такой постановки вопросов и ответов (могущества и следствий) страдают дети. Вроде дитя-паинька, но он может быть просто забит родителями до неисправимости их же пороками, и по обретению свободы усилит все родительские пороки, добавив к ним и свои.

Желая лишь часть её, а не всю целиком, он причинял боль не только ей, но и себе. Но страсть была так велика, что он не искал даже оправданий, лишь повторял каждый раз, овладев ею: «Такова жизнь».

Ой, девки, что я вам сейчас расскажу, ой, что расскажу. Ездили мы с мужем вчера на деревенскую свадьбу в его деревню. Как обычно, перепились там мужики просто «вусмерть». Вы же моего дурака тоже знаете. Он и трезвый с норовом, а пьяный совсем отмороженный, но и остальные не лучше. Все они из одной деревни.

Чувствую я, просыпается в нём зверюшка. Вижу и другие бабы своих мужиков по домам стали растаскивать. А мне, куда с моим добром податься. Мы в отчем доме. А он уже, как пёс Полкан с цепи рвётся, зубами скрежещет, кулаки сжимает, хочет со своим братом силами мериться.

Говорю ему: «Хочу мол, страсть, как хочу», давлю на его мужское достоинство, лишь бы увести. Думаю, чёрт с ним, хоть на улице, лишь бы охолонул маленько. Еле уговорила. Повёл он меня туда, где видимо, всё детство своё провёл, на сеновал во дворе. Ой, девки, а там темно, пыль в нос набивается, хоть и мягко, конечно. Ой, думаю, как же это я тут устроюсь.

А мой дурак, сено разворошил, а там, ой, девки, гробы стоят, которые старики себе на последний день приготовили. Прямо туда меня и уложил, и ничего, я вам скажу, удобно. Даже приноравливаться не надо. Конечно, боязливо, но можно сказать, спасла свадьбу от большой драки, хотя малая всё равно была.

Он был одинок и любил одиночество с самого детства. Не потому что он стремился к отчуждённости, нет, просто так сложилась его жизнь. Сначала долго и сильно болел его отец, и мать почти всегда была с ним, потом отец очень рано умер и мама ушла в себя. Затем, из-за доброжелательных и нудных подруг, стремящихся вогнать её в рамки, «как все», она снова вышла замуж.

Он очень любил и отца и мать. Когда умер отец, вся его любовь была предназначена маме, но он был ещё слишком мал и понимал жизнь между мужчиной и женщиной по-своему, по-детски, но без эгоизма. Если хотят жить вместе, то пусть живут, а он будет рядом.

Он привык быть рядом. Он рано изучил всю мужскую и женскую порочность и привык к ней, как привыкают к чему-то постоянному.

С этой привычкой жить рядом одиноко, ни во что не вмешиваясь и просто наблюдая он и вырос. Оказалось, что этой привычки достаточно для одинокой жизни, но совершенно недостаточно для семейной. Семейная жизнь подразумевала ругань, страсти, взаимозависимость, в идеале любовь и тоску от разлуки.

Он же привык жить рядом. Привык любить без истерик и надрыва. Заботиться и быть ответственным по мере необходимости, а не из последних сил, если вдруг жена закатывает истерику, что ей нечего одеть или у всех уже есть машины и только у них нет. Привычка жить рядом фактически обрекала его в том обществе, в котором он жил, на полное одиночество.

У него случались романы, но все его дамы были замужем. Он, долго размышлял, почему именно так происходит, почему незамужние дамы, быстро загораясь от общения с ним, так же быстро гаснут. Наконец, он понял, что замужние дамы охоту уже закончили, а не замужние её ведут. Замужние дамы искали отмщения за то, что как им казалось, они недополучали.

Он был для них абсолютно неопасен. Он привык жить рядом, без вмешательств в чужую жизнь, так как ещё не совсем в своей-то разбирался. Он оказывал и жёнам, и мужьям большое благо, просто давая жёнам вполне безопасную возможность сравнивать разных мужчин, и подолгу ведя с ними тихие и безгрешные беседы на тему, что хрен на хрен менять только время терять.

Его женщины были чрезвычайно довольны его щедростью, непритязательностью и полным отсутствием вздохов, нытья и просьб о новых встречах.

Он же чувствовал себя утешителем женщин и спасателем семейных уз. Он даже приходил в умиление, граничащее со слезой на глазу, когда его «лапочка», а так он называл всех женщин, поправляя перед зеркалом причёску и совершенно забывая о нём, сама себя спрашивала: «И что это муж говорит, что я растрепанная, вовсе я не растрёпанная».

Он мысленно её поддерживал, произнося: «Вот и славно». Он прекрасно изучил женскую душу. Во время второй встречи он уже знал все семейные тайны, и даже тайны постельные. Но он привык быть рядом и не более того. Женщины это чувствовали, и часто рассматривая его, абсолютно голого, говорили: «Странно, у тебя всё, как и у моего мужа, и даже меньше, но с тобой хорошо, а с ним нет».