Иван Петров - Парк культуры и отдыха

Но я молчала и отец тоже. Бритый парень вдруг посмотрел на меня.

– Это что, твоя дочка? Перекисью красится, что ли? Детей сюда тащите, потом маскируете их, значит. Зачем это все, что вам дома не сидится?

Последнюю фразу он произнес гораздо мягче, даже с какой-то жалобной интонацией, будто хотел меня в чем-то убедить.

– Я не крашусь. Я натуральная блондинка, – сказала я ему.

Он очень удивился, и долго смотрел куда-то мне в макушку. Потом он вдруг шумно вздохнул и заторопился догонять своих, бормоча в мою сторону противное слово «мутант».

Я взяла у папы пустой контейнер и дальше мы пошли вдоль дороги, по траве, а не по асфальту, чтобы никому не мешать.

Я знала, что такое мутант, потому что меня так называли все незнакомые люди, еще с тех пор, когда мы жили в кишлаке под названием Бошбулук. Там любой гость в доме сначала таращил на меня свои удивленные глаза, а потом всегда говорил одно:

– Эй, ты что за мутант такой, девочка?

В школе было еще хуже – весь первый класс я дралась каждый день, потому что просто терпеть выходки одноклассников было невозможно. Зато к концу первого класса меня стали бояться дети даже из старших классов, ведь у меня получалось бить кулаками часто и сильно.

Папа говорит, что у меня очень-очень-очень хорошая реакция, и это тоже потому, что я мутант. И бегала я быстрее всех в школе тоже поэтому.

Я бы, наверное, избила бы всю школу, но на третьем году учебы папа вдруг сказал, что нам нужно быстро уезжать, потому что здесь наступают плохие времена, а в Петербурге нас уже ждут земляки, выгодная работа и хорошая жизнь.

Не могу сказать, что Петербург намного лучше Бушбулука. Конечно, дома высокие, тротуары каменные, а люди красиво одеты, но это все мне нравилось, пока не наступила осень, а за нею зима.

К концу осени я уже плакала каждый день, а когда началась зима, мы плакали с мамой вдвоем. Но папа сказал, что мы привыкнем и запретил нам плакать. Я после этого уходила плакать на последний этаж нашего общежития, там ремонт и никто не живет, а куда уходила плакать мама, я не знаю.

Ожидание близкой уже зимы вдруг кольнуло меня, словно холодный ноябрьский ветер, и я всхлипнула, собираясь немного поплакать.

– Лайло, прекрати немедленно! – тут же сказал мне отец. – Ты что, испугалась этого лысого черта?

– Нет, что ты, папа, этого лысого черта я не боюсь. Просто вспомнила, что кончилось лето, а после лета опять будет зима, – объяснила я.

– Не волнуйся. Я заработаю денег, снимем отдельную квартиру, купим зимнюю одежду. Знаешь, как говорят русские? «Нет плохой погоды, есть плохая одежда».

Мы с папой вместе смотрели по телевизору историю про Англию и там эту фразу про погоду говорили англичане. Но я ничего не сказала отцу, а взяла у него из рук пустой контейнер, а он помог мне приладить его на спину, чтобы легче было нести.

Мы прошли до очередного перекрестка, а дальше нам помешали пройти смешные люди в одинаковых бежевых курточках и темно-коричневых штанах. Они шли парами, держали в руках одинаковые пакеты и одинаково поворачивали головы то влево, то вправо, разглядывая окрестности и людей вокруг.

Они меня ужасно насмешили, я показала на них отцу и рассмеялась, но он вдруг резко ответил мне:

– Не смейся над ними!

Они выглядели смешно, потому что были взрослые, но все равно шли парами и держались за руки, как дети. Я не выдержала и снова захихикала.

– Мороженое за полцены отдаю! – закричал им папа, подняв контейнер над головой. – Берите, пока есть, потом не будет ни за какие деньги!

– Полцены – это сколько? – вдруг спросила большая широкоплечая женщина, одетая в строгий черный костюм. Она шагала во главе этой колонны.

– Пятьдесят рублей, – ответил ей папа честно.

– Да ты что, черт нерусский, совсем охренел?! Да за пятьдесят рублей я каждого из них обедом накормлю! – злобно гаркнула эта тетка на папу и зашагала прочь, попутно покрикивая на своих послушных бежевых людей.

– Вон туда идем! Никифоров, твою мать, куда я сказала, мы идем!? Горделадзе, рядом!

– Берите, пока есть, потом не будет ни за какие деньги! – повторил папа.

Женщина остановилась и как-то испуганно спросила:

– Да почему же не будет-то? Ты чего меня пугаешь, черт нерусский? Война, что ли, начнется или наводнение? Почему это вдруг у нас мороженого-то не будет?

– Кончится, – просто ответил ей папа, поставил на землю свой второй контейнер и открыл его. – Ладно, бери за 40.

Папа брал это мороженое на базе по 25 рублей за порцию, но ведь еще надо было платить за торговую лицензию, давать взятку санитарным инспекторам и полиции.

Женщина подумала недолго и согласилась:

– Уговорил, давай за 35, хрен с тобой.

Папа подумал недолго и кивнул:

– Сколько?

– Двадцать одну порцию, – вздохнула женщина, доставая кошелек. – А ну, встали тут, не разбегаемся. Сейчас будете мороженое есть!

Толпа в бежевых костюмчиках радостно выдохнула: Мороженое! Будем сейчас есть! Все будем есть сейчас мороженое!

Я вдруг поняла, что с этими людьми было не так – они были взрослыми, но ума у них было не больше, чем у детей. Мне стало жутко и я отошла, наблюдая со стороны, как папа выдавал мороженое, а большая женщина распределяла его среди своих подопечных.

Некоторые из них стали есть мороженое, не разворачивая его, и испачкались, у других потекли слюни, и мне стало противно смотреть на все это. Меня мама всегда учила есть аккуратно, чтобы в любой момент можно было закончить еду и встать из-за стола чистой, как принцесса.

Я отвернулась и стала смотреть на озеро, по которому плыли лодки. В лодках сидели веселые люди, они что-то ели и пили, некоторые громко смеялись, другие даже пели. Мне стало чуть-чуть завидно, потому что я ни разу в жизни не плавала на лодке и еще потому, что я никогда не отдыхала в выходные. Выходные – это время для работы, пока другие отдыхают.

Я представила, как бы вела себя на лодке, если бы однажды папа разрешил мне взять лодку на прокат. Можно было бы пригласить Андрея из четвертого «Б», он такой сильный и вежливый, при этом никогда никого не обижает, даже когда стоило бы.

Я не успела придумать, что бы мы делали в лодке, потому что все вдруг начали кричать и бегать кругами, тыкая руками в ветки на большом дереве неподалеку от нас.

На ветках сидело несколько обезьян, а под ними на земле лежал мужик в бежевой куртке, у которого изо рта шла пена. Я подумала, что это у него от мороженного, но все вокруг стали кричать, что обезьяны убили этого человека и мне стало страшно.

Папа взял меня за руку и потащил в сторону, потому что я не сразу поняла, что оттуда нужно очень быстро убегать. Я поняла, что все очень серьезно, только потому, что папа бросил свой пустой контейнер на землю и сорвал пустой контейнер у меня со спины. Каждый контейнер-холодильник стоит пять тысяч рублей и бросить на землю такое богатство может себе позволить только очень богатый человек.