Ольга Ушакова - Онкология любви. Драма женственности

– Ты придешь еще?

– Не знаю, – ответил он и его лицо застыло в пренебрежительной маске.

– Постой, не уходи так сразу, я не хочу ссориться.

– А мы и не ссоримся, – холодно отрезал он.

Самолюбие задело, не удалось обломать. А я, наивная, о любви размечталась. Ищи другую, а я не стану рисковать будущим ради твоей похоти, мысленно возмущалась я. Как мужчину его понять можно, но поймет ли он меня? Ведь от этого рождаются дети. Одного ждала, другого ждала: никому я со своей девственностью не нужна, и не дождусь никакой любви, а молодость быстро проходит. Их только постелью и можно привязать. Так, может, не стоит его терять, вдруг лучше не встретится, но ведь и тот будет настаивать. Что если все женихи будут бросать меня из-за этого? Рано или поздно придется решаться, так почему бы не рискнуть с Василием? Мне кажется, из него выйдет хороший муж. Остаться одной сейчас, когда свинцовое небо и льют дожди, когда так грустно, что хочется выть. Все-таки он чудесно ухаживал, восхищался мной при знакомстве. Наши чувства могли бы перерасти в любовь, если бы эта баба не попалась. Страшно рисковать, и посоветоваться не с кем, если только к Люсе поехать? Люся все знает, она разумная и душевная.

Люся встретила меня неприветливо, раздраженно заявила:

– Мне надо уходить.

– За советом приехала: парень бросает меня, потому что не отдаюсь, посоветуй, что делать?

– Ни в коем случае! – выкрикнула Люся так резко, что я вздрогнула.

– Но я не хочу его терять, а рано или поздно все равно придется решаться.

– Нельзя это делать! – истерично закричала Люся. Ее лицо искривилось и застыло в гневной гримасе. От внезапного страха меня затрясло, задела ее за живое. Люся испугалась своей вспышки гнева, ослабилась и поникла, на ее лице прорезалась глубокая скорбь.

– А ты откуда знаешь, у тебя что – было?! – осторожно спросила я.

– Сколько горя приняла, полгода прошло, а я никак в себя прийти не… – Она осеклась, ее лицо задергалось, а глаза увлажнились.

– Люся, прости, я не хотела сделать больно, если бы знала, не стала бы…

– Да что ж, сама собиралась сказать, чтобы с тобой такого не случилось, – смягчаясь, выговорила она и разрыдалась. Мне сделалось жутко.

– Ты что, беременна? – осторожно спросила я

– Ну что ты… – отмахнулась она.

– А я уж подумала о ребенке.

– Я даже не думала ни о каком ребенке! – раздраженно закричала Люся.

– Так, может, ты болеешь?

– Болею, ох как болею, Татьяна. – Она схватила меня за руку так, как хватается утопающий. Ее горе передалось мне, страшное предчувствие сжало сердце.

– А я смотрю, неважно выглядишь, Люсенька, чем болеешь?

Но Люся только плакала, я перефразировала вопрос:

– Неужели это неизлечимо?

– Вот именно, именно неизлечимо, как верно сказала, – горестно подхватила она и заголосила так, что у меня по спине побежали мурашки.

– Врачи ошибаются, все обойдется – ты молода.

– Ничего не обойдется! – закричала она

– Люсенька, неужели рак? – перепугалась я.

– Да при чем здесь рак? Душа болит! День и ночь гложет: ни есть, ни пить не могу, а только слезы лью, почернела и еле ноги таскаю, свет белый не мил…

И тут меня пронзила жуткая догадка: неужели из-за этого, или я не поняла чего-то?

– Люсенька, неужели из-за этого можно заболеть? – спросила я, надеясь, что прояснится истинная причина горя.

– Выходит, можно, еще отошла, видела бы ты меня тогда: краше в гроб кладут.

– Вот так отошла, да на тебе лица нет! Может, еще что-то стряслось, Люся, я не верю, что из-за этого можно заболеть.

– Да, только из-за этого, – тихо произнесла она.

Меня пронзило, так вот какая женская доля, что если со мной такое случится?

– Да в себе ли ты, Люсенька, голубушка, ведь полгода минуло? Вот смотрю на тебя, вижу твое ужасное состояние, но поверить не могу, что из-за этого можно убиваться. Забудь его, ну было и прошло, о себе подумай, так ведь рехнуться не долго.

– Я понимаю, что надо забыть, только ничего с собой поделать не могу.

Выражение ее лица сделалось беспомощным и страдальческим, лоб прорезала безысходная морщина, а глаза застыли в безысходной печали. Так вот оно какое, бабье горе, оборвалось внутри, не приведи Господи. Однако в следующую минуту кровь бросилась в голову, в висках застучало: нельзя мириться, надо что-то делать, надо встряхнуть ее, но как? Во мне все закипело и восстало против мужского обмана.

– Ну извини, я уж было подумала, ты схоронила кого, а тут мужик ушел. Да их еще много будет, и если из-за каждого болеть, то жизни не хватит! Ты что – с тремя детьми осталась? Ну не вышло с одним – с другим выйдет, может, еще лучше найдется. Подумай о своем здоровье: тебе детей рожать! Или без ума любишь?

– Да нет уже, да и раньше не очень, ну нравился, конечно, и все хорошо было.

– Совсем не понимаю, ну чего тогда голосишь?

– Да я и сама не понимаю, одно только сказать могу, не дай Бог тебе пережить такое.

– Люся, у тебя в комнате очень темно, может, свет включить?

– Нет, – закричала она истерично. Я перепугалась, что же он с ней такого сделал?

– Люся, успокойся, не надо так реагировать, это всего лишь свет, в темноте у меня глаза болят, но я потерплю. Не обидишься, если спрошу, что же это такое, ну какое впечатление?

Она долго молчала, а я испугалась, что опять сделала ей больно, совершенно безразличным голосом она ответила:

– Да никакого.

– Как никакого? Должно же что-то быть, все говорят – необыкновенное?

– Абсолютно ничего, ерунда какая-то.

– Тогда почему на этой ерунде все помешаны?

– Вот и я поражаюсь – почему? Ничего хорошего я не нашла, только страдания приняла понапрасну, вот что и обидно.

– Люсь, неужели все мужчины такие?

– Не знаю, может, и не все, но видишь, как я ошиблась.

– Расскажи, как у тебя с учебой?

– Да какая учеба, хожу на лекции, что-то пишу и ничего не понимаю, не знаю, как меня еще не выгнали из университета.

– Ты что несешь или действительно хочешь заболеть страшной болезнью? Надо думать о будущем, о здоровье и образовании, а мужики найдутся. Ты умная, добрая, симпатичная и душа у тебя красивая. Да будь я мужчиной – никогда бы не оставила тебя. Надо радоваться, что избавилась от недостойного. И пойми, ты еще легко отделалась, без осложнений, а могла залететь. – При этих словах, Люся вся перекосилась, будто я хлестнула ее по лицу.

– Да что ты понимаешь в этом? Он же у меня первый! Вот если бы с тобой такое, я посмотрела, как бы ты запела?! Не приведи Господи, но все-таки тебе не ведомо, как это больно, когда доверилась, а тебя бросают.

– Не надо отчаиваться, тебе всего 20 лет, еще будешь счастлива!

– Не говори мне ни о каком счастье! – нервно закричала Люся.

Конечно, я слукавила, хотела успокоить, да только рану разбередила своей девственностью: ведь у меня еще есть шанс встретить настоящую любовь, а у нее нет! Но тяжело видеть ее горе, оно невольно передается мне.